Покушение на Президента с учетом метаистории. (ГЛАВА 1)

В  ПОДГОТОВКЕ  "ЗОЛОТОГО  ВЕКА  ЧЕЛОВЕЧЕСТВА"
(Измененная версия)



Глава 1
«АРЕСТ»
(За 24 часа до покушения)

1
Разбитая от сильного удара губа, распухши, уже не кровоточила. Петр языком тронул нывшую десну.  
«Хорошо хоть зубы целы. А ведь у меня завтра лекции. – он вдруг печально осознал, что утром будет иметь нелицеприятный вид. – Ммм… голова раскалывается. Так вот что такое «нокаут». Или как там – «нокдаун»? А дверь должно быть звуконепроницаемая. – мысли, перескакивая с одного на другое, роились невпопад. Петр попытался было помассировать виски, но вывихнутая при задержании рука отозвалась резкой болью. Пришлось управляться одной левой. – Вот не зря что-то подсказывало о ФСБ. Как чувствовал! – морщась он вспомнил крепыша-следователя. – Ну, и зачем все эти вопросы по метаистории? К чему им мое понимание связи поту- и посюстороннего? Я что же в этом самый крупный специалист? – Петр, озираясь по сторонам, болезненно ухмыльнулся. – Такое чувство что я здесь именно из-за этого. А если бы удар пришелся выше? Под глаз или в переносицу. – мысли, по-прежнему кружась и сбиваясь, невпопад сменяли друг друга. – Представляю, вхожу в аудиторию – как там? – «со следами побоев на лице». А ведь у меня завтра две лекции c третьекурсниками и два семинара на первом».      
Тридцатилетний «кандидат наук» и университетский преподаватель «Новейшей истории» представил, как, придя утром на кафедру, встретит недоуменные взгляды коллег и студентов. Будучи по натуре застенчивым и скромным, вне стен любимого «истфака» известный лишь в кругах любителей истории и метаистории, да и то большей частью лишь «интернетовских», он был совсем не рад такому интересу к своей персоне.
«Да, уж. Смешки, шепотки за спиной. – морщась от боли Петр принялся массировать нывшую челюсть. – Так, стоп! Какое завтра? Какие семинары-лекции? А что сегодня? Выйду ли я отсюда в ближайшее время? Вообще, почему я здесь?  
Взгляд его скользнул по пустой серой комнатке без окон и вновь уперся в массивную, металлическую дверь, поглотившую крепыша-следователя.
«Странный все-таки. – подумал Петр, продолжая задумчиво озираться. – Сначала извинения за коллег. Затем «беседы по душам». Тут же прямым текстом угрозы. И вновь «по душам». Не соскучишься! И вопросы все какие-то с двойным дном.  
И в правду, зачем ему это: «Могут ли методы метаистории помочь повлиять на ход истории?» Могут – не могут. Кто его знает? Метаистория совсем еще молодая наука. С незначительным еще опытом, чтобы сказать уж наверняка. В прочем, почему бы и нет? Она, хотя большей частью и о потусторонних процессах, но и не в последнюю очередь об их воздействии на нас и наш мир. – Петр вновь коснулся опухшей губы. – Приложить бы что-нибудь ледяное. Холодное. К двери что ли прижаться? – он болезненно ухмыльнулся. – Представляю; щелкает засов, дверь внезапно нараспашку, а я… В прочем, тут и без «внезапно», сижу как на ладони. – подняв голову в поиске скрытых камер видеонаблюдения, Петр вновь вспомнил о следователе. – Наблюдает сейчас, должно быть. Анализирует.  
«А ведь, действительно, к чему все эти его: «Можно ли, используя знание метаистории, не только спрогнозировать, но и изменить разворачивающиеся вокруг события?» А разве кто пробовал? Хотя спрогнозировать будущее – точно. В прочем, это может и история. Совсем уже, так сказать, «узкая», относительно метаистории, наука лишь о посюсторонних процессах.
Да и, в правду, мы что же не знаем, что всякий авторитарный правитель, типа Гитлера или Путина, с масштабными и массовыми бедами в конце их правлений, приходит к власти именно на фоне предшествующего упадка. Причем, чуть ли не в роли спасителя. – с последними мыслями Петр горько усмехнулся. – Именно «спасителя». И именно на фоне упадка. И опять же – именно намеренно созданного. Правда, все это уже выше возможностей и объяснений истории. Она не отвечает на всевозможные; кем?, зачем?, почему? Зато отвечает метаистория…  
Отвлекшись, Петр попытался припомнить события двух или трехчасовой давности.  
«С чего же все это началось?...» – мысленно протянул он, задумчиво прикрыв глаза.
Петр вспомнил, что едва вышел из университета как в глаза бросилась, стоявшая напротив иномарка с затемненными окнами и букетом алых роз на капоте. Перекочевавшим тут же в руки коротко стриженного здоровяка, едва из университетских дверей хлынул вместе с Петром очередной поток студентов.      
«Нет-нет, – отмахнулся он от этой первой, пришедшей на ум, версии. – Здоровяк с букетом явно не причем. Ведь, когда через полсотни метров я повернул за угол, иномарка оставалась все там же. По крайней мере, алое пятно роз было на прежнем месте. Да, точно. Едва же я свернул в переулок, как вслед подкатила совсем другая легковушка. В прочем, кто их разберет? Может все они как раз из одной конторы».
Он внезапно припомнил как водитель, излишне резко притормозившей иномарки, столь же быстро спросил, отчего-то нарочито широко улыбаясь:  
– Не подскажете, как проехать на улицу…  
Петр, вспомнив все это, криво тут же усмехнулся, поняв вдруг, отчего вопрос «Как проехать на улицу…» закончился неразборчивым «шиш-быр-ского».
Переспрашивая, Петр сам интеллигентно подошел к машине. Сам склонился к приоткрытому окну. Тут же кто-то заломил руку за спину. Резкая боль пронзила плечо. Портфель выпал из рук. Кто-то еще, пытаясь затолкнуть в машину, насел с другой стороны. Действуя, скорее инстинктивно, чем осознанно, Петру странным образом удалось, резко вывернувшись, на секунду-другую освободиться. Но тут же сильный удар апперкотом в челюсть, а следом еще один, бесцеремонно расставили все на свои места.  
Как затолкали в машину, как и куда везли; вообще, все дальнейшее, Петр помнил смутно. Помнил лишь, что на крутых и быстрых виражах перед глазами маячило, расплываясь, то одно, то другое напряженно-строгое лицо…  
Выждав, когда боль поутихла, Петр вновь принялся массировать ушибленную скулу; на этот раз едва касаясь нывшего места.  
«Конечно же, у истории нет такой глубины видения проблем и такого миропонимания какие есть у метаистории. – незаметно мысли вновь вернулись к излюбленной теме. – Зато история учит другому. – он попытался было заступится за любимую науку, но, с досадой взглянув на арестантскую обстановку вокруг, горько воскликнул. – Чему?! Кого история учит? – взгляд его вновь заскользил в поиске камер-невидимок. – Да, нет. Кому надо – того учит. Ведь разве, к примеру, не знаем мы, что всемирный экономический кризис перед Второй мировой – опять же, словно намеренно – ослабил экономику и военную мощь всех великих держав той поры? Столь же странно выведя вперед потенциальных агрессоров – Германию, Японию и СССР; еще в те же тридцатые либо исключенных из Лиги Наций – как СССР, либо «самоисключившихся» – как Германия и Япония. Знаем. Как и знаем, чем все это закончилось. Другое дело, чем же тогда, в таком случае, менее показателен современный, столь же масштабный экономический кризис конца 2000-х? Хотя и с другими военно-политическими антигероями: Россией – теперь, и Китаем – чуть позже; опять же менее других экономически пострадавших в этот период. По крайней мере, много менее существенно чем Евросоюз и США.  
Да и разве, крайне воинственное «Исламское государство» не ведет себя уже точно так же, как действовали накануне Второй мировой милитаристская Япония, гитлеровская Германия или все тот же Советский Союз; захватывая и присоединяя все большие и большие территории? – Петр болезненно сморщился не то от приступа головной боли, не то от понимания близости новых скорых масштабных бедствий.
«Понятное дело, – печально вздохнув, продолжил он. – История не дает исчерпывающих ответов на всевозможные «почему?». Случайно все это или же нет? Дело рук исключительно человеческих или не только человеческих? А если «не только», то каких тогда неведомых сил и какие цели преследующих? Вообще, каким тогда образом все вокруг – и здесь, и там – взаимосвязано?  
Случайны ли, к примеру, одновременная активизация в 2014 «наступательной» политики России в Восточной Европе и того же самого «Исламского государства» – на Ближнем Востоке? К чему все это ведет и чем кончится?  
С точки зрения истории – как, в прочем, и всех прочих общественно-политических наук, способных более-менее «держать руку» на пульсе времени – все это лишь случайное совпадение.
И вовсе, к примеру, не понимающих – отчего, ради каких-таких целей, Путин так и не остановится, введя уже (и продолжая вводить) в украинский Донбасс «наступательный контингент российских войск»; способный захватить Украину и присоединить Приднестровье, но не способный победить Евросоюз и США. Даже с переводом всей российской экономики на военные рельсы, а населения – в еще более самоубийственное положение тотальной мобилизации.

2
Петр, пытаясь больше ни о чем таком не думать, круговыми движениями массируя затылок, посидел какое-то время вспоминая недавнее свое задержание. Но мысли о недалеком уже, еще более безрадостном будущем вновь взяли вверх.
«Русский национализм»» – так, скорее всего, назовут это нелепое «явление», с безмерным самодовольством и мнением о всех вокруг как о врагах, в лучшем случае – как о временных союзниках. Правда, не сейчас, а по окончании скорой уже мировой войны. О которой, собственно, преподобный Серафим Вырицкий и предупреждал по завершении еще Второй мировой: «Эта война, о которой повествует Священное Писание и говорят пророки, станет причиной объединения человечества…»  
Горестно качая головой и печально вздыхая, Петр вспомнил цитату из «Розы Мира», религиозного философа прошлого века Андреева: «Народ, возомнивший себя мессией, а все остальное человечество – блуждающим во тьме, обрекает себя на одно из двух: или на трагедию разрушения своей исторической цитадели (как Еврейство)… или на бесплодное кипение и выкипание в самом себе (как Византия)… Давно уже осознан и выражен тот факт, что всякий народ, несущий в мир, как говорил Достоевский, новое слово, ощущает  свое избранничество. Но это избранничество – не единственно, и всякое самообольщение на этот счет грозит катастрофой».
Тут же, как продолжение предупреждающих слов Андреева, из глубин памяти выскользнуло явно пророческое стихотворение поэта-мистика XIX века Владимира Соловьева:  

«…Когда в растленной Византии
Остыл божественный алтарь
И отреклися от Мессии
Иерей и князь, народ и царь, –
Тогда Он поднял от Востока
Народ безвестный и чужой,
И под орудьем тяжким рока
Во прах склонился Рим Второй.
Судьбою павшей Византии
Мы научиться не хотим,
И всё твердят льстецы России:
«Ты – Третий Рим, ты – Третий Рим».
Пусть так! Орудий божьей кары
Запас еще не истощен.
Готовит новые удары
Рой пробудившихся племен
От вод малайских до Алтая
Вожди с восточных островов
У стен поникшего Китая
Собрали тьмы своих полков.
Как саранча, неисчислимы
И ненасытны, как она,
Нездешней силою хранимы,
Идут на север племена.
О Русь! забудь былую славу:
Орел двухглавый сокрушен,
И желтым детям на забаву
Даны клочки твоих знамен.
Смирится в трепете и страхе,
Кто мог завет любви забыть...
И Третий Рим