КРЕСТ НАШ? (киносценарий. Фильм третий. Часть вторая.) ФЕДЯ.

                                  1973г.
                    Хакодате. Театр.
                    Офис Тадано.
                    Слева от двери - мягкий диван-"канапэ". У дальней стены - рабочий стол.
                    Между ними - огромное, во всю стену окно.
                    Над столом репродукция: "Гора Фудзи в пору цветения сакуры".
                    Почти впритык к столу - маленький, передвижной столик с напитками, бутылкой "Саке",
                    запотевшей бутылкой "Столичной", бокалами и тарелочкой с орешками.
                    На диване сидит японец, лет пятидесяти. В кимоно.
                    Это - "старый" Тадано.
                    Рядом с диваном, ближе к окну - "Самурай", в темных очках, прикрывающих синяк.
                    В центре офиса беседуют: Префект, Жена Префекта и Тадано младший.

                    Входит молодая Японка.
                    Коротко поклонившись, она что-то говорит и отступает в сторону, освобождая проход.
                    Присутствующие поворачиваются к двери.

                    Входит Никита. Сделав пару шагов, останавливается в нерешительности.
                    Следом входит старик Лесин, равнодушно отступает к дивану.
                    Никита явно смущен: Его разглядывают люди в вечерних туалетах. Рукав блузки вылез
                    из окончательно порвавшегося пакета и никак не желает прятаться.
                    Тадано мл. что-то говорит. К Никите подходит молодая Японка, знаками показывает, что
                    он может отдать пакет ей.
Никита: - (отдав пакет) Я хотел поблагодарить,.. товарища Тадано, за предоставленную мне возможность, посмотреть спектакль.
                   Старик Лесин здесь и далее переводит.
                   Тпдано мл. коротко кивает.
Жена Префекта: - Вам понравился спектакль?
Никита: - (искренне) Да, очень!
Жена Префекта: - Вы любите Горького?
Никита: - Нет. Да это и не самое лучшее его произведение.
Жена Префекта: - (удивленно поднимает брови) А какое его произведение - "самое лучшее"?
Никита: - (он чуть "освоился") Намой взгляд - "Девушка и смерть". Поэма.
Жена Префекта: - Поэма? Он что, еще и стихи пишет?
Никита: - Да, но...(запнулся, понимая, что может поставить в неловкое положение, женщину не знающую о смерти Горького. Нашелся) Но раньше он писал лучше.
                   Префект и молодой Тадано переглядываются, оценив такт Никиты.
Префект: - Вы впервые в Японии?
Никита: - Да, уже часа четыре.
Префект: - (сожалеюще) За столь короткое время, Вы, конечно же не успели увидеть, сколь прекрасна наша страна.
Никита: - (он совсем "освоился") Даже столь короткого времени, мне хватило, чтобы понять: Самое прекрасное в Вашей стране, это ее жители.
Префект: - (улыбнулся. С легким пафосом) Только умеющий видеть, поймет красоту сакуры в пору ее цветения! (показывает репродукцию на стене)
Старый Тадано: - (не вставая с места) Откуда именно из России, этот молодой человек?
Тадано мл.: - Мой отец был в России, после войны.
Никита: - Я с Дальнего Востока. Из Благовещенска.
Старый Тадано: - (почти вскакивает) О! Бараговеченк! (подходит к Никите) Бараговеченк. Прен. Скора строир, бараница строир...
Никита: - (улыбается) Я помню, как солдаты с винтовкам, водили пленных.
Старый Тадано: - (тоже улыбается) Сарадат. На-ча-ри-ник! Ать-та! Ать-та! Стой!...Вер-ту-хай! (смеется)
Никита: - Я тогда совсем еще мальчишкой был. Плохо помню.
Старый Тадано: - (печально) О...Маричишки...

                              1949 год.
                     Благовещенск.
                     Лето. Панорама старого города.
                     По улице движется отряд пленных Японцев.
                     Впереди - Тадано. Командир.
                     Позади него  - человек 20-25 Японцев. В старых, заплатанных но чистых форменных куртках
                     и в русских солдатских ботинках с обмотками.
                     Идут - "держа ногу". повинуясь четкой отмашке правой руки командира.
                     Замыкает колонну солдат конвоир с "трехлинейкой" на плече.

                     Женщины со скорбно поджатыми губами.
                     Российские инвалиды, только чт закончившейся войны.
                     Просто прохожие.

                     Стайка мальчишек поджидает колонну за одним из мостков через кювет.
                     На каждом из них, что-либо "военное": Пилотки со звездами, ремни с медными пряжками.
                    "Командует" ими шкет в "командирской" фуражке, съезжающей на глаза и "командирским"
                     ремнем на голом пузе.
                     В руках мальчишек рогатки и просто камни.

                     Колонна поравнялась с отрядом.
Шкет: - (командирским голосом) По японским самураям! Батарея! Огонь, пли!
                    В колонну летят камни.
Охранник: - (незлобиво) Кыш, огольцы! Задницы надеру!
                    Кто-то из женщин шлепает по заду не успевшего убежать "воина".

                   Площадка перед японской казармой.
                   Казарма - барак обитый толью, ряд умывальников, высокий досчатый забор соседней усадьбы,
                   Возле самого забора - скамейка. Такие же скамейки у стены казармы. По обеим сторонам от двери.
                   Несколько тополей и черемух.

                   Возле умывальника - Тадано. Он пытается заклеить, рассеченную камнем бровь.
                   Но...Зеркальце соскальзывает, бумага расползается от крови. Не получается...
                   Женская рука трогает Тадано за плечо.
Женский голос: - Дай, помогу.
                   Тадано оборачивается. Перед ним  - молодая, лет 15-16ти русская девушка.
                   Это - "Федя" - Феодосия Косицина.
Федя: - Давай помогу. (Видит, что Тадано не понимает, достает из "маминой дорожки" чистый. шелковый платок с кружевами. Мочит платок под умывальником, вытирает кровь с лица Тадано. Срывает "подорожник", споласкивает, выщипывает середину, прикладывает к ране. Участливо) Дома-то, поди ждут? (пытается помочь себе жестами) Дома ждут? Наверное и дети есть? Ведь, не молоденький!
                   Тадано что-то кричит в сторону казармы.
                   Выбегает Японец, чуть-чуть понимающий по-русски.
                   Завязывается беседа с "переводчиком". в конце которой мы узнаем, что Тадано 28м лет,
                  дома остался сын а жена умерла при родах.

                   К казарме подъезжает подвода с двумя Японцами и тем же конвоиром.
                   Привезли ужин.
                   Тадано жестами объясняет, что он - командир, обязан кормить подчененных.
                   Коротко поклонившись, уходит.

                   Кто-то из Японцев, получив свою пайку. уходит есть на скамейку.
                   Хлеб, липкая овсянная каша, сваренная на воде, кружка с жидким чаем.
                   Жалостливо покачав головой, Федя уходит.

                   Вечер того же дня.
                   На скамейке у казармы сидит Тадано в окружении Японцев.
                   Японский говор, смех. Кто-то штопает старенький китель, кто стирает обмотки, чистит обувь,
                   кто-то курит "русскую махру", сетуя на "крепость". Снова смех.
                   К пленным подходит Федя.
                   На ее плечах - "праздничный" платок. В руке - аккуратный узелок.
                   Как-то незаметно, все Японцы "исчезают", оставив своего командира наедине с девушкой.
Федя: - (протягивает узелок Тадано) Поешь, Даня...Вон, ведь худенький какой...(Видит, что Тадано не решается взять узелок, помогает себе жестами) Тебе кушать надо. Сын, ведь, ждет...
                   Тадано развязывает узелок. В нем, на тарелке, несколько еще горячих картофелин,
                   большой ломоть хлеба, яйцо, соль в спичечном корбке и огромная помидорина,
                   порезанная на дольки.
                   Внимательно посмотрев на Федю, Тадано садится, жестом приглашает девушку присоединиться.
Федя: - (садится, берет ломтик помидора.) Ты не подумай, что мы жадные. Просто, всем сейчас трудно. После войны.
Тадано: - Война...Да, война...

                              1949г.
                              Осень.
                   Те же тополя, только в "золоте".
                   Та же казарма.
                   Тадано, в чуть великоватой ему русской шинели, на скамейке у забора, ждет Федю.
                   За забором звучит патефон.
                   Утесов "хрипит" за Одессу.
                   Объектив камеры поднимается выше и перед нами предстает небольшой, уютный дворик.
                   В центре - то ли большая беседка с деревянным полом, то ли открытая "летняя" кухня.
                   Стол за которым сидят 10-12 гостей. Среди них:
                   Любаня - молодая, чуть старше Феди девушка.
                   Иван - того же возраста, что и Тадано. Без ноги.
                   Гармонист - мужик лет сорока, в костюме.
                   Хозяин - Дед Авдей, лет шестидесяти. Тоже в костюме, на лацкане которого - два "Георгия" и "Слава".
                  Тетка Наталья - жена Авдея.
                  Почти все мужчины а их немного - в военной, без погон форме.
                  Любаня управляется с патефоном.
                  Стол заставлен обычными для осени блюдами: Огурцы, помидоры, соленые и маринованные грибы,
                  много рыбы - жареной, заливной. маринованной. Большая тарелка со сметаной, Огромное блюдо с
                  еще дымящимся картофелем, обильно политым "луковой" зажаркой.
                  Бутылки с белыми сюргучными головками. "Кагор" "для дам".
                  Под столом, рядом с Авдеем, литров на пять - бутылка с самогоном.
                  Наталья потчует гостей.

                  Камера возвращается к Тадано.
                  Только что пришла Федя.
Федя: - (с улыбкой показывает на забор из-за которого льется музыка.) Гуляют у Авдея.
Тадано: - Праздник?
Федя: - Душа праздника требует.
Тадано: - (осторожно достает из кармана шинели, маленький сверток, подает Феде) Тебе.
Федя: - (разворачивает сверток. С нескрываемым восторгом) Мне!?
                 На ладони Феди - кукла-самурай.
                 Восторг девушки понятен: Никогда еще она не получала таких подарков.
                 Кукла очень красива: Глиняная головка, со свирепым выражением лица, шелковое кимоно,
                 с черной оторочкой и черным же поясом. За поясом блестит выкованный из гвоздя и отполированный
                 руками Тадано - меч.

                 За забором замолкает патефон, гармонист начинает "плясовую".
                 Камера поднимается над забором.
                 Наталья легко, не по-возрасту, "дробит" каблучками перед Авдеем, приглашая его в "перепляс".
Авдей: - (шутливо машет на нее руками) Да куда мне - старому!? Пусть вон, молодые попляшут!
                 Любаня срывается с места, "задробила" перед Иваном, явно трофейными, "довоенными" туфельками.
                 Наконец Иван не выдерживает. Легко встает, скачет на одной ноге в центр площадки.
Иван: - (дробно стукнув костылями в пол)
                 Нюсь, Нюсь, Нюсь, Нюсь!
                 На Любашке я женюсь!
                 Я, хотя и без ноги,
                 Но, очень даже - "все моги!"
                         Гости смеются, аплодируют.
Любаня: - (дробит каблучками вокруг Ивана)
                 Отрекаюсь, наотрез!
                 Закажи сперва протез!
                 И не надо для ноги
                 А, для того, чтоб - "все моги!"
                        Гости смеются, подбадривают Ивана.
Иван: - (выбивает костылями об пол барабанную дробь)
                 Издеваешься, Любаня?
                 Не закончишь - придушу!
                 Я без всякого протезу,
                 Там где надо - "пропашу"!
                        Гости аплодируют, смеются, подбадривают Любаню.
Любаня: - (дробит каблучками)
                  Ты забыл, наверно, Ваня?
                   Мы сидели на диване!
                   Я попробовать хотела,
                  Не нашла живого тела!
                         Иван