недостаток – это отсутствие пояса (черт знает, куда подевался!), поэтому он норовил распахнуться в самый неподходящий момент, открывая то, что Кондрату лучше было бы не открывать.
Душевное блаженство переполнило Кондрата, и он, чтобы усугубить блаженную переполненность, проще говоря, чтобы догнаться, как был в халате на голое тело, побежал за водкой в ближайший магазин, что удивило и даже озадачило недремлющий разум. Но сон есть сон. Во сне свои законы жанра.
Лето прошло. На дворе стояла то ли поздняя осень, то ли ранняя бесснежная зима. Задувал пронзительный ледяной ветер. Под его порывами редкие прохожие склоняли головы, пряча подбородки в замотанные на шее шарфы, и не обращали никакого внимания на голого Кондрата. Порывы ветра срывали халат, и прикрыться им, даже придерживая обеими руками, было весьма проблематично. Холода Кондрат не чувствовал. Мысленно он наплевал на все условности и приличия, активно замахал руками, ускоряя шаг, а халат, как парашют у приземлившегося парашютиста, трепыхался у него где-то за спиной и, если бы руки не были просунуты в рукава, улетел бы к чертовой матери.
Он почти дошел до магазина, оставалось только перейти улицу, но тут столкнулся с непредвиденным препятствием, которого раньше не было. Вдоль улицы посреди проезжей части тянулась широкая и глубокая траншея. Видимо, к строящимся элитным домам тянули коммуникации, что Кондрата нисколько не обрадовало. Он долго шел по краю траншеи в поисках мостика или какого-либо перехода на другую сторону улицы, но ничего похожего ему на глаза не попалось. В сердцах он развернулся и пошел в обратном направлении, но также безрезультатно. В одном месте ему показалось, что стенки траншеи не такие отвесные и засыпаны песком, будто здесь специально разгрузили несколько самосвалов.
Увязая в песке, падая и чертыхаясь, Кондрат спустился на дно траншеи и тогда осознал, насколько опрометчиво поступил. Самосвалы с песком разгрузились только с одной стороны траншеи, а с другой поднималась отвесная стена, подняться по которой не представлялось возможным. Не оставалось ничего другого, чтобы выбраться на поверхность, как подниматься назад тем же маршрутом, каким спускался. Подниматься оказалось намного изнурительнее, чем спускаться. Кондрат выбился из сил. Стоило ему сделать шаг, как песок осыпался, и он снова съезжал на то место, с которого начинал движение.
Недремлющий разум, наблюдавший за Кондратом из другого измерения, из другого мира реальности, пришел к неутешительному выводу, что Кондрат достиг своего физического предела. Скорее всего, он никогда не выберется отсюда, а его обнаженное закоченевшее тело, слегка присыпанное песком, найдут строительные рабочие, которым будет поручено растаскивать песок по дну траншеи. Однако на этот раз разум ошибся. Кондрат, где на четвереньках, где ползком, выбрался на поверхность. Он долго лежал на краю приготовленной для него могилы, приходя в себя, пытаясь отдышаться и успокоиться, пока не почувствовал, что замерзает. Потянуло в сон. «Интересно, как во сне можно уснуть. Разве что навсегда, навечно», – мелькнула мысль. Пересилив себя, он встал, отряхнул налипший песок, вытряс халат и завернулся в него. Стало теплее. Кондрат направился к одноэтажному дому еще довоенной постройки и переделанному в парикмахерскую, что подтверждала вывеска над входом. В эту парикмахерскую его водили родители, когда он был еще дошкольником, подстригаться под чубчик. Потом уже школьником он ходил сюда самостоятельно стричься под полубокс. Ему нравилось развалиться в кресле, положив руки на подлокотники и выставив локти. Молодая парикмахерша, примеряясь и щелкая ножницами над головой клиента, терлась о выставленные локти своим лобком к обоюдному удовольствию сторон. Иногда процесс стрижки затягивался – что-то не устраивало мастера, и девица с еще большим ожесточением принималась щелкать ножницами над головой юного клиента. Потом парикмахерскую снесли, а на ее месте построили пятиэтажку. Но это было потом, а сейчас во сне парикмахерская стояла на своем месте.
Кондрат вошел вовнутрь и удивился, сколько людей было в небольшом помещении с низким потолком, где клиенты обычно ожидали своей очереди к мастеру. Люди сидели и стояли, не снимая верхней одежды, закутанные в шарфы. Все были угрюмы и молчаливы, как на поминках. На вошедшего Кондрата в испачканном халате на голое тело никто не обратил внимания, никто не нарушил своей сосредоточенности. Кондрат огляделся и понял, почему здесь так тесно: много места занимал большой гроб из струганных досок, подпиравший низкий потолок в углу.
Через дверной проем без двери глянул Кондрат в соседнее помещение, где, собственно, клиенты и подставляли свои головы под бритвы и ножницы, и еще больше удивился. Там никого не было: ни самих мастеров, ни посетителей. Только пустые кресла. Откуда-то появилась немолодая женщина в голубом фирменном халате с дурной прической и сразу подошла к Кондрату.
- Нравится? – спросила она, указывая взглядом на гроб у стены.
Кондрат опешил и не знал, что ответить.
- Мой племянник делает, – продолжила она, не дождавшись ответа. – Золотые руки у парня. А обивку вы сами можете подобрать. Я вам сейчас образцы принесу.
На этом месте сон неожиданно прервался, вместо сна появилась черная заставка, а недремлющий разум за кадром прокомментировал в лапидарном стиле:
- Будешь дальше так пить – сдохнешь!
Кондрат продрал глаза и уставился в работающий телевизор. На телеэкране продолжала веселиться попса или продолжала делать вид, что веселится, но, как показалось Кондрату, уже не так задорно и безудержно, как в самом начале наступившего года. Он остался невосприимчив к предлагаемому веселью, машинально пощелкал кнопками пульта и удостоверился, что попса гуляет не на всех каналах. Кое-где шли фильмы и сериалы, скучные и невразумительные. С сожалением посмотрел Кондрат на пустую баклажку пива, потом глянул на часы: идти на «точку» за самогоном было, пожалуй, рановато, хотя на «точке» скорее всего не спали – местные колдыри наверняка бегали туда всю ночь за дешевым пойлом. Он прислушался к себе и отметил, что не испытывает жестокого похмелья. Он вообще не испытывал никакого похмелья, просто душевное состояние было далеко не юбилейным, так что у него были все шансы встретить завтра жену трезвым, но с помятым лицом, что легко объяснялось бессонной новогодней ночью.
Кондрат поднялся, пристально осмотрел газеты, которыми было застелено кресло, и, не найдя ничего подозрительного, скомкал их и выбросил в ведро для мусора. Потом включил горячую воду, снял с себя все, застирался, отмылся, вычистил обувь и, как был голышом, вымыл полы в коридоре и в ванной, чтобы не осталось никаких следов его недавнего позора. Снова залез под душ, наслаждаясь своей чистотой под упругими струями теплой воды. Только после этого надел на голое тело свой любимый махровый халат без пояса, блаженно закурил сигарету.
«Один в один, как во сне, – подумал Кондрат, – не хватает только, чтобы в халате нараспашку побежать за самогоном».
Испытывая душевный подъем, который требовал усугубления, он переоделся, глянул еще раз на часы, пересчитал деньги и шагнул в зарождающееся утро нового года.
