ЖОРЖИК
...человек был занят, любил, наслаждался,
страдал, волновался, сделал своё дело и,
следовательно, жил!
Гончаров, "Обыкновенная история"
- Хотите знать, как мы воевали?.. У нас три раза...
Три раза сменился весь личный состав. Так воевали...
- Да как же ты выжил тогда, хоть скажи?!
- Не спрашивайте меня – я не знаю, как я выжил...
Из разговора.
1
"Вот, смотрите, - говоривший лениво улыбнулся, распахнутой ладонью указал на место, - вот: неделю назад забетонировал, а уж высохло. Цемент - четыре сотни достал, колышки и цепь из алюминия - чтоб ржа не ела. Да, я тут поспрашивал у наших насчёт серебрянки - обещались отложить. В следующую субботу покрашу ограду и крест, и будет всё - будь здоров, Капусткин... А здесь вот, думаю, скамеечку приспособить, - так, чтоб, значит, посидеть можно было, помянуть мать не спеша..."
Одна из двух стоявших рядом женщин укоризненно покачала головой - жест, перенятый ею в молодые годы у институтского профессора; когда тот демонстрировал первокурсникам распятую на доске лягушку, то также хмурился, подбирал губы и, вообще, жутко гримасничал. От точных надрезов белая кожица брюшца бесстыдно разъезжалась обнажая бензиново-мыльные внутренности, среди которых отчаянно бился маленький красный комочек... "Несчастная тварь! - восклицал профессор. - Она страдает за всё человечество. Попомните, коллеги, придёт время - и нашей ляге поставят памятник..." И, обращаясь к лаборантке: "Леночка, ещё парочку, пожалуйста. И пипеточку с магнезией..." Лаборантка передавала магнезию, вынимала из ведра очередную парочку страдалиц, распластывала их на досках и быстро-быстро подбивала лапки гвоздиками.
"Ты много пьёшь в последнее время..." - сказала женщина.
"Душа у меня болит."
"Ишь ты - душа у него! Ты посмотри на себя: весь седой, ссутулился... вон, пузо из-за ремня вываливается, - а ведь не на пенсии, Виктору моему ровесник. Видел его давеча? Волоска седого нет и фигура (тьфу-тьфу!) как у молодчика. А почему? - просто блюдёт себя человек, не баламут, опять же - партийный, а ты..."
"Он на фронте не был..."
"А при чём тут это? Да он семь лет (шутка сказать - в молодые-то годы, когда кровь играет и всё такое), семь лет с казармы не вылезал! Да он через это дело умом тронулся, идиотом полным стал!"
"И чего ты за идиота-то вышла?"
"Взяла - да и вышла. Детей надо было рожать. Ну, а отправили бы его на фронт - и чего? - убили бы в первом же бою, и осталась бы я, глядишь, вон, как некоторые... Попрекает он..."
"Ну хватит! - вторая женщина, до того молчавшая, вдруг прикрикнула на обоих. - На кладбище люди не ругаться приходят."
"А что - я неправду говорю?" Первая женщина ещё что-то было хотела прибавить, но осеклась, взглянув на сестру.
"Ну, вы как хотите, а я мать помяну..." Он вынул фляжку, осторожно наполнил крышечку до краёв, молча выпил, часто заморгал и полез за платком.
"В одиночку-то не стоит. Не по-русски как-то. Налей уж и нам." - сказала вторая женщина.
"Странно, - подумалось первой женщине, - теперь вот и на слезу его пробило. Совсем сдаёт братец - видно, не жилец..." Она засобиралась, заторопилась, и всю дорогу до автобуса объясняла брату, что у него, похоже, декомпенсированная ангиодистония, то есть сосудистый криз; наперстянку надо принимать, корвалол пить и, в случае чего, анальгином закусывать. И вообще, её надо слушать, потому что она врач. Диагнозист, причём хороший - иначе бы ей пациенты розы букетами, а конфеты коробками не носили. А то, вон, Лёва, викторов брат, тоже всё про себя полагал - мол, умён я как поп Семён. Палата, де, у него! Не послушался знающего человека - и вот пожалуйста - взял да и помер. Всё тот же криз. Вот те и мудрец... Ферапонт он Головатый! Дурец, а не мудрец - прости, Господи.
А с сестрой - словом не перемолвилась. Обиделась.
2
- Десять раз повторить захват руки с переломом. Выполнять!
- Есть!
Капитан постоял, переваливаясь начищенными сапогами с носка на пятку, выплюнул зажёванную соломинку, погладил ремень и перешёл к другой паре. Новый командир разветроты дивизии оказался мужиком хватким, с опытом и практически непьющим. На его гимнастёрке блистали две Красные Звезды и круглая медаль на квадратной планке - "ХХ лет РККА". Первым делом ротный проверил подготовку бойцов, вздохнул, сказал, что разведка - дело важное и интересное, а не просто пехота - ать-два! - что здесь нужно уметь бросать ножи и, вообще, убивать человека разными способами, в том числе - голыми руками; что самураи, например, для таких дел даже борьбу особую изобрели - джиу-джицу называется - и он их этой борьбе научит.
Ротный слово сдержал. Больше месяца они, если не на задании, тренируются. Захваты с удушением, приём на перелом руки, ноги, на перелом позвоночника, броски, удары ножом.
С передовой накатил подсвистывающий рёв. Вспотевшие разведчики подняли головы. Вот они, "Ванюши", оставляя на голубом с лёгкими прозрачными облачками небе жирные, закрученные в спирали полосы, плотным косяком прошли над берёзами. Далеко, за вторым леском, откуда вылетели мины, снова поднялся дымок - сжатые в одну новые трассы повторили путь первой серии... Сейчас дымок засекли, передают координаты артиллеристам, те наведут орудия и накроют это место; но пятиствольника там наверняка уже не будет - немец увезёт, не дурак, поди.
Охнули разрывы.
- Немец прощальный салют дал! - крикнул кто-то.
- Точно, - заверил ротный, - снимается. Только не знает, кого благодарить: мы-то здесь, а он - вон куда захерачил!
Вокруг загоготали.
- Ха-ха! В пустоту залепили! Косые у них корректировщики!
- Шнапса надо меньше пить!
Это они, дивизионная разведка, были "виноваты" в том, что немецкая часть снимается: позавчера, в ночь, они взяли "языка".
3
Армии, корпусу до зарезу нужен был "язык".
Разведчики дивизии, до них стоявшей в обороне, за два месяца так и не смогли его захватить. Каждый раз их обнаруживали, обстреливали, и они возвращались, перетаскивая своих убитых и раненых. Кончилось всё тем, что немцы стащили с передовой двух красноармейцев. Тогда ту дивизию срочно заменили, и их, стоявших во втором эшелоне на пополнении, переставили в оборону.
Приехавший из разведотдела корпуса майор побеседовал с ними просто, не по уставу. Сказал, что об этом участке фронта в штабе не знают почти ничего. Так что "язык" нужен во как! Тогда и враг будет разбит, и победа будет за нами. А того, кто лично возьмёт "языка" - на месяц в отпуск, домой! И награды, конечно, будут. Всё как полагается.
Весь следующий день они пролежали на "передке". Здесь нейтралка уходила в низину, расширяясь до километра.
Вовка Голубев всё бубнил:
- Тоже мне - маскировка! Балахон с капюшоном. Как всадит снайпер пулю промеж глаз за такую маскировку. Вот у немцев разведка припудрена - боже ж ты мой! Уж чего не навыдумывали...
До полудня ротный был с ними, рекогносцировал местность, затем, передав Жоржику бинокль, поставил задачу:
- Как, сержант, две берёзки в поле видишь?
- Нет.
- Правее возьми. Как?
- Вижу.
- Ориентир для твоей группы. Ровно в половину первого ночи чтоб были там. Дальнейшие указания получишь на месте от Лазарева. Только смотри, сержант, две берёзки! Чтоб не перепутал!
- "...средь жёлтой нивы чету белеющих берёз..." Не перепутаю.
- "Чету берёз?" Чего-то знакомое, а?
- Стихи. В школе учили.
- Хорошие, значит, стихи. Ну, бывай, сержант. Не теряйся!
Припекало. Опарин, губатый пермяк, который, когда наедался кислой капусты, потом часто и громко выпускал кишечные газы, за что получал от товарищей грубые тычки или добродушное "не бзди - прорвёмся", в зависимости от настроения, - теперь деловито перевернулся на бок, стёр с лица мошкару и начал "глушить" сухпай. Жоржик, скривившись, шикнул:
- Тише жуй - немец услышит.
- На такое дело идём, да ещё чтоб не жравши?! А-га!
- Ничего особенного: дело как дело.
Опарин облизал нож, с грустью взглянул на пустую банку из-под тушёнки, покосился на Жоржика, и вдруг хлопнул себя по лбу.
- Ох, ё! - я ж её всю один слопал. То-то я смотрю... Подожди, у меня тут свой НЗ есть! - он вынул завёрнутый в тряпицу шмот сала и порядочный кусок чернушки. - Во, держи! Тебе часто пишут?
- Часто. - заверил Жоржик, расправляясь с салом.
- А тебе кто пишет - жена?
- Мать.
- А жена? А-а... А я вот по весне перед самой войной женился.
- Ну и как?
- Знаешь, другая жизнь. Вот до свадьбы: я получал зарплату - хватало, она получала - вроде, и ей хватало, а как зажили вместе - так все деньги за неделю и спускаешь. Вино, там, сласти. Гуляли. А потом... - Опарин, собрав губы в трубочку, испустил тихое " ...ф-фють!" - И ссоры, конечно, из-за этого! На оборонке "бронь" была, но... Тоже, знаешь: пашешь, пашешь... Тут тебе и ремонт, и установка бронеплит. Сначала их приваривали, а потом оказалось, что приваривать нельзя - сталь крошится - можно только клепать. Старых инженеров за вредительство - под суд, а новых-то не дали. Как выкручивались - сам не пойму. Из депо, бывало, сутками не вылазишь, а паёк... Чуть с голодухи не тронулся, ей бо! В общем, как фашиста под Сталинградом долбанули, я воевать и попросился. И не промахнулся - с харчами тут получше. А ты давно воюешь?
- С июля сорок первого. Жди здесь!
Абдурахманов торопил:
- Кыгда к немцу пойдём, командыра? Айда сейчас, командыра.
- Скоро пойдём. Ты жди пока.
Вечером пригнанный ветром с реки стланец лёг в низину. Концы вех они ещё видели (ночью сапёры специально для них сделали помеченный вехами проход в минном поле), а вот берёзки исчезли.
- Пора? -спросил Голубев.
- Похоже... Передай всем - приготовиться. Ты и Мамедов -замыкающие.
- Покурить тянет.
Жоржик выплюнул залетевшего в рот комара, кивнул ожидавшему приказа Абдурахманову, поднял руку, на секунду замер и дал отмашку.
У березок их ждал комвзвода Лазарев. Мокрый и злой.
- Почему рано прибыли?
- С наших позиций берёзок вот этих уже не видать - молоко.
- Хорошо: если с наших - не видать, то с ихних и подавно. Когда группа захвата с сапёрами прибудет, тогда и пойдём. У нас задача простая - ждать у колючки, в случае чего - поддержать огнём.
- Майор говорил, кто первым до немца доберётся, получит отпуск на месяц. Неужто расщедрятся?
- Вот у майора и спроси. А о доме думать - сейчас это дело пустое. Не думаешь - оно и попроще... Да... Я вот с Рязани родом...
- А говорят, в Рязани растут грибы с глазами. Их едят - они глядят.
Лейтенант усмехнулся, но ответить, растут ли в Рязани эдакие диковинные грибы, не успел - вывалившийся из тумана Абдурахманов зашептал с отчаянной радостью:
- Немцы, командыра, немцы!
- Где?
- Айда покажу!
Они отбежали метров на сорок в сторону и залегли у сосёнок-подростков.
- И где твои немцы?
Абдурахманов выбросил руку вперёд.
- Там, командыра, там сымотры.
Еле видимые в киселе тумана, полусогнувшись, от куста к кусту пробежали три тени. Затем ещё три. И ещё.
Лейтенант прошептал отползая:
- Разведка. Караульте их здесь. Как поравняются - стреляйте.
Жоржик присел на колено, бережно приладил приклад к плечу. Он
