Последний круиз инженера Сугробина.Страницы из романа "Жизнь ни за что."

войти в винный отдел, трое майоров остановили меня.
- Остановись, пожалуйста! Ты приезжий и гражданский, тебе всё можно. Вот деньги. Возьми нам три штуки, а четвёртую оставь себе.
Я купил всё, что они заказали и отдал сдачу. От настойчивого навязываемого вознагражде-ния отказался.
- Очень неприятно, когда верховная глупость усугубляется глупостью местного значения, - сказал я майорам. – Но очень будет обидно, если на этом ещё и мы будем подрабатывать.
   А так 9 дней, которые я провёл в Яру, протекли незаметно. На десятый день получил при-каз от Рустайлина срочно вернуться. К тому времени ребята успешно отработали в воздухе, и далее ещё на десяток дней предстояла спокойная работа по составлению отчётов. Можно было бы немного и мне отдохнуть. Но приказ есть приказ. А в общем, городок мне понра-вился. Только в гостинице неудобство – на весь этаж один горшок. И в какое бы время не подошёл, дверь всегда на крючке. Один раз в 4 утра поднялся, и снова дверь на крючке. И ещё бывалые люди рассказывали, что бывали времена, когда на прилавках магазинов лежали осетры и свежие и копчёные, и селёдки каспийские, и прочая рыбная снедь. А сегодня вот только килька. И что-то будет, когда и килька исчезнет.
  Из Волгограда ехал поездом через Москву, потому что самолёт по расписанию на Горький шёл через двадцать часов, а поезд через пятнадцать минут. Измочалился за полторы суток, и в 23 часа усталый и потрёпанный, я предстал перед Леной, также усталой и раздражённой. Но что я могу сделать! Это моя работа. И всё, что я делаю, я стараюсь делать добросовестно и добротно. А для этого надо всё видеть самому, быть участником этапных событий. Через несколько дней меня ждёт новая поездка. Этого, без сомнения, не желает и моя крошка Диа-ночка. Вот перед ней я чувствую себя не правым. Но где мне зарабатывать дополнительные деньги? Ведь тянуть приходится и уже закончившую институт совсем взрослую Алочку, ко-торая за все годы стипендию получала только в первом семестре.

КИЕВ.
1985 год. В том далёком уже году Киев был ешё просто столицей Украинской ССР. Сейчас столица Великой Хохландии,
Впервые я приехал в Киев в 1982 году. НИИ вместо отработавшего ресурс ИЛ-14, купил но-вый АН-26, который предстояло переоборудовать в самолёт-лабораторию. И досталась эта работа опять же конструкторскому отделу, которым руководил Леонид Сугробин. АН-26 разработало КБ генерального авиаконструктора Антонова, который вопреки традициям по-чему-то обосновался в Киеве. Мне предстояло подвесить на хвост самолёта контейнер дли-ной около метра и диаметром в 40 см, который мог бы поворачиваться дистанционным управлением во время полёта на 160 градусов. Оба борта фюзеляжа должны были допускать установку нескольких антенн, а под фюзеляжем устанавливался контейнер в два метра дли-ны и до полуметра вниз. Салон надо было превратить в радиоизмерительную лабораторию. Естественно, такие желания могли быть осуществлены только при согласовании Генерального разработчика авиалайнера. Тогда –то и отправился Леонид Иванович вместе с начальником ЛИС1, взяв ещё конструктора из отдела в помощники, в стольный град Киев. Работы было много. И ещё раз, и ещё раз конструкторы отдела наезжали в мать городов русских. И только спустя три года в июле 1985 года я снова с начальником ЛИС закрывал свои визиты в Киев, т.к. самолёт был переоборудован и испытан лётчиками - испытателями КБ Антонова и сдан в эксплуатацию.
Тогда, в 1982 году, прямой рейс Горький – Киев доставил нашу троицу в аэропорт «Борис-поль» за два часа без приключений, и без усталости. До этого в Украине я был в Харькове на студенческой практике, и в 1979 году в Буштыне. Южный берег Крыма я за посещение Украины не считал. Там совершенно русский уклад жизни, русское население и, вообще, законная русская земля. Столица Украины от европейско – русского города также не отлича-лась. Полное общение на русском языке. Только вывески напоминали, что это другая страна. Но так и в Харькове, и в Симферополе, и в Севастополе. Зупынка Гоголя, перукарня, едаль-ня, мебля. Всё родное и близкое. И москалём никто Сугробина и его спутников в Киеве не называл. В КБ Антонова совсем никаких признаков заграницы. Язык общения только рус-ский, технический, и немного русский матерный.
Жизнь наша прошла в той первой поездке в гостинице «Русь», фешенебельной по тем време-нам. То, что Киев был совсем незнаком, я не мог сказать. Киево – Печерская лавра ничем не отличалась от фотографий и документальных фильмов, которые пришлось повидать. Памят-ник Богдану Хмельницкому и Крещатик тоже были известны. Понравилось размещение центрального стадиона в центре города, построенного к олимпиаде для проведения групповых отборочных турниров также, как и гостиница «Русь». Бродя по городу, осознал строчки известного романса «…в тёмных оврагах стояла вода…» Овраги оказались бездонными. И как поэт заметил на их дне блеск воды? Но на то он и поэт. У него фантазии. И понял бесконечность экскалаторов в метро, которое вынуждено было проходить под оврагами и всё это составляло неимоверную глубину прокладки линий.
В последнее десятилетие существования СССР при полном отсутствии продовольствия в Поволжье и на Урале, изобилие в Киеве поражало. Он был богаче Москвы и Ленинграда. Муссирующаяся искусственная ненависть в Украине к России, когда украинские вожди по-сле приобретения независимости, обвинили Россию в сознательном голодоморе Украины в тридцатые годы не укладывалась с богатством восьмидесятых годов. И понимая причину отчаянных воплей врагов России в самой России, и врагов России в самой Украине, могу подписаться под любым документом, подтверждающим, что относительный голодомор в Поволжье и на Урале в 80– х годах ХХ столетия был вызван непропорциональным распределением продовольствия в пользу Украины.
Киев – град, однако, город что надо. И как столица крупной республики, получал в свой бюджет значительно большие суммы на строительство, благоустройство и прочее, нежели даже весьма крупные промышленные областные центры и столицы других республик. Не вникая далеко вглубь, отмечаю, что фешенебельность центра быстро исчезала за пределами Крещатика. Но везде можно было выпить чашку отлично сваренного чёрного кофе с кусоч-ком свежайшего торта, который при тебе же отрезался от целого.
Конец июля 1985 г. был дождливым. Но было тепло и приятно. Все документы на эксплуатацию самолёта – лаборатории со стороны КБ Антонова были утверждены. Вчера были с лётчиками, испытывавшими наш самолёт в полной доработанной комплектации, на испытательном центре за городом. Там у лётчиков всё своё. Не то что у нас в Стригино – одна бытовка на всё и на всех. Но и авиапарк у нас всего из двух самолётов! Я не удержался получить удовольствие, и пока мой коллега гонял шары на бильярде, провёл три сеанса в сауне. И вышел после бассейна как новенький.
Перед нашим отъёздом лётчики зашли к нам в заводскую гостиницу. Поговорили, посидели. Долго посидели. Понимали, что расстаёмся навсегда, хотя и приглашали горячо друг друга в гости, семьями. Сидели хорошо, но утром было тяжело. Годы! Пока я ещё молодой. На вид только сорок. Ещё бы седину снять и волос прибавить!?

СЕВАСТОПОЛЬ.
1985 год.
Поезд Горький – Симферополь. Последний вагон №17, плацкартный. Последнее место №38 перед сортиром. Билет мне подсугробил Толя Золотов, начальник испытательного отдела. А меня буквально вытолкнули в Севастополь. Там что-то не получалась как надо с установкой аппаратуры. И хотя в Севастополе в составе бригады был мой конструктор – разработчик, всё равно он просил помощи.
Дело было серьёзное. Институт разработал специальную аппаратуру для обнаружения ядер-ного оружия на борту вражеских кораблей, скрывавших его наличие. Были спроектированы сверхчувствительные датчики, которые как минимум, за полкилометра «чуяли» урановый запах в трюмах подозрительных кораблей. В апреле месяце я с этим конструктором уже был на рекогносцировке по поводу экспериментальной установки аппаратуры на спасательном корабле «Эльбрус».
Почему в это дело вляпался я со своим отделом? Вопрос, конечно, интересный. Рустайлин почему – то считал, что я со своим отделом могу всё, и принимал просьбы и приказания, даже не выторговывая мелких привилегий. И вызывает Емельяныч меня к себе и толкует, как всегда, загадочно улыбаясь.
- Знаешь, Лёня, дело есть. Меня Главный просил помочь сделать проект оснащения «ком-плексом С» корабль на Чёрном море.
-  Причём тут я. У них свой конструкторский отдел есть. Пусть справляются.Там сейчас все в мыле.
- Да и не справится с доработкой корабля никто, кроме тебя.
- Я, Емельяныч, на похвальбу не падкий. Ты вот уже и Госпремию получил, и орден. Ты бы с этого орденоносного заказа заранее для меня медаль попросил. Если заранее не сказать, то обязательно забудут, когда всё будет сделано, и все деловые и просто так будут в грудь себя стучать.
-  Ладно, попрошу. А пока подбери конструктора, и вместе с Золотовым отправляйтесь на рекогносцировку. Фамилию давай сегодня. Ещё допуск на корабль надо оформлять.
-  Смотри, Емельяныч! Мне сейчас приходится у малютки радость отнимать.
  Дней пятнадцать тогда провели мы вчетвером в тёплом весеннем городе Севастополе, ове-янном незабываемой на тысячелетия боевой славой русского военно–морского флота и рус-ского оружия. Познакомились со всеми примечательностями, в том числе и с древнегрече-ским городом Херсонесом. Почему-то построили греки его на открытом берегу у входа в бухту, а не укрыли от вражеских глаз в глубине бухты, где в их время было и просторней, и уютней, чем в наше, задолбанное непримиримыми противоречиями мировых держав и им сочувствующих. Но грекам, наверное, так велели их олимпийские боги. Неприятное чувство вызвала у всех горьковчан ликвидация старинного кладбища в полукилометре от ворот музея, в который был превращён древний город. Ребята уехали в гостиницу, а я долго ещё бродил между стоявшими и упавшими надгробиями мраморными и гранитными, читая фамилии и звания предков. Глупый какой – то народ в России. В Бога не верит, предков не чтит. И властям не требуется, чтобы народ предков чтил. Не понимает она власть, что народы, не почитающие предков, и власть никогда не чтят и чтить её такую не будут. Власть – то она что такое? Почему бы вековые захоронения в порядке не держать. Пусть нет у могилок никаких родственников, чтобы ухаживать за ними. Улицы же мы подметаем! Почему и безхозные могилки за счёт казны не поддерживать. И не уничтожать память о своих предках, а гордится делами их. Уходя с кладбища, я поклонился с горки на рукотворную насмешку над мёртвыми, которые «сраму не имут», и выпил в чепке сто граммов, чтобы снять тяжесть с сердца.
После той поездки мои ребята разработали проект оснащения. Производство изготовило уз-лы и детали, и монтажная бригада оснащала уже целый месяц корабль, но что-то не залади-лось
Крым – мой любимый район в южных краях. С тех пор, как я отошёл от активной спортив-ной жизни и от семейной тоже, я проводил ежегодный отпуск на южном субтропическом берегу, где мне нравилось больше, чем на побережье Кавказа. В Симферополе жил мой школьный приятель