Самурай

поскрипывали, медленно разрастаясь, приближаясь друг к другу.
На другой стороне у моста тоже ждали четверо мальчишек. На вид европейцы, почему-то показалось, нерусские. Хмурые и сонные, они, как и мы, ждали, когда сойдутся половинки моста. На их лицах мелькнуло удивление при виде меня.
— Do you speak English? Who are you? — выкрикнул один из них, наступая на свою половинку моста, уже соединившуюся с нашей.
Моих скудных познаний английского, вбитых в школе, хватило понять, что он от меня хотел.
— Не слушай его, — рассмеялся Клим, — он всех зовет. Они пацифисты, — презрительно добавил он, — воевать не хотят, все свои гимны поют. Боже спаси Королеву... И постоянно всех к себе зовут. Особенно англоязычных. Думают, это сделает их сильнее. Как бы ни так. Если уйти со своего острова, то никогда не вернешься домой. Потому что сражаться можно только за свой. Иначе все бы давно отсюда поубегали, — тоскливо прибавил он.
— He doesn't speak. Go fuck yourself and die there! — крикнул он, и Рису рассмеялся вместе с ним. Хаято даже не улыбнулся.
— Пожелание доброго утра, — пояснил Клим. — Пусть катятся подальше. Они с виду такие мирные. А стоит повернуться к ним спиной, как они тут же нападут, забыв про весь свой пацифизм…
— Чего? — это слово я слышал впервые.
— Ну пацифизм. Это когда человек воевать не любит, говорят, что он — пацифист, понимаешь?
— Ага, — кивнул я.
И посмотрел на чужих мальчишек с любопытством.
Они расположились, усевшись прямо на мост. Двое остались стоять, выжидающе глядя на нас.
Рису, наверное, самый длинноволосый из всех, с усмешкой покрутил своим мечом. Хаято же спокойно стоял чуть поодаль, сжимая в руках лук. Самодельный, с деревянными стрелами, к которым были прикручены деревянные же наконечники. Я понял, что изобретательные японцы догадались из кусков деревянного меча сделать наконечники. И теперь те наверняка будут стальными в бою. Как это происходит, я хотел было спросить у Клима, потом подумал, что тот вряд ли сможет объяснить, ведь попал на острова так же, как и я. Вместо этого спросил, глядя на стальные мечи в руках противников:
— Нас могут убить?
— Да, — коротко ответил Клим.
— А мы что, будем убивать?
— Да. Это игра, малыш. Игра, в которой убивают.
И тогда мне стало по-настоящему страшно.
Глава 4. Ослабых и сильных
Никто не торопился наступать первыми. Мы выжидали, и это порядком выматывало. Англичане тоже стояли, не шевелясь.
Вдруг один из них, который сидел на мосту, поднялся и пошел в сторону своего замка. Небрежно пошел, не оборачиваясь.
Хаято сразу насторожился. Этот мальчишка, лет четырнадцати, с длинным тонким шрамом через все лицо, еще ни разу не улыбнулся за все утро. Он не сказал ни слова и только молча и мрачно наблюдал исподлобья, сжимая свой лук.
Теперь же он лениво, будто нехотя, прицелился в сторону уходящего.
Оставшиеся англичане съежились под этим взглядом и синхронно поднялись на ноги. Воздух будто заискрился — я так и чувствовал напряжение, повисшее между нами.
— Икудзо! ("Вперед!" — япон.) — крикнул Рису, когда англичанин удалился на приличное расстояние. Хаято тут же выпустил стрелу, которая, просвистев прямо возле моего уха, воткнулась светловолосому мальчишке прямо в ногу. Он рухнул, как подкошенный, с тонким жалобным криком.
И вот тут Хаято улыбнулся. Жестко и зло, скорее это был оскал. Клим с мечом наперевес кинулся вперед вместе с Рису. Вдвоем они принялись наступать на оставшихся двух мальчишек с вражеского острова.
Внезапно мне стало страшно. Не за себя. Не за друзей моих друзей поневоле, а за вот тех несчастных мальчишек, которые тихонько отступали к своему замку, оставляя нам все больше и больше от своей половины моста.
Клим дрался жестко и очень умело. Он буквально сминал противника и, наконец, прижал его к парапету. Он не колебался ни секунды — полоснул по горлу мальчишки резким, быстрым движением, и тот, захрипев, повалился на землю, дернувшись в предсмертной агонии.
Откуда-то высыпали другие мальчишки и девчонки их острова, ожесточенно кинулись в бой, тут же прибежали наши и с легкостью отбили и атаку.
Я же сидел, спрятав голову в колени и не решаясь поднять голову.
— Тимур... — Клим осторожно дотронулся до моего плеча.
— Ты... — я поднял на него заплаканные глаза и поднялся на ноги. Подошел вплотную и, размахнувшись хорошенько, врезал ему в лицо от всей души. Хотел, по крайней мере. Но Клим ловко увернулся, конечно. Он был выше меня и старше. При этом прожил на этих страшных островах уже пять лет. А я... Я почувствовал себя очень маленьким, беззащитным.
— Ты чего? — усмехнулся он, больно выкручивая мою руку, — нельзя на своих нападать, Тима, нельзя, - говорил он, продолжая выкручивать до боли, до слез. Но мне было наплевать.
— Зачем?! — прокричал я. — За что? За что ты убил его? Почему так подло?! По горлу?! Ты.. Ты — мразь! — Я попытался плюнуть ему в лицо. Из моего положения это было сделать затруднительно, но я все равно почти попал.
Клим утерся остатками своей футболки и схватил меня за шкирку словно щенка.
— Слушай сюда, пацан, — сказал он, наклонившись к моему лицу, — ты здесь никто. Ты ничего не знаешь про острова, про нас и про них. Сегодня они белые и пушистые и мирно спрашивают, кто ты, а завтра их арбалетчик выстрелит тебе в спину, как самому слабому и замешкавшемуся. Сегодня они не нападают и улыбаются тебе, а завтра их придет на мост целая орава, и они порежут твоих друзей на куски. Благородный такой, да?! Иди, иди к ним, Тимур! У нас здесь так. Мы — воины. И я с этими ребятами давно уже одно целое. Не нравится — катись на все четыре стороны, а я знаю одно — я должен вернуться домой. Но для этого надо завоевать все острова. Все.
Я молча давился слезами и смотрел на Клима с ненавистью, не понимая, как убийство можно оправдывать. Все равно чем.
— Ханасэ! ("Отпусти!" — япон.) — скомандовал Шинджи, и Клим сразу же меня отпустил, поклонился и отступил на шаг.
— Пойдем, — сказал он, — Шинджи будет с тобой говорить.
Конечно, Клим пошел с нами. Как переводчик.
Шинджи говорил кратко, Клим переводил. Добавлял ли свое, не знаю. Думаю, что все-таки нет.
Шинджи сказал, что я теперь воин Острова Тысячи Камней и потому должен жить по их законам. Утром — ранний подъем, тренировка, дежурство на мостах. Желательно во время дежурства вывести из строя хотя бы одного противника. Таким методом он надеялся ослабить их оборону и в итоге полностью завоевать остров. Он сказал, что на западном, четвертом острове Сверкающей Молнии, уже осталось очень мало бойцов. На наш они прислали почти все свои силы, потому что боятся нас. Скоро планируется масштабное наступление. Но позже. Ведь есть еще три острова, на которые тоже надо отсылать дежурных...
Потом он говорил о том, что на островах умирают. Умирают часто и, чтобы выжить, надо учиться драться. Быть воином. Не плакать. С честью проходить испытания. Он специально поставил меня в пару с Сатоши: тот очень жесток и не жалеет новеньких. Новеньких нельзя жалеть. Надо сразу показать им, куда они попали. Слабым не место на этом острове. Тут — победители, которые дойдут до конца.
Наконец, Шинджи поднялся и склонил голову. Я уже машинально поклонился в ответ. Надо же — прошел всего один день, а я уже спокойно кланяюсь.
Клим вышел первым, даже не оглянувшись в мою сторону, а Шинджи подошел почти вплотную и произнес мне прямо в ухо:
— Дзю, ёку го о сэйсу. ("Слабый может одолеть сильного" — япон.)
Я не понял его, конечно же. Но фразу запомнил и скрытую силу уловил.
лава 5. Друзья и враги
Дни тянулись один за одним, и я даже поймал себя на мысли, что стал привыкать. К странным японцам, кланяющимся по поводу и без. К нашему командиру, который был, хоть и строг, но явно из лучших побуждений. И даже к угрюмому арбалетчику Хаято я тоже привык.
Единственное, к чему так и не удалось привыкнуть — поведение Сатоши. Этот японец все время приковывал мое внимание к своей персоне. Он словно напрашивался на неприятности. Иногда я ловил себя на мысли, что очень хочу его ударить, чего делать вне тренировок было категорически запрещено. Когда Шин-маленький не сдержался однажды и, крупно повздорив с Климом, дал ему в челюсть хорошенько, за дело, честно говоря, его строго наказали. Шинджи продержал его в карцере на хлебе и воде два дня. Причем на дежурства он все равно ходил, с Климом в паре. Спарринговаться Шинджи их тоже заставил вместе. Странная политика, но, как я сумел убедиться, довольно действенная.
Клим больше не нарывался и вел себя относительно спокойно.
Я же перестал бояться крови, и когда во время тренировок кто-то из японцев или Клим ранили меня, то волны панического страха уже не накатывали такой удушливой волной, как раньше. Теперь я продолжал наступать на противника, даже истекая кровью, потому что знал: белая мазь вылечит, и на мосты я пойду как новенький.
В тот день на мостах было тихо и спокойно, и я дежурил вместе с Сатоши и большим Шином на самом тихом мосту, который связывал наш мост с десятым островом. Французы, живущие там, не любили и не умели драться, поэтому дежурство тут давно уже стало просто фикцией. Я знал, что у Шинджи в планах было завоевание этого острова (после английского).
Я стоял, облокотившись на перила, глядя в неестественно синюю воду, когда понял, что Сатоши чем-то обеспокоен. Большого Шина сложно было пронять, он молчал и, похоже, просто отдыхал после вчерашней стычки на южном мосту, где его сильно ранили в руку. Мазь, конечно, рану затянула, но вот слабость Шин все еще чувствовал. Теперь через всю его руку тянулся розовый шрам. Сильно же его полоснули. Я этого, слава Богу, не видел, был на северном мосту вместе с Шинджи.
Теперь Шин отдыхал. Я понял, что командир дал ему своеобразную поблажку. Интересно, с чего бы это? Не в интересах и правилах нашего Шинджи давать поблажки. Пораженный этой мыслью, я продолжил разглядывать Шина. А Сатоши между тем пристально высматривал что-то на острове противника.
— Абунай ("опасность!" — япон.) — вдруг выкрикнул он и вытащил свой меч. Я его и не понял поначалу — японский все еще не поддавался моему пониманию, хотя прошло уже пару месяцев, но тревога в голосе была понятна и так.
— Бака! ("Идиот!" — япон.) — вскинулся Шин, который, похоже, успел задремать.
Но Сатоши на него даже не оглянулся. Он продолжал вглядываться в тихий французский остров.
Внезапно и мне стало тревожно. К нам приближалось семеро ребят. Видимо, они полностью оголили остальные мосты, договорившись с другими, чтобы прийти к нам вот так — толпой. Это казалось совершенно невероятным.
Шин встал в полный рост, кивнул Сатоши, и тот ответил кривой усмешкой. На меня они даже не смотрели — кажется, и вовсе не брали в расчет.
Семь человек на троих — много. Слишком много. Я понимал это так же ясно, как и то, на каком острове я сейчас нахожусь.
Еще я понимал, что бежать за помощью глупо: вряд ли смогу объяснить быстро и толково. А оставшись, хотя бы помогу нашим.
Сатоши потянулся рукой за спину и... достал два меча. Нет, я видел второй у него за спиной и раньше. У Шинджи тоже видел, еще у пары ребят. Но считал, что это на случай, если меч сломается... Они же деревянные по сути. Оказывается, нет.
Теперь я со страхом, к которому примешивалось чисто детское любопытство и самый настоящий