отчаяния, – Когда бы это они отменить успели? Успокоить нас хочет командир...
– Возможно, что и врёт, – Бобров разочарованно покачал головой.
Как говорят, пришла беда – отворяй ворота. Скрежет железа, сжимаемого давлением воды на большой глубине, заставлял шевелиться на голове коротко стриженые волосы. Бобров почувствовал лёгкое головокружение. "Как будто в космосе, – подумал он, – Всё это, видимо, нервы".
Триста семьдесят метров. Лодка продолжает падать вниз, в абсолютно непрозрачную плотную бездну.
– Контрольное погружение, он говорит! Как же, держите карман шире! – Оськин сильнее сжал свои челюсти, и его лицо перекривилось, словно глубина сдавливала его вместе с кораблём, – Да у неё уже корпус повело, раздавит, как орех... – не разжимая челюсти, цедил он.
Скрежет становился другим, более страшным и невыносимым, чем при обычном погружении на контрольную глубину триста двадцать...
Четыреста метров! Но почему глубина продолжает катастрофически увеличиваться?! Четыреста двадцать! Беда не пришла одна. По неизвестной причине, со страшным грохотом лопнул трубопровод конденсатно-питательной системы. Тот, что совершенно не связан с давлением за бортом. Брызги от чудовищного давления конденсата моментально заполнили собой пространство машинного отделения. Матросы выпрыгивали наверх, не видя уже совершенно ничего, по лестнице, наощупь...
– Что, что произошло?! – кричал Шутов поднявшимся вверх морякам, – Что за грохот, почему вы в крови?!
Его глаза были огромными, а щёки дрожали полужидким студенистым холодцом.
– Лопнула кэпээска ! Птичкина ударом воды отбросило! Нужно срочно крикнуть в центральный, чтобы отключили правый борт , иначе его не спасти...
Случилось так, что заклинило большие кормовые горизонтальные рули. Видно, не зря их тогда по неустановленной причине тряхнуло на восьмидесяти метрах. Лодка не смогла выйти из режима погружения, всё больше и больше углубляясь в гибельное чрево океана. Все были в шоке. Все, кроме одного человека. Командир пятой механической части, "добрый бычок", крупный, лысый человек с огромным лбом, единственный на судне человек, знающий полностью, до последнего винтика весь корабль. Он не растерялся. Механик пулей влетел на центральный пост и поставил обороты единственной оставшейся целой турбины на реверс. Реверс! Такое благозвучное, почти музыкальное слово – ре-вер... сс!
Продули кормовые цистерны.
– Открыть кингстоны кормовой группы ЦГБ ! – ухал громовой голос командира бч-5.
Винт, остановившись буквально через минуту, успешно завращался в обратную сторону. Лодка, только что случайно провалившаяся на полкилометра в океанскую бездну, пятясь кормой, с дифферентом в десять градусов, стала понемногу всплывать. В суматохе начали беспорядочно продувать все цистерны, имеющиеся на корабле. Лодку то выпрямляло, то начинало кренить на нос, что очень мешало её дальнейшему продвижению вверх, то она снова возвращала себе спасительный дифферент на корму... На камбузе, с грохотом, похожим на гнев Перуна во время Первой Славянской грозы, скакали металлические тарелки, кастрюли и чумички . Посудные шкафы злобно и угрожающе хлопали железными челюстями. По всему кораблю незакреплённые предметы прыгали, как живые, грозясь прибить насмерть, перепуганных людей.
В итоге нелёгкого спора с механизмами, главное всё же было достигнуто – винт вращался против часовой стрелки, а лодка ни шатко, ни валко продолжала всплывать кормой вверх, двигаясь вертикально и по касательной одновременно...
Командир бч-5 спас сто двадцать пять человек и субмарину с баллистическими ракетами и торпедами на борту…
Отслуживший полтора года турбинист Птичкин получил тяжёлые травмы и был комиссован по ранению. Не подумайте, что ему очень повезло, коль он раньше положенного срока вернулся в родимые дали... Кроме сотрясения мозга, у парня были повреждены внутренние органы и мягкие ткани рук. Матрос в отчаянии пытался защититься от напора воды, находящейся рядом деревянной доской, но её разнесло в щепки. Сила удара воды была такова, что струи пробили кожу рук и глубоко проникли в ткани и мышцы... Вот такие выхода. Это происшествие было не типично для экипажа и флота вообще. Обычно учения в море проходят на ура, точнее, на пять с плюсом. За последние несколько лет десятки непродолжительных вылазок в море для этой лодки всегда были удачными. Но никто не застрахован от неудач и аварий. Если вам кто-то скажет, что за три года с ним не произошло ничего из ряда вон – не верьте.
БУДНИ НА ПИРСЕ. МАЛЕНЬКИЕ ФЛОТСКИЕ РЕАЛИИ ИЛИ ПОБОЧНЫЙ ЭФФЕКТ ОТ САМОЛЕЧЕНИЯ
Загляни же в эту сумбурную главу, о достойнейший читатель,
и вскоре ты узнаешь, что чи-фан в переводе с Китайского означает –
сгущёнка, хлеб, масло, печенье, колбаса, красная икра, таранька, шоколад…
Подводная лодка бороздила глубины океана гигантским корпусом, одетым в толстую звуконепроницаемую резиновую броню . За ней, словно два закрученных хвоста, тянулись четырёхметровые в диаметре массы вращающейся воды. Кто бы мог подумать, что при определённых условиях и глубине, эти хвосты могли бы крутиться целые сутки. Какая прекрасная и до боли в сердце обидная приманка для современных умных самонаводящихся торпед! Пошла-пошла болезная вперёд по завихрению воды, через сутки догнала корабль, и – бах! Всё шито-крыто, никто и никогда не узнает причину гибели старшей сестры космического челнока и не найдёт могилку её. Подводная лодка уходит в море, ищи её неизвестно где...
Что-то я немного отвлёкся. Начал тут про то, как субмарина режет своим корпусом солёные воды Тихого океана… Ну, вот значит, а вокруг неё серыми пятнами темнеют силуэты дельфинов-белобочек и паутины водорослей, а гигантские медузы белесыми мягкими подвижными чашами тускло светятся вдоль корпуса... "Тьфу ты, Нептун тебя раздери – снова кончилась краска в чёрном фломастере! Опять придётся у Солнца занимать…
– Солнцев, а ну – бегом сюда!!
"А если быть точнее – так просто брать", – проворчал Художник, стуча пластиковым карандашом по палубе, – Ведь лодка то не закончена, да и один бок у неё какой-то... помятый".
Кисти и акварельные краски теперь – вчерашний день. Дорого и неудобно. Другое дело фломастеры – снял колпачок и рисуй себе сколько угодно... дембельский альбом. Бобров отбросил в сторону использованный инструмент для рисования и тот отчаянно запрыгал по начищенным до блеска корабельным пайолам. Матрос, сделав резкое движение, неожиданно почувствовал боль в правом боку. Он осторожно нащупал под робой глубокий свежий шрам, оставленный самой быстрой в мире пулей родного "акаэма". Два сломанных ребра быстро и удачно срослись, но к резким переменам погоды тяжёлая травма мучительно и бесцеремонно продолжала напоминать о себе.
Стоял декабрь, на улице сильно подморозило – голодный и злой холод спустился с небес и мгновенно взял в плен мягкую, беззащитную землю, сковав её нежное тело в ледяной панцирь. Если отбросить поэзию, то можно сказать попросту, что за бортом было уже далеко за тридцатник.
Сергей сидел, молча слушая звуки гудящих в отсеке трансформаторов и вспоминал, как будучи молодым матросом, буквально терял сознание под этот монотонный, запредельный усыпляющий корабельный саунд. Проигрыши то ли из "Запущенного сада" Машины времени, то ли из знаменитой композиции "Дым над водой", то ли горловое пение северян и дребезжание камуса напоминал ему этот далёкий, почти космический, снотворноесодержащий, плавающий звук. Он, засыпая, клевал носом, а в его голове звучали музыкальные ходы этих "хитов", повторяясь, и перемешиваясь друг с другом в общую звуковую кашу. В этот миг казалось, что измученное, остывающее его тело, опускается в спасительную горячую ванну – дрожь блаженства расползалась по коже, голова сладко кружилась, а душа летала, где то там, далеко, среди звёзд, в непостижимо далёком космическом пространстве...
– ...Э, дух, кому харю давишь, а ну, быстро въеб**ся калганом об вентиль! – раздался властный голос злого годка, "спалившего" его за этим преступным деянием.
– Я не спал... – невольно лгал Бобров, действительно не заметивший злосчастного попадания в сладкий капкан Морфея .
– Я не спал, я всего лишь... о жизни задумался, да?!" – рычал в ответ годок, продумывая и перебирая в голове обязательные способы стандартных экзекуций для цели перевоспитания данной активной единицы молодого пополнения.
Сонное сознание, автоматически отбросив в сторону вредоносный мусор воспоминаний, крутнуло время вперёд, возвратив своего хозяина в настоящее.
– Эй, Солнцев, да где ты там? А ну, тащи сюда чёрный фломастер, мой скоропостижно скончался! – крикнул он ещё раз через переборку в замкнутое пространство восьмого отсека.
– У меня нет чёрного, только коричневый, – приглушённый, булькающий звук звучал, откуда то снизу, как будто издалека.
– Солнце, ты что там, за бортом плаваешь? Что за звуки, или ты спишь?! – нетерпеливо спросил Бобров, но не услышал в ответ никаких ожидаемых колебаний акустических волн. Он что, игнорирует годка?! Этот карась, этот Солнцев, в последнее время совсем оборзел! Если так дело пойдёт дальше, то…
– Слышь ты, служитель изобразительной Музы, ты чё, блин, совсем опух? Если будешь дальше так борзеть, я тебя... учить рисовать то больше не стану! – Бобров засмеялся нервным смехом, сам удивившись своей доброте. Он покачал головой и критически пересмотрел своё поведение: – Ну, уж нет, карась мелководный, лучше я тебе фанеру проломлю!
Полгода назад, когда с Владивостока прибыл очередной призыв, Бобров решил переложить на кого-нибудь из них негласные обязанности экипажного художника, разгрузив тем самым свои хрупкие годковские плечи.
По не писаному закону, вновь прибывший "молодняк" не трогают целый месяц. Так уж заведено на действующем флоте. Так честнее. И благородней. Присматриваются, дают обвыкнуться. Не то, что в учебном "концлагере", (можно без кавычек) где гонять, давить, запугивать, бить в грудь и по лицу начинают с первых десяти минут прибытия. Салажата, в течение первого месяца службы на флоте, теперь уже привыкшие к относительно спокойной жизни, не верят, что вот-вот для многих из них может начаться моральный и физический ад. И даже изначальные, дружеские предупреждения пока что "классных пацанов" – полторашников, не помогают. Никто в это не верит. Но вот проходит месяц... Старослужащих, ещё вчера бывших такими милыми и почти предупредительными, вдруг как будто кто-то подменяет. Включай голову, дух, будь внимательней и, как сказал в будущем один мудрец – "Следи за собой, будь осторожен"! А не то вспомнишь другой фразеологизм – "Мама, роди меня обратно"...
Ему давно надоели все эти стенгазеты, в виде оформления казарменных стен. К любому празднику или событию нужно было что-то рисовать, чтобы это "что-то" висело потом в казарме или в лодке на самых обозреваемых местах, веселя и радуя подводный народ. Чего стоят эти огромные, метр на полтора, смешные рисунки к сатирическим газетам о различных происшествиях внутри экипажа, те, что давно уже вошло в традицию рисовать
