скелет высокого и сильного человека, скорее всего воина. Прямо из черепа его вылезла здоровенная ветка, расходящаяся, в стороны, наподобие оленьих рогов, множеством побегов, снабженных длинными, гибкими щупальцами, которые либо тянулись вверх, к свету, либо уже зацепились за нависшие плиты. Разрастаясь, она подняла скелет в воздух и потащила его за собой наверх.
Черт меня дернул осмотреть этот монстр поближе! Я направил на него фонарь и увидел, что это было какое-то растение и оно росло прямо из черепа скелета. Одна из веток вылезла из его лопнувшей надвое макушки, другие тянулись из пустых глазниц, рта и носа и все, как одержимые, перли вверх. Обвиваясь вокруг костей, его корни уходили вниз, и от этого скелет как бы завис в воздухе. Даже пальцы его ног были окольцованы его побегами, а самые кончики свисали змейками, которые словно притаились в ожидании жертвы. Часть нижних щупалец уходила в другой череп, болтавшийся на них у самой земли, а рядом были рассыпаны остатки развалившегося скелета....
...Этот непостижимый симбиоз человека и растения был настолько отвратительным, что мне даже на минуту стало дурно. Досмерти напуганный, я с лихорадочной быстротой стал взбираться вверх, но это жуткое зрелище так захватило меня, что я не мог не остановиться на полпути, чтобы еще раз не взглянуть на него ещё раз вблизи. Я повернулся в его сторону, но видимо слишком резко, потому что веревка качнулась и я оказался прямо под свисавшей из черепа, белесой веткой-рогом.
В этот момент у меня над головой что-то с треском лопнуло и сверху прямо на меня высыпался столб жемчужно-серой пыли, мелкой, легкой и совершенно без запаха. Меня всего обсыпало этой чертовой пудрой -- попало и в волосы и глаза, и в нос. Я чуть не задохнулся там! Стряхнув ее с себя, как мог, я ринулся дальше наверх и наконец вылез на свет Божий....”
Словно израсходовав все силы, Фалмер впал в беспамятство и его рассказ снова перешел в бессвязное бормотание. Злосчастный недуг овладел им с новой силой и теперь его бредовые вскрикивания перемежались с громкими стонами человека, испытывающего непереносимые страдания. Временами, правда, к нему возвращалось сознание и его речь вновь обретала связность.
- Что у меня с головой! - бормотал он. - Что там такое? У меня что-то застряло в мозгу и я чувствую, как оно там растет! Мне все хуже и хуже с той самой минуты, как я вылез из того треклятого склепа.
...У меня что-то с мозгом. Наверно, проклятые споры туда попали,... они пустили там свои вонючие корни,... эта тварь разрывает мне голову,... она мне все глубже проникает в мозг... и лезет наружу!
Ужасные конвульсии сотрясали тело Фалмера, он весь буквально корчился от боли на руках у Тона, испуская пронзительные крики, когда муки, видимо, становились нестерпимыми. Видя, как он страдает, Тон с болью в сердце вновь наполнил шприц морфием и всадил ему тройную дозу. Фалмер затих и лежал, тупо уставившись перед собой остекленелым взглядом. Тон заметил, что глаза у Фалмера стали, как бы, навыкате: белки глаз выпучились так, что веки не закрывались и от этого его осунувшееся лицо превратилось в бессмысленную маску ужаса. ”Как будто их кто-то изнутри выдавливает”, подумал он.
Дрожа от охватившей его слабости, Тон в оцепенении глядел на друга, чувствуя, что сам постепенно впадает в жуткую пропасть кошмара. Он и мысли не мог допустить, что в рассказе Фалмера есть какая-то доля истины. Такого просто быть не могло! Все это просто бред, наклоняясь к Фалмеру, уверял он себя, игра его больного воображения, отравленного каким-то немыслимым, воспалившим мозг вирусом... Однако, тут он, к своему ужасу, увидел, что образовавшаяся на темени Фалмера шишка уже прорвала кожный покров.
Чувствуя себя на грани безумия, Тон дрожащей рукой расправил спутанные волосы Фалмера и со страхом уставился на то, что открылось его изумленному взору. Да, действительно, это был какой-то росток неизвестного ему вида. Он был бледно-зеленой окраски с розоватыми прожилками кровеносных вен и он рос буквально у него на глазах! Тварь угнездилась в самом центре родничка, в месте, где сходились кости черепной коробки.
Борясь с подступившей к горлу тошнотой, Тон с отвращением отшатнулся от бессмысленно болтающейся головы с торчащим из нее уродливым отростком. По тому, как тяжелеет, наливаясь слабостью, тело, как сквозь нарастающий звон в ушах пробиваются первые сигналы бредового забытья, Тон почувствовал, что у него опять начинается лихорадка. Он всеми силами старался справиться с симптомамы надвигающейся болезни. Главное, не сдаваться, убеждал он себя, надо во что бы то ни стало добраться до ближайшей фактории, находившейся в нескольких днях пути вниз по течению Ориноко, где Фалмеру сразу окажут помощь.
Словно подчиняясь его воле, к Тону снова вернулось сознание и он почувствовал новый прилив сил. Он поискал глазами проводников, но тех уже и след простыл, а вместе с ними исчезла и одна из лодок. Было ясно, что они бросили их на произвол судьбы. По-видимому, индейцы с самого начала догадывались об истинной причине болезни Фалмера и, спасая свою шкуру, сбежали, прихватив с собой большую часть провизии и снаряжения. Преодолевая чувство омерзения, Тон повернулся к лежащему на спине другу. Недолго думая, он вытащил из кармана складной нож и одним махом под самый корень отсек торчащий из головы отросток. На ощуп растение было необычно крепким и упругим, из него сочилась кроваво-гнойная жидкость. Осмотрев место среза, Тон увидел, что ствол состоит из тонких, крепких волокон, сплетавшихся вокруг хрящевидной сердцевины. С отвращением швырнув отросток в песок, Тон поднял Фалмера на руки и, спотыкаясь и качаясь от тяжести, двинулся в сторону лежавшей у берега лодки. Пару раз он падал вместе со своей ношей и некоторое время лежал в полузабытьи, уткнувшись лицом в неподвижное тело друга. Наконец, собрав остаток сил, он кое-как дотащил Фалмера до лодки и усадил на корме, прислонив спиной к тюку со снаряжением.
Новый приступ лихорадки нарастал с каждой минутой. От навалившейся слабости, Тон был вынужден часто останавливаться. Наконец, уже в бреду, он с огромным усилием оттолкнул лодку от берега и вывел ее на середину реки. Он попытался грести, но руки ему повиновались плохо и после нескольких взмахов, весло выскользнуло из его непослушных пальцев и он провалился в огненный котел забытья....
...Тон пришел в себя только на рассвете. Голова его несколько прояснилась: приступ прошел, оставив после себя состояние вялости и полного безразличия ко всему. Однако его первая мысль была о Фалмере. Он повернулся к корме, сильно качнув при этом лодку и чуть не вывалившись за борт, и взглянув на Фалмера, замер на месте.
Фалмер сидел все так же у тюка с вещами. Колени его были поджаты к подбородку и, как бы в предсмертной судороге, он обхватил их руками. Черты лица его застыли и обескровились и всем своим обликом он походил на мертвеца. Но самое страшное, что заставило Тона содрогнуться от ужаса, было другое. Пока он был в бреду, чудовищная почка, которая, похоже, только выиграла от подрезки, снова вылезла из головы Фалмера. Отвратительный желто-зеленый побег хорошо укрепился в черепе и поднявшись над ним на несколько сантиметров, начал ветвиться, расходясь в стороны тонкими, похожими на оленьи рога, побегами. Еще более жутким было то, что такие же побеги торчали у него из глаз и их стебельки, карабкаясь вверх по надбровью, закрыли собой глазницы. Их бледнорозовые кончики ритмично раскачивались в неподвижном жарком воздухе, словно дрожа в каком-то неестественном вожделении... Еще один стебель, словно длинный, белесый язык, выпростался изо рта Фалмера, но еще не начал ветвиться.
Стараясь отогнать от себя это жуткое видение, Тон закрыл глаза, но и сквозь закрытые веки ему виделись все те же мертвенно-бледные черты лица его друга с прущими вверх стеблями растения, которые были похожи на обесцвеченные тьмою, бледно-зеленые щупальца спрута. Они слегка подрагивали и, казалось, тянулись к нему в каком-то безмолвном призыве и все росли, росли, удлиняясь и пружинясь. Тон открыл глаза и с ужасом отметил, что веточки действительно увеличились в размерах за те несколько мгновений, что он их не видел.
Так он и сидел, словно в трансе, следя за их ростом, и в нем все больше и больше укоренялась мысль: то, что он видит, -- не плод его больной фантазии, а самая что ни на есть реальность. Фалмер или то, что от него осталось, становился все меньше и меньше похожим на себя. Его жесткое как пергамент лицо, скукожилось и усохло: растение своими корнями высосало из него всю кровь и теперь выедало плоть изнутри с жадностью изголодавшегося зверя.
С трудом оторвав взгляд от мертвеца, Тон стал смотреть в сторону берега. Река раздалась вширь и от этого ее течение замедлилось. Тщетно искал он хоть какой-то ориентир в нескончаемой гряде темно-бурых зарослей окаймляющего реку леса, пытаясь определить свое местоположение. Он чувствовал, что отдаляется от всего живого и теряет связь с действительностью. Казалось, его несет куда-то на волне безумия и бреда, а рядом было нечто пострашнее самой смерти.
Мысли Тона блуждали, перескакивая с одного на другое, но, как бы двигаясь по замкнутому кругу, все время возвращались к вещи, пожиравшей Фалмера. На мгновение в нем проснулся к ней чисто научный интерес и он стал размышлять о том, к какому виду ее можно отнести. Она была не похожа ни на грибковые, ни на насекомоядные, ни вообще на что-либо виденное им в экспедициях. Должно быть, его друг был прав и это чудище было действительно занесено на землю из космоса: ничего подобного родиться здесь не могло.
Одно утешало: Фалмер был без сомнения мертв. Хоть в этом была милость Божья. Однако, не успел Тон подумать об этом, как с кормы до него донеслись низкие гортанные звуки -- не то стоны, не то урчание -- и подняв в страхе глаза, он увидел, что с Фалмером происходит что-то невообразимое: он весь трясся мелкой дрожью. Спустя некоторое время тряска усилилась и в ней появилась ритмичность, которая никак не походила на конвульсии, сотрясавшие Фалмера раньше. Судороги сотрясяли его тело с механической регулярностью, как будто сквозь него время от времени пропускали электрический ток. Тон понял, что их ритм вызван беспрерывным раскачиванием дьявольского растения. Этот навязчивый ритм действовал на него, как гипноз, притупляя все остальные ощущения и Тон даже поймал себя на том, что стучит ему в такт ногой.
Борясь с охватившей его паникой, Тон готов был уцепиться за любое внешнее проявление здравого смысла. К несчастью, его собственная болезнь навалилась на него с новой силой: его так трясло и мутило, что он не в силах был ни на чем сосредоточиться. За мгновение до того, как провалиться в омут нового приступа, Тон вытащил кольт из кобуры и, тщательно прицелясь, выпустил все шесть пуль в трясущееся тело Фалмера... Он был уверен, что не промахнулся, но и после того, как прозвучал последний выстрел, стоны и дергания Фалмера не прекратились и Тон даже в бреду не мог отделаться от этих навязчивых, регулярно повторяющихся звуков.
В забытьи, в этом царстве кошмаров и бескрайней тишины забвения, в которым оказался
