набрал номер Сергея Ивановича. Но трубку на том конце никто не под¬нимал, хотя гудели длинные позывные. Петр несколько раз набирал номер, и слышал лишь бесконечные длинные гудки, а к телефону никто не подходил. Бросив бесполезное занятие, он наконец обратил внимание на клокочущий в чайнике кипяток. Сам закипая от тихого бешенства, вернулся на кухню, снял чайник и заварил Брук-Бонд, покрепче.
Неожиданно его будто кто толкнул. Он вскочил на ноги со стула, на ко¬торый присел, и бросился в комнату. Распахнул шкаф и недоуменно остановил¬ся: ящик с монетами, который взяли домушники, был на месте. Он медленно открыл его и прищурившись разглядел в полумраке шкафа, что все монеты были на месте. Кинулся в прихожую отодрал линолиум и паркет, вытащил из тайника основной ящик с монетами. Они тоже оказались на месте. Не было лишь спецп¬риспособлений, которые лежали на столе в комнате, в полиэтиленовом пакете.
В мозгах будто от перепоя все затормозилось. Он подошел к окну и при¬жавшись виском к стеклу, скосив глаза, увидел у гаражей "Жигуленка", на котором ездил двое суток. Непонимающе помотал головой и прошел на кухню, пить чай. Только наполнил пол-стакана, как привык пить еще со времен своей жизни в Средней Азии, зазвонил телефон. Петр бросился к аппарату. Поднял трубку и вздохнув, негромко спросил:
- Кто?..
- Приходи пешком,- грубо потребовал все тот же хриплый голос.- Машина пусть отдохнет,- Раздался щелчок разрыва и короткие гудки. Петр даже не успел вставить слова. Злось стала таять, как снежок в страшном огне домны, в которой ему однажды с Серегой пришлось уничтожать двоих ликвидированных. Внутри родился страх. Он уже не просто шевелился, а во всю гулял и пугал с каждой минутой все больше и больше. Начинался какой-то кошмар, Петр был в этом твердо уверен.
Он не любил непонятные и необычные происшествия. Старался быть от них подальше. В его жизни подобное случалось лишь дважды: когда он всей своей душой пожелал смерти своему отцу, после очередной порки, да так сильно, что у него все внутри заболело. Петр еще не знал, что в груди есть сердце, в голове мозг, и наверное душа. Он болел три дня да так сильно, что его откачивали врачи. Это состояние ему запомнилось на всю жизнь.
Тогда показалось, что страшный огонь внутри, сжигает внутренности. И от этого было страшно. В тот раз он понял, что такое смерть. А ведь был еще пацаном. Боль стала исчезать в тот момент, когда мать привела десяти¬летнего Петра в детский приемник и написала заявление в детдом, куда его отвезли тем же вечером. Он не скучал по матери, и не жалел, что вырос в детдоме, а не в обычной семье. Больше он свою мать не видел. Сестер и братьев у него не было, и ему это нравилось: никому не обязан.
Второй раз боль была потише, но тоже неприятная, в тот день, когда убили Сергея. Он ожидал, что Сергея закажут ему, или его закажут Сергею. Но начальство решило иначе: приказало списать друга кому-то на стороне. Переживания глушил водкой. При этом Петр чувствовал, что если бы он ликви¬дировал Сергея, то ему было бы легче.
Напившись чаю, Петр прошел в ванную, решив побриться, раздумывая над приказом явиться к какому-то новому шефу. Плевать ему на него. Еще неиз¬вестно, кто окажется сильнее при встрече. Так неожиданно для себя он все же решил, что пойдет сегодня вечером по указанному адресу.
Выставив на полочке помазок и безопасную бритву, электрических жужжа¬лок Петр терпеть не мог, решил снять рубашку, чтобы немного остыть и не запачкать при бритье: лень было слишком часто заниматься стиркой. Мельком взглянул в зеркало и замер от удивления: на его груди белели пять, распо¬ложенных звездой, пятен. Он отлично знал, как выглядят давно заросшие пу¬левые раны. Их у него было три, две в левом бедре и одна в правом. А этих не было, еще позавчера.
В его голове словно все заклинило без смазки - ни одной мысли. Бездум¬но, автоматически он побрился, чувствуя, что из самых глубин, из бездны подсознания, выползает нечто непонятное и захлестывает его душу. Кто-то накинул ему на шею невидимый аркан, и раздумывает: затянуть петлю или нем¬ножко погодить.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Неопределенное время встречи с заказчиком или предпоследним звеном к заказчику, настораживало Петра, но одновременно и внушало надежду. Если заказчик дока в киллерских делах, значит Петру сразу же сядут на "хвост" и поведут от его квартиры до места встречи. Вполне возможно, что его попыта¬ются ликвидировать на улице. Но если заказчик, или тот, с кем он говорил по телефону, лох, который придерживается принципа: авось проскочит!- зна¬чит его попытаются или завербовать штатным ликвидатором, или, опять же, уничтожить, если откажется, но уже на явке. А вот раньше время встречи на конспиративной квартире назначали с точностью до минуты, потому что в этой системе работали только профессионалы.
В любом случае Петр чувствовал нездоровый интерес к своей персоне, а это сбило его с привычного ритма и мешало жить. Необходимо было кончать со всеми тайнами и с подпольщиками. Поэтому он собирался на встречу не торо¬пясь, обдумывая все известные ему нюансы контактов, веря своей интуиции и прошлому опыту.
Он пожалел, что не сохранил бронежилет, а ведь была такая возможность. Хотя знал, что современные мощные пистолеты пробивают с десяти метров лю¬бой кевлар. Но на большем расстоянии от исполнителя со стволом и от ножа при прямом контакте бронерубаха его бы уберегла. Думал, что ушел от неспо¬койной жизни навсегда. Ан, нет! Выковырнули его из пригретого гнезда, ду¬рилки картонные, на свою погибель.
Чтож, придется расчитывать на свои звериные, как говаривал Сергей, чувства и на реакцию. Петр удобно расположил в карманах куртки и брюк все свои спецприспособления. Кое-что он спрятал в потайные кармашки в обшлагах рукавов куртки, на которые по старой привычке пришивал кармашки у каждой обновки.
В шкафу у него лежали давно припрятанные в отверстии от сучка сверх¬прочные пилки, скрученные кольцом. Они были сделаны на заказ тайных дел мастерами на одном из засекреченных заводов ВПК, под вывеской "Росцветмет" из высокопрочной легированной стали с напыленной на них алмазной крошкой. Арматурный прут в палец толщиной Петр перепиливал этой струной за минуту.
Закончил сборы часов в девять вечера. За окнами притаилась ночь, как и положено было осенью, двенадцатого октября. Еще раз заглянул в нижний ящик шкафа и ему снова стало нехорошо: в углу стояла пыльная бутылка французс¬кого коньяка, которую он опорожнил несколько дней назад. Поколебавшись, вытащил бутылку на свет и убедился, что она нераспечатанная, полная. Нем¬ного подумал и решил плюнуть на все, нарушить правила, раньше употреблять спиртное перед акцией считалось преступлением. Но раньше были правила по которым играли почти все, а сейчас правила исчезли. И если нельзя, но очень хочется, то значит можно. Прошел на кухню, откупорил бутылку и плес¬нул себе пол-стакана, для куража.
Он не любил алкоголь, но иногда почему-то очень хотелось выпить. Ког¬да-то с Сергеем они определили сколько каждому из них нужно было принять водки, чтобы отрубиться. Сергею было достаточно полторы бутылки. Петр тог¬да лишь сидел и наблюдал. На следующий день за Петром наблюдал Сергей, жа¬луясь на головную боль. Петру оказалось нужно было выпить две с половиной бутылки, для того, чтобы мир перевернулся вверх ногами. И что интересно, Петр на следующий день чувствовал себя довольно хорошо, голова не болела, а лишь слегка шумело в ушах. Так что сто граммов коньяка ему были, что слону дробинка.
Заглянул в обшарпанный холодильник, купленный у какого-то соседа по прежней квартире за литр водки, посмотрел на две банки рыбных консервов: шпроты и сайру, на начатый батон хлеба в морозилке, помещенный туда для дольшей сохранности, но ничего не взял, для закуски. Нервное напряжение перебило весь аппетит.
Ровно в десять вечера Петр осмотрел свое, казалось, такое спокойное убежище, возможно в последний раз, и осторожно открыв дверь квартиры, выг¬лянул в неотгороженный от межэтажной площадки тамбур. Он никого не почувс¬твовал: весь подъезд сверху до самого первого этажа был пуст. И это насто¬раживало еще больше, чем чье-то спертое дыхание за углом. Помедлив, кач¬нулся и бесшумно пошел вниз.
Квартира Петра находилась на третьем этаже. Обостренным слухом он ло¬вил каждый шорох, слышал голоса дикторов и музыку за дверями соседних квартир, но ничего подозрительного не замечал. Ему все больше и больше на¬чинала нравиться эта игра в кошки-мышки, очевидно сказалось действие спиртного. Любопытно: кто будет кошкой, а кто мышкой?
Петр не очень-то верил в то, что он столкнулся с олухами, такими же, как эти странные домушники, трупы которых исчезают бесследно, потому что вся история слишком сложно и непонятно кем-то закручена. А насчет лохов думал для самоуспокоения. Жутко станет обидно, если с ним сладят.
То, что он убил второго грабителя в квартире, Петр не сомневался. Весь его прежний опыт прямо кричал, что трупы исчезают лишь тогда, когда их на¬дежно прячут. Но следы в любом случае должны были остаться в квартире. Од¬нако он ничего не нашел, и не почувствовал даже запаха ликвидации в своем доме, хотя раньше ощущал смерть через дверь, через стену. А о пяти непо¬нятно как заживших смертельных ранах на груди от автоматов спецназовцев, он старался не думать вовсе.
Но в голове, в каком-то дальнем закутке, шевелилось необъяснимое собы¬тие: сожженный и несгоревший особняк. Так быть не должно. Он верил в себя, в свое сознание, которое никогда, ни разу не терял. Даже когда у него вы¬текло почти полтора литра крови из простреленной артерии, Петр не потерял сознание. Помнил практически все: как его на руках бегом нес Сергей к ос¬тановленной легковой машине, как защемляли блестящими прищепками порванную артерию и закачивали в вену кровь. Серегину кровь, у них совпадали и резус и группа. Очевидно физиологически близкие пары создавали специально. Все было продумано до мелочей, не так, как сейчас: еще не запрягли, а уже по¬гоняют и орут:"Но! Поехали!" Посмотрим, на любителей быстрой езды.
Он знал, что и умирать будет в сознании, которое не желало отключаться в самых трудных моментах, будто не хотело пропустить ни одного действия его жизненной драмы. Петр встряхнул головой и привычным усилием воли взял себя в руки, выбросив посторонние мысли из головы. Несколько секунд посто¬ял за дверью подъезда и осторожно шагнул в темноту улицы, каждую секунду ожидая удара или выстрела. Кругом стояла подозрительная тишина.
Он не поехал на автобусе, где был бы стеснен в движениях, в случае ак¬ции. Прошел две остановки пешком. И никто на него не напал. Как Петр не проверялся, никто за ним не следил. Такое разгильдяйство со стороны заказ¬чика его раздражало и сильно нервировало. Но он упорно шел к дому номер тринадцать на Синичкиной улице, решив покончить с этими охломонами или по¬гибнуть самому. Третьего было не дано.
- Ну что ты горячку порешь?- неожиданно и некстати вдруг проснулся тесть.- Беги к Сергею Ивановичу и проси помощи в обмене квартиры. Он не откажет...
- Сгинь, паразит!- злобно прорычал Петр.
- Дятел!..-
