железном табурете с совершенно пустой головой и с фырканьем пил обжигающий губы сладкий чай из граненого стакана, иногда откусывая мерзлый кусок хле¬ба от ломтя. Он мог пребывать в таком состоянии несколько часов подряд, без единой мысли в голове или ином органе, который отвечал за мышление. И это ему нравилось: зависание между реальностью и иллюзией.
Из отключки Петр вынырнул около двенадцати часов дня, так говорили его внутренние часы. Даже чайник остыл, был чуть теплый. А выпил всего один стакан. Он снова поставил греться воду, а сам принялся не торопясь оде¬ваться. Решил сегодня перехитрить свои видения и одеть серый плащ. Отыскал старые ремни с оперативной кабурой, у которой в далеком прошлом отрезал жесткий кожаный носик, чтобы модернизированный, удлиненный глушителем "Ма¬кар" полностью помещался в ней. Правда при этом глушитель проходил сквозь дыру и упирался иногда в пояс. Незнакомый пистолет неплохо поместился в кабуре, хотя глушитель был чуть длиннее "макаровского".
Чайник закипел, и он снова заварил купеческий в фаянсовом заварнике. Неожиданно захотелось есть, и Петр полез в холодильник, за рыбными консер¬вами. Выбрал сайру в собственном поту. Она ему почему-то нравилась больше, чем "братская могила" закопченых килек называемых шпротами.
Пока жевал останки дальневосточной фауны с мерзлым хлебом, за окном потемнело, стекла снаружи покрылись мелкими капельками дождя. Запив все чаем, надел плащ и немного попрыгал, слушая не гремят ли какие железяки. Все было нормально, если не считать ощущения поджидающей его неприятности в Покровском тупике. Он не знал, чем объяснить это чувство. Да и не стре¬мился его объяснять, вспомнив лишь о своей звериной интуиции, которой так завидовал Сергей.
На место акции добрался чуть раньше двух часов дня. Тупик ему был зна¬ком и он не стал его исследовать, свернул в боковой проулок и вышел через арку в дворовый колодец, посреди которого жители устроили детскую площадку с качелями из толстенных труб, которые местные хулиганы не могли вот так запросто оторвать руками, здесь был нужен бульдозер, или по крайней мере грузовик. С темного неба, закрытого тучами, сыпал мелкий противный дождь.
Железные лестницы, деревянные теремки из толстенных бревен, все испи¬санные посланиями в любви неизвестным Катям, Светам и Иринам, со стрелками сносок, указывающих на слова, снизу и сверху, обозначающие различные чело¬веческие органы, предназначенные, по мнению авторов, для проявления возвы¬шенных чувств.
Петр вдумчиво прочел надписи и немного не понял, каким образом для любви используют селезенку, печенку и гланды, а так же дохлую мышь в поло¬вой щели. Текст явно был написан подростком, и не одним: смысл был детс¬ким, не саддистский или некрофильский.
По роду своей деятельности Петру неоднократно приходилось сталкиваться и с теми, и другими. Он никак не мог понять: каким образом саддисты и нек¬рофилы получают удовольствие от сношения с избиваемым партнером или с мертвым? Ему вообще было непонятно, как можно испытывать удовольствие от сношений.
Все это испарилось и забылось, будто и не было ничего, с исчезновением из его жизни Ирины. Их недолгая совместная жизнь оставила привкус сладкого запаха в далеком прошлом. Деталей Петр не помнил. И за несколько лет после ухода, выбросил все из головы, будто никогда не был молодым, а сразу после рождения поступил на службу в МВД. Иногда ему казалось что он не имеет по¬ла, хотя некоторые органы говорили об обратном.
Перешагнув через кучки следов выгула собак, Петр уселся на невысокую мокрую скамеечку, спрятавшись от арки, выходящей на Покровский тупик, за покосившимся резным теремом, и приподняв плечи, съежился, стараясь сохра¬нить тепло под холодным плащем. Плащ был куплен специально для такой пого¬ды. Его ткань пропитали какой-то химией, и он стал непромокаемый. Капельки воды скатывались по поверхности плаща, увеличиваясь в размерах, но внутрь не проникали. Однако плащ не держал тепло. Это был его единственный и су¬щественный недостаток. Петр относился ко всему этому философски.
В дворовом колодце не было ни души. Да откуда было людям взяться: день рабочий, не выходной. К тому же осень: школьники в классах, малолетние в детсадах. Да и детей в последние годы стало меньше: никому не хочется пло¬дить нищету.
Непонятные и странные мысли сами собой бродили в совершенно пустой го¬лове, без всякого с его стороны участия в этом процессе. Казалось, что в окружающем его мире что-то изменилось. Но присмотревшись повнимательнее, Петр не замечал отклонений, четко ощущал реальность окружающего. Значит изменился он сам. Изучая психологию, как обязательный предмет в школе ми¬лиции, Петр твердо усвоил, что ненормальным всегда кажется - не они, а мир изменяется вокруг них. Поэтому поведение сумашедших сильно отличается от нормы. И он жестко верил в это правило. Возможно, после нападения домушни¬ков, или от встречи с Джебе у него стала ехать крыша. Это не исключено. Но вот интересно, в какую сторону?
Придя к такому заключению, Петр не испугался своего состояния. Возмож¬но именно так люди и сходят с ума. Где-то на краю сознания он понимал, что вся его жизнь прошла не совсем так, как бы он хотел этого. Но что подела¬ешь: прошлого не вернешь. Нужно жить настоящим и плевать на будущее. А сзади все мосты давно сожжены.
Почувствовав, что до акции осталось полчаса, Петр встал со скамеечки и неторопясь пошел к Покровскому тупику. Никто ему не встретился. Но при вы¬ходе из арки он приостановился, расслышав приближающиеся шаркающие шаги двух людей. Немного замедлив ход, пропустил прошедших мимо старика поддер¬живающего старуху одной рукой, в другой он нес инвалидную палочку и хо¬зяйственный пакет с продуктами. Петру стало нехорошо: ведь он их видел в своем ненормальном сне. Волосы у него на затылке зашевелились, как у соба¬ки на загривке, при ощущении опасности. Усилием воли, выбросив из головы, ненужные размышления, внутренне собрался и, пройдя арку, свернул направо.
Он не пошел к молочному магазину. Стараясь не топать, двигался по чет¬ной стороне тупика, вдоль стены противоположного дома, стоявшего напротив тринадцатого. И неожиданно остановился, как вкопанный, почуяв за толстой двухстворчатой дверью подъезда четного дома, человека. Это был мужчина и он ждал именно его. Петр мельком оглянулся - тупик был как пустыня. И даже из окон никто не выглядывал на опостылевшую улицу.
Плавным отработанным движением он оголил ствол, и держа его дулом в верх, слегка прикрыл плащем. Крадучись подошел к дубовой двери поближе и замер. Тот кто сидел в засаде не подавал признаков жизни. Однако Петр ост¬ро ощущал его присутствие и напряженное ожидание. Чтож, придется разочаро¬вать этого мужика и показать ему класс.
Выдержав несколько минут, для того, чтобы сидящий в засаде занервни¬чал, Петр мгновенно проскользнул в полуоткрытую дверь и, сделав стреми¬тельный рывок вперед, круто развернулся. Он не ожидал такой же быстрой ре¬акции от мужика в темной куртке, который к тому же успел присесть на кор¬точки. Два чужеродных тела, разрывая на своем пути мышцы и сухожилия, уда¬рили Петру снизу в шею и, прежде чем они проломили череп, он навскидку выстрелил мужику в переносицу.
Зашевелилась круговерть серого тумана, рассекая яркий белый свет... Нет, яркий свет был дальше, за серым туманом, но как далеко, непонятно. Все было и рядом, и почти на горизонте. А ближе всего ворочалось что-то черное и бездонное, жадно поглощающее и серый туман, и белый свет. Вдали мелькали расплывчатые лица людей... Некоторые из них были смутно на ко¬го-то похожи. Все это бурно и бесшумно клубилось. Хотя нет, где-то на краю слышимости, плавал то ли вой, то ли посвист ветра. И не было ни тепла, ни холода. Никаких ощущений, лишь чернота продолжала пожирать все серое и черное, которое не убывало, но и не прибавлялось.
Петр моментально включался после любого сна и почти сразу же определял где он и что с ним. Отбросив одеяло он уселся на кровати и, опустив голо¬ву, обхватил ее руками. Она у него не болела и чувствовал он себя очень неплохо. Но что-то было не так. Не так!!!
От бешенного нежелание мириться со слишком реальными снами, Петр чуть не закричал по звериному во все горло. Лучше умереть, чем постепенно схо¬дить с ума. Все тело, как и в прошлый раз, если он был, прошлый раз, пок¬рывал влажный пот.
Пересилив себя, Петр встал и пошел к зеркалу в ванной. Лицо нисколько не изменилось, если не считать растерянного и испуганного, словно у заг¬нанного в угол существа, взгляда. Никаких следов от пуль, которые он полу¬чил наяву, а не во сне. Петр очень четко отделял сон от яви, и не хотел мириться с тем, что происходило. Чудовищная неправда творилась с ним в последние дни. Может быть его тайком обработали психотропными препаратами, для эксперимента? Задули газ из баллончика в скважину замка, пока он спал, или, просверлив водопроводную трубу идущую к нему в квартиру, закачали в нее какую-то гадость, а он принял ее вместе с чаем. Что с ним сделали? И кто?
Петр лихорадочно прошелся по комнате и по кухне, осматривая все стены, потолки и углы, надеясь найти микрожучки, при помощи которых за ним наблю¬дали какие-то сволочи, как за подопытной крысой. Но ничего не обнаружил.
Решил сегодня чай не пить, обойтись консервами. Съест шпроты и остат¬ками мороженного батона.
Открыв дверцу холодильника, остановился и похолодел: сайра была на месте, а в морозилке лежал не кусочек, а больше половины батона. Значит, пока он спал, кто-то шуровал у него в квартире, подбрасывая сайру, батон, а может еще что-нибудь. Что за цели у этих неуловимых мстителей?
"Ладно...- неожиданно со злорадством подумал Петр.- Сейчас я вам уст¬рою спектакль",- и ринулся в комнату, к куртке, пока не рассосалось бе¬шенство. Вырвал из внутреннего кармана пистолет и, не навинчивая глуши¬тель, быстро вставил обойму, передернул, ткнул ствол под подбородок и зло нажал на спуск. Выстрела он не слышал, а лишь почувствовал страшный прони¬кающий удар снизу, сквозь всю голову. Но и боли не успел ощутить.
И снова закрутились вихри серого тумана, отсекая яркий белый свет, ко¬торый сверкал, но не ослеплял. Все было и рядом, и почти на горизонте. А ближе всего ворочалось что-то черное и бездонное, жадно поглощающее и се¬рый туман, и белый свет. Вдали мелькали знакомые и незнакомые лица, похо¬жие на привидения. Они были сотканы из серого тумана. Все это напоминало игру света. Но лица были настоящие, для этого странного, нереального мира.
Некоторые из них подплыли совсем близко, однако приблизится вплотную не могли, мешала какая-то неодолимая преграда. Люди хотели что-то сказать и говорили. Их голоса сливались в единый гул, едва различаемый краем уха или сознания. Казалось, что вокруг плавал неразборчивый гомон, похожий на далекий свист ветра. И не было ни тепла, ни холода. Никаких ощущений, лишь чернота продолжала пожирать все серое и черное, которое не убывало, но и не прибавлялось.
Петр резко подскочил на кровати, отбросив одеяло на пол. Он опять был весь в поту. Но то что ему привиделось, было не кошмаром, а тем светом. Только сейчас Петр понял это, что побывал по ту
