Ветер времени Глава 4

много лет изучал ночами звездное небо, надеясь первым увидеть в космических далях инопланетные корабли. 
        Увлекаясь уфологией, он убедил обывателей в существовании внеземного разума. Даже верующие бабки заколебались, настолько горячо и убедительно доказывал учитель присутствие гуманоидов, скорое прибытие здравомыслящих пришельцев. Бывая в городе, Дымка покупал много научной литературы по астрономии, учебников по астрофизике, а также книги по астрологии и все свободное время изучал эту сомнительную науку. По каким-то невероятным признакам составил пожизненные гороскопы для всех жителей хутора, пугая их таинственными предсказаниями и подтверждая теорию загадочными графиками звездных домов. 
        Рядом с главой села, поставив под ноги маленькую табуретку, выглядывала крупная голова необычного человека. Это был Павел Андреевич, бухгалтер и делопроизводитель, а по совместительству электрик. Он был лилипутом-карликом около полутора метра ростом, не выросшим по непонятной причине, хотя родители и родственники были вполне приличной высоты. Окончил два полных курса электротехнического института и в совершенстве знал бухучет и складское дело. Вернулся домой с молодой женой немного выше его, и совсем скоро по деревне бегали два проворных чумазых гнома, целыми днями играя в прятки с родителями. Павла Андреевича уважали, ибо только он мог правильно написать нужную бумагу, сочинить письмо и рассчитать зарплату.
        Витя сидел на скамье зажатый двумя дюжими старухами в черных платках, которые, радуясь чему-то, беспрестанно подливали ему самогон: 
        – Пей, сынок! Чистый нектар! – дружно нахваливали, вкусно цокая языком.
        Виктор пил мутный, невероятной крепости нектар, а потом не мог отдышаться, приходя в себя. Бабки радушно угощали, накалывая ему на вилку то редиску, то соленый огурец, то крупно нарезанного сала и он покорно жевал, с интересом разглядывая присутствующих. Не было видно ни одного молодого парня или девушки. Лишь вездесущая детвора носилась по хате, залезала под стол, прыгала по скамьям и вообще радовалась приехавшим чрезвычайно. Пожилые мужики и женщины с аппетитом закусывали и с удовольствием наполняли бокалы, слушая витиеватые тосты приезжего тамады. 
        Малыш был в ударе. Произнес застольную здравицу за хозяйку дома. Народ зашумел одобрительно. Наталья зарделась, опустив глаза и вдруг, крепко стиснув в сильном объятии, звонко расцеловала смутившегося кавалера. Села, не сводя с него горящего василькового взгляда, со счастливой улыбкой на раскрасневшемся лице, и все подкладывала ему на тарелку соленые рыжики и куски зажаренного в печи индейского петуха. Сатир упивался вниманием общества, с серьезным видом отвечая на вопросы незадачливых селян. 
        – Сергей Борисыч, что в стране деется? – вопрошала его обеспокоенная старушка. – Потоп будет ли?
        – Потоп будет! Потом. А сейчас пришло царство антихриста и вершитель дел его, Лель, правит страной!.. – Малыш умышленно нагонял страх.
        – Покайтесь миряне, ибо сказано у Иеремии: велики грехи рода человеческого!
        Бабки пугливо крестились, а мужики не верили. Седобородые старцы, рядком сидящие сбоку на широкой лавке, прикладывали ладонь к слабослышащему уху.
        – Ась?.. – белоголовый старик прошамкал беззубым ртом. – В сорок первом тоже к нам антихрист приходил, еле землю отстояли!
        – Сейчас хуже, деда!.. – Серега хитро блестел глазом. – Ядерный век! Дикие нравы… Никто не спасется в безумии мира сего!
        – Да что за времена-то такие? Пенсию задерживают, магазин-будка уже три недели не едет!.. – бабки возмущенно шептались друг с другом.
        Незаметно за разговором люди пьянели и разгоряченные, красные, требовали от гармонистов грянуть чего-нибудь зажигательного, чтобы душа зашлась!.. Музыканты, растянув меха тальянок, лихо завели «барыню». Народ сразу повеселел и тотчас пустился в пляс, безудержно топая каблуками и выбивая громкую дробь. Женщины величаво плыли сизокрылыми утицами, мужики суетливо крутились вокруг них, изображая распаленных селезней. Хлестко били себя ладонями по груди, коленкам, пяткам, громко притопывая и прихлопывая. Иные по-разбойничьи свистели, лихо шли вприсядку, ловко выбрасывали вперед одетые в начищенные сапоги ноги. 
        Разбитная плясунья, сложив перед собой руки, бойко исполняла чечетку, тонко повизгивая и игриво сверкая глазами в сторону Василия. Тот громко хлопал в ладони и благодушно улыбался. Недолго думая проворная шалунья подскочила к нему, выдернула из-за стола и увлекла в круг. Дядя Вася по-молодецки тряхнул стариной и выдал сумасшедшего «казачка». В юности он был отличным танцором и имел большой успех у деревенских барышень. Очки запотели, волосы взмокли, грудь бурно вздымалась от торопливого дыхания. Он с честью принял вызов, не уступая спутнице в исполнительском мастерстве. Но дама и не думала останавливаться, решила утомить Василия переплясом. Ветеран в ответ выдал целый ряд таких залихватских оборотов, что изба загудела от рукоплесканий. Гармонисты наяривали во всю мочь. 
        Танцовщица, сняв красный платок, громко стукнув сапожком оземь, подняла вверх руки и движением крутых бедер выдала такой умопомрачительный пируэт, что зрители взревели, вспоминая далекую молодость. У Василия от изумления упали с носа очки, и он еле успел подхватить их из-под каблучков разгорячившейся озорницы. Пал на колено, признавая свое поражение, и протянул ладони. Женщина, взяв за руки поверженного исполнителя, торжествующе плыла лебедушкой. Музыканты, поиграв еще немного, стихли, утомленные. Ветеран, обняв разрумянившуюся партнершу за талию, степенно разливал «Столичную». Чокнулись и выпили на брудершафт, долго глядя в глаза друг другу. 
        Витя сидел в тягучей приятной истоме, с удовольствием наблюдая за простодушными селянами. Ему здесь вполне нравилось. Люди открытые, душевные, а главное бесхитростные и добродушные. Он хотел было вместе со всеми пуститься в пляс, но вскочив на ноги, почуял опасное головокружение, слабость в коленях и предпочел остаться наблюдателем. Бабки-соседки не позволяли ему скучать и строго следили, чтобы его бокал не оставался пустым, беспрестанно подливая из графина огненный нектар и угощая свежим крыжовником. 
        Гармонисты ухнули «русскую», неостывшие танцоры дружно вскочили на ноги, готовые пуститься в яростный перепляс. Один край длинной скамьи освободился и резко подпрыгнул вверх. Витя, сидящий с бабками на другом конце, почувствовал, будто низвергается в бездонную пропасть, падая и медленно заваливаясь набок. Струганный пол ударил его в спину. Сверху сыпались не удержавшиеся спутницы-старухи. Приземлялись рядом с выражением полнейшего недоумения и легкого испуга, протягивали вперед когтистые пальцы. Рядом бухнулась опрокинувшаяся скамья. Музыка остановилась, вся хата сотрясалась от дикого хохота. Нерасторопные гуляки ползали на четвереньках, ощупывая себя со всех сторон. Громко охали, взволнованно хватая друг друга за руки, ругались вполголоса. 
        Кое-как успокоившись, подняли скамью, сели и наполнили кубки. Выпили залпом. Музыканты вновь растянули меха заливистым перебором. Все одновременно поднялись, и Витя снова летел в бездну, ударяясь боками и зажимая в руке скатерть, за которую в отчаянии ухватился, теряя равновесие. Тарелки и чашки, недоеденные куски хлеба летели вслед. Опытные бабки на этот раз устояли на ногах и весело смеялись беззубыми ртами, глядя, как падает и разбивается вдребезги посуда. Он с трудом поднялся, отряхнулся, присел в темный угол, извинительно улыбаясь и нетрезвыми глазами наблюдая, как хуторяне убирают осколки. 
        Быстро постелили свежую скатерку, поставили уцелевшие приборы, наполнили чары. В третий раз рванули меха гармонисты, и пошла, поехала, загудела, зашумела, заколобродила деревенская потеха. То ли самогон давал такой заряд бодрости, то ли сами жители истосковались по гуляньям, но отрешенно плясали все. Только Витя да седобородые старцы аплодировали сидя на скамье. Всех увлекал безудержный мотив. 
        Взявшись за руки, кузнечиком прыгали малые дети. Василий мелким бесом крутился вокруг партнерши, блестел очками и широко улыбался. Дымка дробным шагом шел вприсядку, держа руки за спиной. Лилипут Павел Андреевич метался на коротеньких ножках, пытаясь не отставать от раззадоренных пляской сельчан и, отталкиваясь от пола, вихрем взлетал на пустые скамейки. Пробежав с безумными глазами всю длину, стремительно оттолкнувшись и растопырив крылья-руки, будто подгулявшая белка-летяга плавно и мягко приземлялся на широкую постель, застланную пуховой периной и покрытую льняным полотном.
        Высокая чернобровая Натали выступала с молчаливым достоинством, тая в глубинах наполненного сокрушительной страстью тела, обжигающие огненные потоки готовые в любую секунду взорваться неуправляемым разбуженным вулканом, чтобы в прах испепелить любого, дерзко посмевшего расшевелить стихию. Расширенные зрачки бездонных глаз, яркий румянец, играющий на матовых ланитах, привлекательность алых губ, с трудом сдерживаемое прерывистое дыхание, – все было готово смутить, повергнуть в трепет боязливые, неуверенные сердца. 
        Но не робкого десятка оказался загорелый мускулистый авгур. Показывая неуемную удаль, одетый лишь в джинсы-пирамиды, полуголый хмельной фавн сводил с ума лесную дриаду, исполняя невероятно экспрессивный фантастический танец, странную гремучую смесь латинских стилей и европейского канкана, культов, обрядов африканских племен и изящного греческого сиртаки. И все никак не мог оторвать зачарованный взгляд от налитых спелых боков прелестницы. 
        Остальной народ резвился, не отставая, не желая ни в чем уступать. Женщины, разметав по плечам волосы, бойко перебирали ногами и били каблуками в пол, помогая себе выразительными взвизгиваниями, в упоении размахивая разноцветными платками. Деревенские мужики самозабвенно бросали кепки, кричали, громко топали сапогами. Наконец утомленно потянулись к столу. Произнесли тост за здоровье председателя. Бабки звонкими голосами затянули «Хасбулат удалой». Им вторили хриплые мужские басы, и слаженное хоровое пение широкой рекой полилось по притихшему хутору. В окна глядели любопытные, которым не хватило места за общим столом. На улице стемнело. Тучи мошкары и таежного гнуса кружились возле зажженных фонарей и электрических ламп, звонко гудели бесчисленными крылами, ведя хаотичный хоровод. 
        Малыш с Натальей скользили в медленном томном танце. Истосковавшаяся женщина бурно сжимала плечи нежданного обольстителя. Высокая грудь заметно поднималась, не в силах сдерживать рвущееся наружу пламя сладостного томления. Демон-искуситель что-то горячо шептал на ухо, касался губами пахнущие сосновой хвоей волосы, прижимался к кипящему блаженной негой телу и все тянул, все ждал чего-то, вводя переполненную темпераментными ощущениями хозяйку в состояние мучительного бешеного исступления. Натали не сдержав себя, вонзила острые ногти в обнаженную спину