- с механической (но отчасти как будто и ироничной) интонацией повторил арестант. - Меня... зовут Аден.
- Род занятий! - снова взорвался криком Курци.
Арестант тяжело вздохнул и попытался выпрямить заломленные за спину и плотно стянутые наручниками руки. И тут же застонал от боли.
- Да что ж вы так кричите? - слегка отойдя от боли, заметил Аден. - Мы тут одни, в подземелье вашем...
- Бункере! - продолжал бушевать Курци. - Интеллигент бестолковый! Сколько раз тебе объяснять? В бункере для допросов! Ты арестован по предписанию полевого суда Республики и находишься в руках жандармерии! И до окончания следствия я не позволю паршивому!..
- Ну, хорошо, - согласился Аден. - В бункере, по постановлению... Но мы же тут одни, да и сижу я рядом с вами. Вы даже не стоите, а нависаете надо мной, да ещё и очень больно бьёте. А орёте так, как будто во время грозы допрашиваете целую толпу злоумышленников. Ваш крик сбивает меня. Вы постоянно грубите мне, оскорбляете. Неужели вы думаете, что примитивное хамство добавляет вам административного величия? И вообще... Мне трудно сосредоточится...
Губы у Курци задрожали. Он отошёл на полшага от стула, на котором сидел закованный в наручники арестант - и резко пнул Адена в живот. Тяжёлым, с полосками металла и шипами на подошве, прочным, всепробивающим жандармским ботинком.
Если бы арестант сидел на обычном стуле, то от такого мощного удара он непременно отлетел бы назад и рухнул на пол. Но стул был жандармский, стальные сварные ножки его были прочно привинчены к полу.
Потому арестант лишь ударился спиной о решётчатую спинку стула.
Аден вскрикнул, захрипел - и тонкая струйка крови потекла с подбродка на грудь.
Голова Адена поникла. Арестнат потерял сознание от боли.
- Слабак, - припечатал допрашиваемого Курци. - Думаешь, раз тебя в институтах твоих болтать научили, так ты мне голову заморочишь? Да я профессорам яйца на допросах выкручивал! Генералов на дыбе подвешивал! Чтоб ты знал...
Потом подумал и добавил:
- Дерьмо! Тупая скотина!
Курци особенно гордился тем, что ему с неизменным успехом удавалось превращать бывших чистюль и рафинированных умниц в "дерьмо" и "тупых скотов". И никто из встретившихся с Курци в комнате для допросов не избежал этого превращения.
- Ты у меня ещё обгадишься, - пообещал арестанту Курци.
Но произнёс это уже спокойно, без крика.
Курци опустил закатанные рукава кителя. Довольно насвистывая, подошёл к столу и грузно опустился в кресло.
Вот теперь он был доволен собой. Разогретая допросом кровь весело бежала по венам, мышцы (одеревеневшие было от ежеутреннего переписывания бумаг) налились приятным жаром. Щёки, пухлые и обычно бледные от постоянного сидения в полутёмных казематах бункера, слегка порозовели.
Курци даже потрогал их ладонью, чтобы лишний раз ощутить подступающий к коже жар.
- Вот это работа! - воскликнул Курци.
И достал из ящика стола папку с делами арестованных за последние три дня.
- Я вас всех сегодня пропущу через давилку, - пообещал арестантам Курци и, щёлкнув кодовым замком, раскрыл папку.
Да, теперь он был доволен собой! Он поймал настроение, поймал кураж. Вместо изрядно поднадоевшей бумажной работы, заполнения формуляров, бланков допросов и представлений на новые аресты, он дорвался-таки до живого, настоящего, действительно важного для Республики дела.
- Я знаю, кто ты, - заявил Курци, обращаясь к арестанту.
Тот лишь промычал в ответ, не поднимая головы. Похоже было, удар ботинка надолго лишил его сознания.
"Ничего" успокоил себя слегка заволновавшийся было Курци. "Очнётся, никуда не денется. Эти умники живучие, хоть и дохлые на вид. Жизнь любят, за жизнь цепляются... Если и дальше будет мычать и страдальца из себя корчить - водичкой окатим. Холодной, из шланга. Абориген проклятый! Надо же, даже на такой дикой, затерянной в космосе планете - и то, понимаете ли, шпана образованная попадается! Вот ведь подлость-то какая!.."
Курци вырос в самом нищем квартале Готтарда, в котором была всего одна начальная муниципальная школа. Впрочем, по бедности и обычному в их районе шалопайству Курци и её не закончил. Так что если бы не курсы полиции Готтарда и не восемь долгих лет службы в службе охраны на далёкой фактории - не видеть бы Курци серебрянных плетёных шнуров, нашивок и жандармских погон.
Гнил бы он сейчас в исправительном доме в одной камере с дружками-уголовниками, коих так много вышло в криминальный свет из их весёлого квартала.
Вышло, да быстро ушло...
Или бы работал на погрузчике в космопорте, как безвременно сгинувший от алкоголизма папаша.
"А я вот человеком стал" подумал Курци и погладил себя по редеющим волосам. "Офицерики, чистоплюи, брезгливо смотрят. Даже в офицерском клубе нас, жандармов, сторонятся. За один стол не садятся, гады! Брезгуют! А кто, позвольте, спросить, ваше дерьмо разгребает, аристократы вы проклятые? Кто подчищает за вами? Кто ваши тылы прикрывает, спины ваши? Кто самую грязную работу берёт на себя? Кто ваши ручки оставляет чистыми? Кто, в конце концов, позволяет вам быть благородными?"
Аден застонал и попытался поднять голову. Но уронил бессильно и снова потерял сознание.
Стон арестанта отвлёк Курци от возвышенных и одновременно отчасти горестных мыслей.
Самодовольство, смешанное с обидой, вдруг неожиданно сменилось брезгливой жалостью к арестанту.
- Дурак ты дурак, - сказа ему Курци и вынул первый листок из папки. - Давно бы во всём сознался, рассказал бы, что знаешь о дружках своих, бандитах, да спокойненько - в блок "А". Там тебя приняли бы как положено, проволоку на шею, ноги на табурет - и вперёд! Сегодня бы к вечеру был в раю... или что там у вас, дикарей, вместо него? В общем, успокоился бы. И мне хорошо - дело закрыто. И тебе хорошо - меньше мучений. Конец всё равно будет, но конец - он разный бывает. Кроме блока "А", для хороших людей, есть ведь и другие блоки, для плохих и упрямых...
И Курци невольно вздрогнул, вспомнив те самые, другие блоки. Честно говоря, он не одобрял все эти нестандартные экзекуции, но...
"Это тоже часть работы" утешил себя Курци.
Курци собрался было рассказать поподробней арестанту об этих... ну, в общем, нехороших, конечно, прямо скажем - страшных вещах... или, точнее... Но в этот самый момент раздался предупреждающий звон зуммера, дверь в комнату открылась и вошёл...
- Господин капитан! - Курци вскочил и вытянул руки по швам.
...Нейбер, господин Нейбер, шеф особой группы полевой жандармерии, начальник, чьё имя в его отсутствие жандармы произносили лишь шёпотом, образцовый служака Нейбер, идеальный Нейбер в отутюженном, подогнанном и подшитом точно по фигуре сером жандармском мундире, Нейбер в начищенных до блеска (и блестящих даже при тусклом свете бункерной лампы) ботинках с чёрной шнуровкой.
Нейбер вошёл в комнату. Стоял некоторое время у стула, рассматривая арестанта (даже пару раз наклонился, чтобы рассмотреть поближе... и что тут, скажите, интересного?). Потом подошёл к раковине. Закрутил кран, из которого постоянно тонкой струйкой текла вода (Курци привык к этому тихому журчанию и давно уже не обращал на него внимания, тем более, что крики арестантов заглушали любой шум... а в промежутке между допросами и такой шум хоть немного, но успокаивает... будто у ручейка лесного сидишь... хотя, понятно, непорядок это, да и ржавчина потом в раковине).
Курци всё это время стоял абсолютно неподвижно, даже дышать старался, не смотря на насморк и заложенный нос, как можно тише.
Нейбер остановился в задумчивости, потом решительно махнул рукой и подошёл прямиком к столу.
"Дела проверять будет?" с внутренним трепетом подумал Курци.
Проверки дел он не любил: делопроизводство до конца он так и не освоил, писал с таким количеством ошибок, что компьтер секретариата регулярно возвращал ему отчёты, поскольку ни одна канцелярская программа не могла их привести в более-менее приличный или хотя бы читабельный вид.
Следствие вести он любил, да и часто получалоьс у него это... Накопать что-нибудь, ниточку найти. А вот написать об этом красиво... Нет, это не получалось!
"Мне бы в приличной семье родится" подумал Курци, с нарастающим беспокойством следя за действиями начальника.
Тот потянулся к папке и, кажется, вознамерился полистать её.
"Не из грязи лезть, не пьяные крики папаши по ночам слушать... Я бы вам, конечно, и не такое писал! Да и званием бы повыше поднялся, это как пить дать!"
Нейбер действительно перелистнул пару страниц, но видно было, что делает он это механически, равнодушно и без всякого внимания. Возможно, он просто следовал жандармскому ритуалу (начальник непременно что-то должен проверять!) или просто хотел добавить напряжения и окончательно подавить Курци административным авторитетом.
И точно: папка неожиданно полетела на стол и Нейбер закричал:
- Мы для кого сигнализацию сделали, Курци?
Тот покачнулся, даже сделал испуганное и жалостное лицо. Но в глубине души расслабился - пронесло!
"Разнос" решил Курци. "Просто разнос решил устроить. Никакой проверки не будет".
- Для кого звонок, Курци?! - и Нейбер ударил кулаком по столу. - Вы забыли правила? Вам наплевать на них? Как жить Республике, если даже жандармы, лучшие люди свободного мира, и то не соблюдают правила безопасности! Вы должны быть примером, а вместо этого...
Нейбер открыл ящик стола и бросил туда папку.
- Что я сделал, Курци? - отчего-то шёпотом спросил Нейбер.
- Выполнили пункт два-точка-один основных правил работы с секретными документами, - чётко отрапортовал Курци. - При включении зуммера и появлении в комнате...
- До появления, - попоравил Нейбер. - До появления, Курци! До появления кого-либо в комнате все документы должны быть убраны в стол, а ящики стола закрыты. Почему нарушаем, Курци?
- Но вы же не посторонний, господин капитан, - попытался оправдаться Курци. - И мы в бункере...
- Бред! - прервал его Нейбер.
И подошёл к арестанту.
- Вы что, видели, кто именно в комнату входит? А если это его сообщники?
- Виноват, - нашёл, наконец, нужное слово Курци. - Недосмотрел, расслабился...
Нейбер неожиданно улыбнулся и похлопал продолжавшего тихо стонать арестанта по спине.
- Вот именно, Курци, - сказал тихо и спокойно Нейбер. - Расслабились. Мы все расслабились! А они...
И он показал пальцем на Адена.
- ...они этим пользуются. Они-то как раз не расслабились, эти бандиты, дикари, людоеды, грязные аборигены! Эти проклятые повстанцы, мятежники! Они защищают своё право на дикость, первобытную анархию, вольность дикарских нравов. Им неведомы законы подлинно свободного и цивилизованного мира. Эти жители планет Тёмного пояса - угроза нам, нашей цивлизации, нашему образу жизни. Мы, просвещённые люди...
Курци глубоко вздохнул от нахлынувших чувств. В кои-то веки его причислили к цивилизованным и просвещённым людям!
"Вот ведь" подумал Курци "порядочный человек, хороший человек - он и слова находит хорошие. И слушать его приятно. Не то, что прочие... с золотыми-то нашивками, офицерики эти. Их послушаешь - и жить не хочется".
- ...Тяжёлой, быть может, грязной, но такой нужной
