Изгой

он чужой. Кто же он теперь? Вот откуда эти способности к русскому языку. Он всё пытался вспомнить ранние картины своего детства, как будто там можно было найти ответ: на самом ли деле он – русский. Или это ещё одна пакостная ловушка Гевисмана? Он ничего не помнил, кроме безнадёжного одиночества, отчуждённости от сверстников - может, и это оттого, что они ещё по-детски зверино чувствовали, что он чужой - и вечного ожидания родителей. Кстати, кто же они? Гевисман должен знать, должен сказать. Уже почти совсем доплётшись до барака, Вилли повернул назад. «Надо узнать. Но что? Что мои родители – русские шпионы? Яблочко от яблони недалеко падает» - вспомнилась вдруг русская поговорка. «Как метко!»
Американца не было. Постучал в дверь комнаты Гевисмана, ответа тоже не было. Вошёл. Под светом абажура ярко блестела пустая жирная миска, и тускло отсвечивала почти опустошённая вторая бутылка виски. Хозяин спал одетым в неудобной позе, поставив правую ногу на пол и заложив левую руку за голову. Половина лица его утонула в расстёгнутом воротнике рубашки, и оттуда доносились тяжёлые отфыркивания при выдохах перегретого алкоголем организма. Вилли подошёл ближе, разглядывая спящего шефа. Подумалось: «Лучше мне не вернуться, и тогда…» Высверкнуло вдруг упоминание Гевисмана об ампуле. И сразу же пришло решение: «Ну, что ж, Гевисман, ты сам подписал себе смертный приговор своим бахвальством. Прими, дьявол, своего заблудшего козла!» Он осторожно ощупал воротник рубашки спящего и в правом углу ощутил какую-то твёрдость. «Вот она!» Удобно пристроил ампулу между пальцами левой руки, на выдохе Гевисмана вставил её между зубами того и тут же резко ударил снизу по челюсти. Гевисман вздрогнул, остановил дыхание, потом прямо приподнялся в кровати, выпучив глаза, и рухнул снова на подушку, безвольно отворотив лицо набок и раскрыв рот. В нём ещё пульсировал язык, отрабатывая прошлые команды, а мозг уже бездействовал, и из уголка рта сочилась кровь из разрезанной десны. «Всё! Вот и ещё труп. И снова немец. Нет, Бог не слепо правит моими руками. Он-то знает, что я русский, и в какой уже раз даёт мне жёсткий знак об этом».
«Пора уходить и чем быстрее, тем лучше. Хорошо бы запереть дверь». Огляделся, ключ торчал в дверях, потрогал, он легко поворачивался в скважине. «Неплохо бы запереть изнутри». Мысль понравилась. Вилли пошёл к шкафу, открыл его и сразу увидел то, что ему надо: металлическую трубку комбинированной ручки, заткнутой с двух сторон колпачками с пером и карандашом, которые он спрятал в карман, а трубку сплющил зубами, подгоняя под конец ключа. Потом бросил последний взгляд на уже окончательно застывшего шефа, вставил ключ в замок, закрыл дверь и, приспособив трубку, из коридора повернул ключ. Замок легко щёлкнул, и дверь была заперта. Американец так и не появился, и это тоже было божье чудо, только так Вилли мог расценить отсутствие охранника в нужное время.
В барак он пробирался как ранняя мышь. Вероятно, было уже далеко за полночь, все спали, во всяком случае, хотелось, чтобы было так. Он подобрался к своей кровати с другой стороны от Шмидта, медленно и осторожно забрался, тихо разделся и спрятался под одеяло. Улёгся, змеиными движениями приспосабливая тело к удобному положению и повернув лицо к Шмидту. Тот даже не пошевелился, хотя раньше никогда не пропускал возвращения соседа. «Спит. Слава богу!»

- 10 –
Утром его разбудили, сильно толкнув в плечо. На уровне койки он увидел строгие лица Шмидта, Визермана, американского майора, который допрашивал его в первый день, и двух солдат в пилотках. Майор спросил:
- Когда вы ушли от Гевисмана?
Вилли внутренне собрался. Снова его ответы были ценою в жизнь.
- Я не знаю. У меня нет часов. Все, кажется, уже спали. Может, кто-нибудь слышал, можно спросить.
Американец пристально смотрел в глаза Вилли, тот не уклонялся.
- По какому поводу пьянствовали?
Вилли сел в кровати, подобрав под себя ноги. Возвышаясь над допрашивающими, он чувствовал себя более уверенно.
- Собственно, пил-то один Гевисман и особенно много, когда узнал, что его секретную картотеку с восточной агентурой, которую он вам обещал… - намеренно разглашал он секреты шефа с американцами, чтобы обезопаситься. Американец никак не среагировал, несомненно, зная, о чём речь, а Шмидт и Визерман коротко переглянулись.
-… уже не добыть, - продолжал Вилли. – Она оказалась под развалинами виллы в его бункере. Я был там в тот день, когда попал в лагерь, и видел. Без хорошего бульдозера и экскаватора и делать нечего. Он сильно разволновался, почти плакал, и всё пил, пил. Когда же наклюкался до предела, и разговор стал бессвязным, я ушёл. Вот и всё.
Потом, как бы вспомнив, добавил:
- Когда я уходил, видел часовой, может подтвердить.
Майор не ответил и приказал:
- Одевайтесь!
«Неужели не пронесло?» - пожалел Вилли.
В комендатуре майор, оставив его стоять, сам прошёл за стол, сел, забарабанил пальцами.
- Послушайте, вам не кажется странным - мне, например, кажется - что все три ЧП в лагере связаны с вами? Это не может быть случайным.
Вилли попытался возразить:
- В двух я не был зачинщиком. А про какой третий вы говорите? – как бы непонимающе спросил он.
- Гевисман мёртв, - напомнил майор. – И вы были последним у него. Не так ли?
Вилли постарался удивиться:
- Как мёртв? Когда я уходил, он был только пьян. Вы что, хотите сказать, что я его убил? Но зачем? И как? – возмутился он.
- Вот это я и хочу узнать.
- Господин майор, уверяю вас, я здесь ни при чём. Прошу, допросите часового. Мне трудно даже представить, что Гевисман мёртв. У нас же намечалось общее дело. Зачем мне его убивать?
Майор помедлил, потом покрутил ручку полевого телефона, что-то сказал в микрофон. Дальше оба ждали молча. Вскоре пришёл тот самый негр-часовой, майор что-то спросил, тот, внимательно поглядев на Вилли, ответил. Они ещё о чём-то поговорили немного, часовой откозырял и ушёл.
- Вы или дьявол, или судьба вас на самом деле испытывает довольно жёстко.- Майор указал рукой на стул у стола. Вилли присел, ожидая дальнейших расспросов. Похоже, что часовой подтвердил его алиби.
- Вы знали, что у Гевисмана есть ампула с ядом? – продолжил допрос американец.
Пока Вилли думал, что ответить, дверь отворилась, и в комендатуру вошёл пожилой капитан. Они с майором поздоровались за руку, обменялись короткими репликами, потом капитан, за неимением свободного стула, присел на подоконник и обратился к арестованному:
- Так это ты должен был идти за картотекой?
Вилли повернулся к нему, поняв, что только теперь будет главный разговор.
- Я, - ответил он с готовностью. – Только идти незачем. – Объяснил снова: - Её больше не существует: она погребена в бункере под развалинами виллы Гевисмана. – Опять охарактеризовал состояние шефа: - Он был очень расстроен. Я никогда не видел раньше, чтобы он так много пил, как в этот раз, когда узнал о гибели картотеки.
Вилли замолчал. Молчал и капитан. Похоже, что он больше оценивал допрашиваемого, чем то, что тот говорил. Очевидно, ещё раньше, услышав о смерти Гевисмана, он решил, что тот лишился возможности добыть картотеку. Осталось увязать воедино его смерть, гибель картотеки и этого молодого эсэсовца, который, несомненно, причастен и к тому, и к другому, но упорно старается отстраниться. И часовой показывает, что парень ушёл, когда Гевисман ещё шумел. Неужели и вправду покончил с собой, когда узнал, что дело с картотекой не выгорело? Что-то не похоже. Этот и зубами, и ногтями хватался за жизнь, за любую жизнь. Хотя, худшая сволота – Гитлер, решился же? И Геббельс. Чем чёрт не шутит!
- Ты работал с картотекой, - утвердительно произнёс он. – Что можешь рассказать о ней? Поподробнее.
«Ага!» - сообразил Вилли. «Значит, Гевисман на всякий случай, чтобы не быть вышвырнутым из дела, не открыл тайны картотеки. Узнаю предусмотрительного шефа. Но один раз он, всё же, ошибся. Не может быть, чтобы не рассказал американцам подробно о своём товаре. Очевидно, проверяют. Или капитан что-то задумал?»
- Я, наверное, не смогу рассказать больше хозяина, - уклонился он от ответа.
- Попытайся, - приказал капитан.
Вилли уже знал, чем он может заинтересовать американцев. Возможно, это и будет ценой за свободу.
- Это были копии досье на агентов, - начал рассказывать он, - заброшенных в тыл или оставленных при нашем отступлении в тылу русских. Многие были законсервированы Гевисманом и теперь понятно зачем. Были редкие досье и на агентов в других странах, в том числе, в Америке, Англии, Франции. С ними работал сам Гевисман, а я – только с восточной агентурой.
Вилли постарался как можно подробнее разъяснить структуру и содержание картотеки, принципы работы с ней, умышленно не называя имён. Капитан слез с подоконника, мягко заходил по комнате, вслушиваясь в рассказ Вилли. Потом прервал:
- Теперь эти подробности никому не нужны. С погибшими досье погибли и агенты, они сорвались с крючка, так?
Вилли быстро поправил:
- Лучше сказать: оборвалась леска, здесь, у нас.
- Не один ли чёрт? – с досадой возразил капитан.
- Её можно поймать и восстановить связи, - подсказал Вилли.
- Как?
- С моей помощью.
Вилли замолчал, ожидая естественной заинтересованности. Но не тут-то было.
- Продолжай, - приказали ему, не принимая предложения.
Всё же капитан оказался грубым человеком. Ему или не нравилась вообще вся эта затея с картотекой, или он не доверял всем немцам без исключения, или, хуже того, просто ненавидел их и не пытался скрыть этой неприязни в раздражённом тоне своих нетерпеливых понуканий. Он не шёл ни на какую сделку, считая, что Вилли обязан выложить всё за так, платой за жизнь и плен. Приходилось лавировать.
- Я долго работал с картотекой и многих её абонентов и их реквизиты хорошо запомнил, - продолжал торговаться он. – Могу воспроизвести по памяти, хотя бы частично, погибшие досье. Помню и многие крючки: обязательства агентов, компрометирующие их материалы, а главное, пароли и адреса, способы связи, с помощью которых можно дать им понять, что материалы на них целы, и в их судьбе ничего не изменилось, сменились только хозяева.
Капитан прекратил, наконец, свои маятниковые передвижения по тесной комендатуре, остановился перед Вилли, внимательно посмотрел.
- Ну, что ж, попробуй вспомнить кого-нибудь ради эксперимента.
Вилли немного призадумался, потом медленно и монотонно, как бы читая, произнёс:
- Игнатюк Василий Романович, кличка «Зубр», 1915 год рождения, украинец, бывший сержант Красной Армии, сдался в плен в октябре 1941 года. Был «подсадной уткой» в лагерях военнопленных, весной 1942-го внедрён в партизанский отряд в Полесье, на который вывел роту СС. После уничтожения отряда примкнул к другому, из которого пришлось уходить с перестрелкой. Ранен в левую ногу ниже колена, есть шрам. Лечился в госпитале в Минске. После выздоровления зачислен в карательный отряд по уничтожению евреев и наведению порядка в русских поселениях. Быстро стал заместителем командира, участвовал во многочисленных акциях. За пьянство, дебош и драку с немецкими солдатами после одной из акций посажен в тюрьму, откуда взят Гевисманом в диверсионную школу, и после её окончания заброшен в тыл к русским, осенью 1942 года. В течение двух лет поставлял сведения о передислокациях и