Чужой среди своих (ворчливые заметки)

тапочек, это я, конечно, загнул, но ощущение домашности было.
Я сидел у иллюминатора с левого борта, и мне повезло: была ясная безоблачная погода, можно, по сути, видеть всю карту Европы или Европу (как кому) - от Прибалтики до Великобритании. Мне даже показалось, что я вижу очертания итальянского «сапога». Чего только не увидишь с высоты десяти тысяч метров: особенно после простого, но сытного обеда под красное винцо. Я даже забыл о своих опасениях по поводу самого Лондона. Будь что будет.

     Отступление четвертое

Я очень много слышал о «Грушинском фестивале авторской песни» (фестиваль имени Валерия Грушина), который проходит на берегу Волги, но никогда там не бывал: только по телевизору наблюдал это великое скопление народа. А в 2008 году довелось. Заранее ехать не готовился, да и не думал даже, но в апреле увидел случайно на странице самарских бардов в Интернете приглашение поучаствовать в конкурсе. Надо было прислать одну свою песню, и она могла стать «победительницей» этого месяца (каждый месяц подводились итоги), если, конечно, так решат члены жюри. А в этом случае автор песни мог пройти сразу во второй тур конкурса на Грушинском фестивале (всего там три тура). И я послал свою коротенькую песню на интернетный конкурс самарских бардов. Через месяц пришло известие о том, что моя песня стала «первой», и я задумался о поездке на Грушинский: надо хотя бы разочек побывать на самом главном фестивале авторской песни.
Приземлились мы мягко, время было уже лондонское: разница - три часа. Первый вечер в Лондоне... нет, пока еще только в одном из аэропортов - в Хитроу. Честно говоря, я как-то даже не заметил, что три с половиной часа назад был еще в Питере. Свой багаж нашел быстро. Моя гитара в кофре, за состояние которой я очень опасался, скромно стояла немного поодаль от остальных вещей: сумок, чемоданов... Сервис. Я был благодарен британской авиакомпании за проявленную аккуратность.
Аэропорт был огромен, но я быстро нашел выход и попал в зал для встречающих. Увы, меня никто не встречал, хотя еще минуту назад я на это очень надеялся. На прекрасном русском языке я стал спрашивать всех прохожих, где же лондонское метро. Мне почему-то отвечали понятным словом: «такси». Я ничего не понимал. Потом уже я узнал, что их метро и не метро вовсе, а - «underground» (не буду даже стараться выговорить это, наверное, очень простое английское слово). Я спрашивал себя: а чей же ты гость, Коля? Ответа не было: Лондон помалкивал. Но для себя я уже твердо решил: я - просто лондонский гость, и не ошибся.
Несколько стоявших поодаль кэбов (лондонских такси) радушно открывали мне свои двери. Водители о чем-то спрашивали, но мы не понимали друг друга. Я все же решительно махнул одному из них рукой в какую-то сторону, потом вспомнил, что у меня в кармане есть записка с названием отеля, найденным по Интернету, отыскал ее и протянул услужливому водителю. Тот заулыбался, утвердительно кивнул мне и стал заносить в кэб мои вещи. Я тоже потихоньку вошел в автомобиль. Я не ошибся: действительно вошел, а не втиснулся.
Мы остались наедине с водителем. Я стал лихорадочно искать кошелек, который некстати куда-то запропастился. Минуты через три я его нашел, достал десятифунтовую купюру и, показывая ее водителю, на чистом русском языке спросил: сколько будет стоить доехать до отеля. В ответ водитель стал молча выносить мои вещи из кэба. Я оторопел. Куда же мне теперь, дорогие вы мои лондонцы??? Тут до меня дошло: по всей видимости, водитель кэба подумал, что я хочу доехать до отеля всего за десять фунтов. Я стал размахивать перед его носом кошельком, шелестя купюрами, показывая, что в его животике и сотни фунтов водятся. Мы нашли общий язык: водитель вернул вещи в кэб, улыбнулся, покрутил какие-то рычажки в кабине, мягко закрыл дверь и пошел на свое водительское место, закрытое от меня стеклом. Кэб торжественно тронулся и покатил в Лондон.

       Будет, что вспомнить

В кэбе было так удобно, что я стал забывать о происшедшем. Дорога была мягкая, ухоженная, хотя левостороннее движение раздражало: водитель не на том месте, где ему быть положено, встречные машины не с той стороны, - ко всему этому надо было привыкать.

    Отступление пятое

Из-за левостороннего движения я трижды чуть не угодил под колеса. Один эпизод запомнился больше других. Это было на Бейкер стрит, когда я искал музей Шерлока Холмса. Переходя улицу, конечно же, в неположенном месте, я по привычке повернул голову налево: дорога была пуста. Уверенным шагом стал пересекать улицу, и тут перед самым моим носом прошелестел огромный блестящий автомобиль. Из открытого окна прокричали какие-то слова (как хорошо, что я не понимаю по-английски!), а я уже медленным шагом, постоянно озираясь, наконец-то перешел улицу и присел на лавочку, чтобы отдышаться. В голове была мрачноватая мысль - в нашем «Курьере Карелии» некролог: «Известный карельский бард, будучи в Лондоне, трагически погиб под колесами автомобиля на Бейкер Стрит». Это немного успокоило.
Минут через десять я обратил внимание на некое табло (счетчик) за стеклом где-то под потолком автомобиля: счетчик какое-то время чирикал, а потом выплевывал очередной фунт. На счетчике уже было 24 фунта, а кэб все кружил явно по пригородным улицам Лондона: до отеля, наверное, было еще далеко. Действительно, когда кэб остановился, на счетчике явственно проступали цифры - 68. «Три с половиной тысячи на наши», - мгновенно подсчитал я. Куда ж деваться? Зато потом будет, о чем вспомнить.
Я минут пять покурил на крыльце дорогого сердцу (и кошельку) отеля и нагло ввалился в холл: из Интернета знал, что здесь говорят по-русски. В окошечке ресепшн улыбалась довольно милая мордашка. Я без задержки, еще с вещами в руках, стал объяснять, чего же и на какой срок мне нужно от них. Когда я замолчал, мне на английском стали что-то объяснять. Дурдом, настоящий дурдом. Стоило ехать в такую даль, чтобы слушать непонятные слова! В ресепшн заглянула девушка, и я понял, что именно она-то и поможет мне в этом странном английском мире. И действительно: она понимала по-русски. Того, что я хотел, у них не было, зато было то, за что надо было платить в два раза дороже, чем показывала моя смета расходов. Поторговавшись, сошлись на цифре 35 (это - фунтов в сутки вместе с завтраком), и я получил ключ от номера. На часах было 20.40.

    В тесноте, да не в обиде.

Номер был махонький: зайти и выйти, зато с отдельным душем и большой двуспальной кроватью. За окном были слышны шаги и разговоры проходящих мимо англичан: как и дома, слышимость отличная. Даже показалось, что я на родине. Но это только показалось, а на самом деле дом далеко - за тысячи километров, а я один, как перст, один. Мысли роились в голове, а руки делали свое дело: через пятнадцать минут я уже был готов к выходу в лондонский свет. Сунул ключ от номера в карман, захлопнул дверь и по узкому коридору выскочил на улицу. Напротив увидел уютный зеленый сквер, по нему бродил с метлой, мешком и с каким-то крючком высоченный негр. На лужайке еще играло бликами солнышко, настроение поднималось. Я уверенным шагом двинулся по улице в неизвестном направлении.

    Отступление шестое

В первые дни июля 2008 года я уже разбивал палатку на «Кольском бугорке» «Грушинского фестиваля». Если честно, я бы не поехал, но случилась оказия: можно было на машине мурманского автора доехать прямо до места, и я решился.
Я не пишу стихи или музыку отдельно: всегда пишутся сразу песни. Мне даже кажется, что они и не пишутся, а каким-то невероятным образом складываются в голове, чтобы однажды выплеснуться уже готовенькими. В последнее время, когда происходит этот процесс, у меня даже начинает болеть голова от напряжения: то, что в это время происходит внутри меня, не поддается описанию. Но все-таки я люблю это состояние, люблю больше, чем даже последующее исполнение уже готового «продукта». Разговор о самом процессе написания песни в среде бардов возникает постоянно, но... ничего путного из этих рассказов я не познал: у меня все как-то по-другому, но так, наверное, и должно быть.
На Грушинском была атмосфера не очень для меня приятная: я не люблю толпу, а здесь не было никакой возможности разобраться, кто есть кто, тем более что песни, которые раздавались со всех сторон, были совершенно не адекватные главному событию года авторской песни. Я, конечно, - ворчун, но для меня «авторская» песня - некое откровение человека, исполняющего ее, а тут... просто нет слов.
Лондон был похож на все остальные западные города, в которых я побывал раньше, по крайней мере, та его часть, по которой я гулял. Это потом я узнал, что оказывается на станции лондонского метро, рядом с которой я и проживал (Кинг Кросс), в прошлом году (в 2007-ом) прогремел взрыв. Но я об этом еще не знал, поэтому об этом и не думал, наслаждаясь городской тишиной. Через какое-то время я наткнулся на лондонскую национальную библиотеку, которая была уже закрыта. Но зато был открыт ирландский паб напротив, и я естественным образом очутился в приличном зале с многочисленными столами и столиками, за которыми сидели веселые люди и медленно, между разговорами, потягивали приятное на цвет пиво. На стене красовались несколько больших телевизионных экранов. За барной стойкой висели десятки пивных краников, из которых постоянно - то из одного, то из другого - в кружки лилось пивко, было уютно и тепло, пахло жареным картофелем, и несколько барменов, несуетливо исполняющие свои обязанности, казались уже почти приятелями. Я долго изучал прейскурант со множеством названий сортов пива, а потом, не выдержав напряжения от незнания английского языка, просто наугад ткнул пальцем в прейскурант и сказал бармену почему-то: «Давай!». Но он все прекрасно понял, и через минуту я уже шел к полусвободному столику с кружкой пива.

      Отступление седьмое

В конце семидесятых у нас в Петрозаводске открылся пивной бар на Октябрьском проспекте. Я отчетливо помню это прекрасное студенческое время. Пиво было в дефиците, а тут - пивной бар. К сожалению многих, в него было практически не попасть: очередь и летом, и зимой. Да и пиво было не очень, это я сейчас понимаю. Тогда все было по-другому. А у нас проблем попасть туда вообще не было (был знакомый «вышибала»): два-три раза в неделю мы его посещали всенепременно. Подвальное помещение с тяжелым запахом одного сорта пива, перемешанным с запахами вяленой рыбы и креветок, сейчас, наверное, было бы полупустым, если не пустым. А тогда... Там читались написанные ночью стихи, там велись околополитические разговоры, там пелись песни, там было все, кроме, естественно, хорошего пива.
Соседи по столику делали вялые попытки заговорить со мной, увы, натыкаясь на мой недоуменный взгляд и попытки на пальцах объяснить, кто я такой. Но все равно было хорошо, и я еще дважды повторил свой заход к заветному кранику. Пиво было отличным. В голове посветлело: полезли какие-то стихотворные строчки, благо, блокнотик у меня всегда под рукой. В общем, - благолепие. Я постепенно стал забывать о своих проблемах.

    И все-таки - чужой.

В свой отель я попал после двенадцати, глаза слипались от пива и от времени, по московскому было уже около четырех утра. А на улице еще