Война без героев

Балакове нет, — вздохнула Лида. — Знакомые сказали, что и в Саратове нет. Одни говорят, в Питер уехали, другие, что за границей. А я вот по коммерческим делам Кузьме Михайловичу помогаю.
— Да похоже, не до коммерции местным жителям, — вступил в разговор Слепченко. Идём по улице — и ни человека. Ни собаки и ни курицы… Война, видать. Махинские партизаны, видать, народ распугали.
— Нет никаких партизан в Хвалынске! — засмеялся Костя. — Это городок такой, спящий. Махин с войском под Вольск ушёл. Раненых с десяток оставил… В доме купца Кащеева мы живём.
— Совсем, что-ли, войск не осталось? — удивился Слепченко.
— Ну вот ни единого человечка! — со смехом подтвердил Костя. — А зачем оставлять? Мало оставишь — не дай бог, красные нагрянут, перестреляют. А много оставить не может, самому бойцы нужны… Вы надолго в Хвалынск?
— Мы с Кузьмой Михайловичем по торговым делам, проездом, — оправдалась Лида. — Кузьма Михайлович насчёт пеньки хотел поинтересоваться… И дальше, в сторону Самары. Я Кузьме Михайловичу помогаю…
— К штабс-капитану Михайлову в штаб опять попросишься?
— Попрошусь, если возьмёт. Вдруг место секреташи ещё вакантное, — засмеялась Лида.
— Плохо нынче с коммерцией, — крякнул Слепченко, переводя разговор со скользкой темы на безопасную. — Товар найди, товар купи, товар перевези… А с перевозкой совсем дело дрянь. То на красных, то на синих, то на обыкновенных бандитов напорешься… Не товар, так лошадей отымут…
— У нас по этой части вроде строго, — похвастал Костя. — КОМУЧ торговый люд поддерживает.
— Все поддерживают, — ворчал Слепченко. — И все стараются за кошелёк поддержать… Война, она и есть война. А долго здесь войск не будет? С войсками оно, на самом деле, торговле спокойнее.
— Это как война покажет. Если успех будет — в сторону Вольска пойдут, там обоснуются.
— В Вольске же белые! — удивился Слепченко.
— Были два дня назад. Да теперь красные.
— Вот времечко! То белые, то красные, то местные…
— А ежели наступление не удастся, через пять—семь дней на переформирование возвратятся, на отдых, — закончил доклад военной диспозиции Костя.
— Не знаете, Костя, здесь кто пенькой торгует? — спросила Лида, чтобы завершить разговор.
— По—моему, здесь никто и ничем не торгует, — засмеялся Костя. — Спят здесь все.
— Ну ладно, пойдём мы. Дела, — Лида подала ладошку, вытянув её лодочкой.
— До свидания, Лида. Я рад, что повстречал вас…
Костя расстроено вздохнул. Он подставил под ладошку Лиды свою ладонь, накрыл другой ладонью и нежно погладил ладошку девушки.
Смутившись, Лида высвободила руку.
— Дела… Сами понимаете… Поедём мы…
Взяв Слепченко под руку, Лида увлекла спутника по улице.
Шли не оглядываясь. Собираясь повернуть в переулок, Слепченко всё же оглянулся.
— Стоит парень. Расстроенный. Сохнет, видать, по тебе.
— Ладно вам, Кузьма Михайлович! — вспыхнула Лида и выдернула руку из-под локтя спутника.
— Да я ничего. Дело житейское, молодое… То, что подпоручик к тебе благосклонен, это хорошо. Главное, чтобы ты с холодной головой оценивала ситуацию. Без сердечных страданий. Ладно, ладно! — остановил он Лиду, готовую возмутиться. — С Хвалынском всё понятно, войск нету. Надо в сторону Сызрани двигаться. Давай на пристань сходим, может какой пароход вверх пойдёт.

Довольно большой остров напротив города разделял Волгу на два рукава.
Неподалёку от того места, где должна быть пристань, местный люд организовал базарчик. Торговали молоком и квасом, овощами и свежеиспечёнными пирожками—ватрушками.
Слепченко купил два литра квасу, себе три пирожка с мясом, Лиде один пирожок с мясом, один сладкий.
— А куда ж пристань дели? — спросил Слепченко у хозяйки, торговавшей пирожками.
— Дык, летом Воложка, этот проток, — хозяйка махнула рукой на реку, — мелеет. Там остров Середыш вылезает, — хозяйка махнула вверх по течению. — Пристань отводят в Ивановку, вёрст семь туда вон, по Бечевой. А сюда летом только маломерки заходят, да буксиры.
Лида и Слепченко ели пирожки, запивали квасом, смотрели на Волгу.
Густовлажный воздух с рыбным привкусом смягчал наливающееся жарой солнце.
У берега вплотную друг к другу стояли наполовину вытащенные из воды лодки, примкнутые цепями к огромным останкам толстых деревьев. Корни, как лапы морских чудовищ, торчали в разные стороны и цеплялись за берег.
На кормах лодок сидели мальчишки с ореховыми удочками. Несколько лодок под самодельными парусами из мешковины едва шевелились на середине протоки.
Снизу по протоке к городу подошёл маленький буксир, ткнулся носом в берег как раз напротив базара. Из рубки выскочили четыре солдата, вытащили два пулемёта, направили дулами в сторону базарчика. Два солдата легли за пулемёты, заправили ленты, приготовились к стрельбе.
Базарчик как-то вдруг переполошился. Торговцы схватили товары, корзины и бидоны, побежали врассыпную.
Лида и Слепченко передвинулись в неглубокую ложбинку, скрывшую их так, что лишь головы торчали над землёй.
— Снизу, значит из Балакова, — рассуждал Слепченко. — Значит, красные. Но могут и из Вольска быть. А там, вроде… тоже красные, как твой подпоручик сказал.
— Никакой он не мой! — взбунтовалась Лида.
— Не твой, не твой, — согласился Слепченко. — В общем, не резон нам с тобой зайцами бегать. Давай спокойно посидим, да посмотрим, кто они и зачем.
Прошло достаточно много времени. На буксире, наконец, подняли красный флаг.
На палубу вышел человек в сапогах, в офицерских галифе, в чёрной кожаной куртке и чёрной кожаной фуражке. Стал в уверенной позе, расставив ноги. Поднёс ко рту рупор, через какой переговариваются капитаны на реке, и потребовал в сторону берега:
— Во избежание недоразумений и кровопролития отряд красной гвардии требует прибыть на борт буксира представителей местной власти!
— Надо думать, это ихний комиссар, — решил Слепченко. Но вставать и бежать к буксиру почему-то не спешил. Чесал затылок, кривился в раздумьях. — А ежели это не красные?
Наконец решил: — Раз представителей местной власти поблизости нет, давай мы с тобой сходим, разведаем, кто это и зачем. Говорить, что мы разведчики, думаю, по понятным причинам, не надо.
На буксире Лида и Слепченко увидели человек пятнадцать опоясанных пулемётными лентами и увешанных гранатами солдат.
Оказалось, что это красноармейский пулемётный взвод самарского гарнизона. Когда чехо-словаки заняли Самару, этот взвод с боем ушёл к Волге, захватил буксир и под обстрелом отбыл вниз по течению. Снизу в Хвалынск они заплыли потому что рулевой, опытный волжский моряк, сказал, что сверху путь закрывает песчаная отмель.
Пулемётный взвод, отрезанный от своих, на буксире курсировал по Волге между Сызранью и Хвалынском, заплывал в сёла. Если там не было крупных военных сил белых, действия местных властей направлял их на путь революционной справедливости.
Это рассказал командир судна, сутуловатый латыш с исхудалым загорелым лицом, воспылавший почему-то к Слепченко доверием.
— Нет в России революционнее губернии, чем Самарская! — утверждал он, яростно жестикулируя. — А соседние губернии не смогли оказать ей революционной поддержки. И посему проявили себя, как контрреволюционеры. Наш буксир — это всё, что осталось от революции. Да здравствует наша плавучая самарская революционная территория!
— Неправда, товарищ! — обиженно сказал Слепченко. — Самарская территория существует. Переезжай Волгу — на том берегу — наша территория.
— Чем подтвердишь?— оживился командир.
— Документально! — воскликнул Слепченко. — Я сам представитель Самарской губернии — из главного революционного города Николаевска.
Слепченко снял картуз, достал партийный билет. Командир обнял Слепченко и троекратно облобызал его.
— Товарищ, дорогой мой! — сказал командир. — А ведь я думал, что всей революции конец! Значит, есть революционная самарская территория? Ура!
Он торжественно жал Слепченко и Лиде руки, приговаривал:
— Нет уж, я вас от себя не отпущу! Едем вместе устанавливать советскую власть на Волге!
— А вы в какую сторону? — поинтересовался Слепченко. — Нам бы в сторону Сызрани. Дела у нас там. Революционные.
— И мы туда. Советскую власть устанавливать. Отчаливай!

Буксир покинул Хвалынск и тихим ходом огибал остров, чтобы пойти вверх.
Красноармейцы сняли амуницию и были коряво—изысканны в обхождении с Лидой.
Буксир завернул за мыс, и все увидели шедший навстречу пассажирский пароход. Полминуты — и буксир поравнялся с пароходом. Командир красных пулемётчиков дал знак, чтобы пароход остановился.
Оказалось, пароход шёл из Самары, чехи не препятствовали капитану выполнять коммерческий рейс.
Командир пулемётного взвода приказал произвести на пароходе обыск для выявления подозрительных лиц и груза.
Солдаты быстро обнаружили чрезвычайно подозрительный груз: несколько ящиков вина и водки.
Пока пулемётчики определяли качество обнаруженного вина, пока проверяли пассажиров на отсутствие неблагонадёжных и вредных делу революции лиц, пароход и буксир снесло течением до села Алексеевка, что ниже Хвалынска.
Командир приказал пулемётчикам сойти на берег, чтобы убедиться, прочна ли здесь советская власть и в каком революционном действии она себя проявила.
К великому ужасу уже опьяневшего командира, прочной власти на месте не оказалось: её представители мирно эвакуировались, приказав прослойке противоположного класса освобождённого места не занимать. Следовательно, в селе отсутствовала всякая власть, чем так и опечалился командир. Он бил себя в грудь початой бутылкой вина, и, не вынося позора, плакал.
— Товарищи, нет больше революционной власти! — горестно произносил он, и по щекам его текли слёзы, а из бутылки на палубу — вино.
Вскоре революционер опьянел окончательно, однако держался ещё на ногах. Пьяна была и команда. Командир приказал арестовать управляющего графским имением, расположенным близ села. Отряд забрал в имении племенного жеребца, велосипед и библиотеку. Всё конфискованное погрузили на пароход, чтобы употребить потом на пользу всемирной революции.
— Да здравствует передвижная самарская территория! — кричал командир, когда пулемётчики грузили его на буксир.
Час с небольшим спустя пароход и буксир приплыли в Балаково, где местные власти обезоружили мертвецки пьяный отряд пулемётчиков.

= 13 =

— Здравствуй, Лида! Здравствуй, моя разведчица! — приветствовал Лиду военком, когда она со Слепченко пришла к Захарову в кабинет с докладом.
Лида чувствовала, что если бы здесь не было Слепченко, то Захаров вместо «моя разведчица» сказал бы «моя хорошая», и, возможно, даже обнял бы её. Она чувствовала, как Захаров соскучился по ней. Да и она по нему тоже соскучилась. Лида широко и безудержно улыбалась. Настоящая Лида Мамина, увидев такую улыбку, одернула бы её: «Чего лыбишься, как дурочка?».
— Ну и ладно, — расхаживал военком по кабинету. — Первая вылазка в тыл врага для начинающего разведчика важна не результатами, а самим фактом нахождения в тылу. Вон, товарищ Клочков, на что опытный партработник, а как опростоволосился. Это ж надо, белому патрульному предъявить партбилет!
Лида сначала не поняла, о ком говорит военком… Да о