О Короле ужей и метаморфозах.

       По преданию, Король ужей, Жильвинос,  жил в озере. Однажды он увидел, умывающуюся в тёплой воде, Эгле. Девушка приняла страстную любовь красавца и стала его женой. У них родились  трое  сыновей и дочь.  Злые братья Эгле подло выманили из озера и убили Жильвиноса, в надежде вернуть  сестру, но она не пожелала жить дома и ушла в лес, превратив себя и детей в деревья. В литовских лесах дружно соседствуют сосны, клёны, берёзы и, конечно же, сочные красавицы  ели - эгле.
       Приближалась середина октября,  середина осени.  В очередной,  кажется уже пятый,  раз потянуло в места,  исцеляющие, по воле Создателя, прежде всего, от бремени психологических   анти-накоплений.   Накануне  отъезда,     информация,  ясно прочитанная подсознанием,  окрылила и озадачила  -  предстояло некое  «значимое»  знакомство.   По обыкновению,  в прежних  поездках,  хоть то было, по работе или во время отпуска,   я сдерживался  от искренности  в общении, предпочитая  уединение.

       Литва. Друскининкай.
 
Красавиц  елей  лапы  в  серебре.
Ковёр    цветов под ивою плакучей.
Жёлто-зелёно-красный,   в октябре,
Смолист и  ароматен  лес  дремучий.
               Из недр  струит   целебная вода…  

      Ужин.  Возбуждённый обилием дневных процедур и прочих удовольствий, отдыхающий народ, вежливо суетился возле «шведского стола», создавая ровный гул обмена впечатлениями.
      Медленно продвигаясь между столиками, я высматривал свободное место.  Вокруг, кроме сдержанной литовской, слышалась возбуждённая русско-немецкая речь бывших, а ныне живущих,  по соседству  в Германии,  россиян.    «Здесь свободно, пожалуйста», - мягкий голос я скорее почувствовал,  чем услышал.  Слегка обернувшись,  увидел добродушнейшую улыбку и приглашающий  жест «присаживайтесь».

     «Четверть века…», -  сквозняком пронеслось и сжалось в висках. Растерявшись, ошеломлённый и онемевший, я увидел  друга детства, юности, зрелости. Наваждение. Тот же лучезарный взгляд, улыбка, движения рук, интонации в голосе.
     
- Виктор Фёдорович,  Москва.  Приятного аппетита. Третью неделю уже…
      Ошеломлённый пережитым ощущением,  поддержал  со  встречной улыбкой:
-Слава,  Хельсинки.  Сегодня только,  на новенького…
-Вот так,  просто Слава?
       Уловив интонацию неловкости,  оба мы  были из тех «кому за …десять», уточнил, что и в обиходе, и по документам  от второй части имени  мы  освобождены,  что мы, "заграничные",  к такому обращению  давно уже привыкли.

       Ужинать тет-а-тет с доктором философии, профессором, членом Союза писателей мне, доселе, не доводилось. Это обстоятельство добавило адреналина, я продолжал пребывать в растерянности, лихорадочно, по ходу, настраивая IQ своего давно облысевшего и поседевшего «компьютера».

       После ужина, не сговариваясь, отправились на моцион,  ставший традиционным, на последующую неделю, до расставания. Я внимал молодой лирической душе профессора:
« Лес. Накрапывает дождичек. Быстро темнеет. Поздняя осень. Лес хвойный. Поэтому он кажется каким-то пустым и слишком чистым, как избы литовцев. Сосны-одногодки стоят как спички-палочки, одна возле другой совсем рядом. Лиственных деревьев почти нет, - лишь отдельные кусты клена, осины ярко вспыхивают в сумерках осенним золотом. Да еще земля вся усыпана рыжими опилками - хвойными иголками вперемежку с бурыми опавшими листьями. Они сметены (ветром ли, уборщиками?) в длинные насыпи по обеим сторонам асфальтовых дорожек. И оттого лес кажется пронизанным таинственным струящимся отовсюду неярким светом, в котором влажно мерцают коричневые стволы сосен. Внизу они уже совсем черные, с мшистой зеленью, а сверху украшены вечнозелеными молодыми венцами. Хорошо».
       Лирика   переплеталась  с  философией  и,  это заводило  мою страсть,  не выплеснутую от бесконечных  раздумий «тихо сам с собою».

Мозг сжимался и пружинил
От  теорий   философских.
Мягко говорил Дружинин,
Дружески и по - отцовски.
Увлекали    размышления
С  Божьего  Благословенья.
Мозг кипел,   трещало темя.
Час  потехе – знанью время.

       Виктор Фёдорович продолжал «прелюбодействовать» с местной природой:
«Ясный солнечный день. И темная хвоя на легкомысленно ярко голубом фоне неба уже не кажется мрачной. И на ее темно-зеленом поле золотом вспыхивают уже редкие листья берез. И их прямые белые ветви кажутся еще более стройными. «Багрец и золото», - никто лучше  А. С. Пушкина  не сказал об этом времени года».
       Да,  осень – любимая пора и страсть великого мастера.   Через времена, она  растекается благостью, вызывая ответный трепет души и чувственность:

Зардел молоденький дубок, и тонкой веткой
Серебряную ель обнял. Он обожал кокетку.
У клена листья, сказка-быль, янтарные жар-птицы.
Рядок, бальзаковского возраста рябин, кораллов россыпью  кичится.
Березок стройненьких  канкан
В луча светила розовеет.
Искриться хрусталем фонтан.
Душа волнуется, а сердце молодеет.

       Пять философско-лирических вечеров растаяли.  Всё в бытии нашем подчиняется  законам вечного движения:

В гусиных криках,  а капелла, звук тревоги.
За клином  клин,  влекут  заморские дороги.
       
       Каждый день, провожая взглядами курлыкающие клинья, прокручивалось "вечное о вечном"...

      На следующий, по возвращении в Москву,  день  Виктору Фёдоровичу предстоял  круглый стол в Малом зале ЦДЛ с темой для душ наших,томимых от сотворения мира, «О добродетели».  
      В последний раз, мы  прогуливались под тёплым октябрьским светилом, неподалёку от, вырезанной из куска толстенного соснового ствола, добродушно-задумчивой улыбки мифического старца с распущенными волосами  и густой  бородой.  Жильвинас – Король ужей, охранял покой своей возлюбленной Эгле и детей.  Прищурясь, он вслушивался в слова профессора, глубоко понимая их суть своим тёплым деревянным сердцем.
      «Не имевший житейского опыта, перво-человек, был соблазнён коснуться «запретного плода». Расплата – выдворение  в мирскую жизнь.  Через действия и страдания,  рождались привычки-нравы, приобретался опыт, формировался характер. Способность поступать наилучшим образом во всём, что касается удовольствий и страданий,  человек назвал  Добродетелью, а противоположность этому – Порочностью.    Добродетель – склад Души, обретённый сознательными усилиями».

«Человек – дитя порока».
К нему судьба  сурова и жестока.
Делами светскими  «задушен»,
Желает «духа нищеты»,  очистить душу.
Стяжает «благодати  Божьей»,
В миру  твердят:  «Ты на кого похож?».
Всегда ОДИН.   За ВСЁ в ответе.
Стремится  верить  в  ДОБРОДЕТЕЛЬ…

     Все эти дни, памятуя о полученном перед отъездом «видении», я пребывал в состоянии благодати,  ибо даваемое по вере,  принимаю с благодарностью.

Helsinki.  21.12.2013.

    В январе этого, 2014 года, Виктору Фёдоровичу Дружинину исполняется  75 лет. Эти впечатления - скромный подарок Юбиляру!