Тремориада

отпала. Пособие безработного у него выходило побольше прежней зарплаты. Так что за прошедший год он трезвел крайне редко. Денёк, и вновь пошло-поехало. Разве что после инсульта не пил аж неделю.
Инсульт разбил его в сентябре. Он беспомощно валялся сутки на полу. «Друганов» скоро ждать не приходилось, деньги только закончилиль. «Друганы» волшебным образом могли б появится займи он у кого-нибудь денег. А так, до выплаты пособия и думать нечего. Саныч наконец кое-как дополз до входной двери, и ещё через пару часов умудрился открыть замок. Пожилая соседка, открыв дверь, была несколько обескуражена, обнаружив на своём пороге лежащего Саныча с ботинком в руке, коим он стучался к ней. Она то и вызвала ему «скорую».
Через недельку Саныч уж вполне самостоятельно двигался. Правда, к вечно ноющим ногам добавились переодические прострелы острой боли. А вот со зрением совсем беда. Он практически ослеп. Только уткнувшись носом, мог разобрать, к примеру, название газеты.  
После инсульта, получив пособие, Саныч, послал всех «друганов» куда давно следовало. И продолжал посылать пока те, наконец, не отвадились от визитов.
 
Живя с Кристиной, он выпил всего дважды. На свадьбе, и на Новый Год. Банально, но был дом, куда хотелось возвращаться, где его ждали с работы. На которую он устроился после нелепой смерти Трескачёва. Да, все друзья ушли нелепо. Славный, практически трезвый, так и вовсе попросту поскользнулся.
«Эх, Славный. Эх, Кристина. Отметим Новый Долбаный Год».
Саныч достал из серванта ещё одну стопку и, поставив рядом с «Кристининой», налил до краёв водки, накрыв хлебом. Плеснул и себе полную стопку.
«За вас родные».

                                                               3

На Саныче была морская роба с застиранным до бледной голубизны гюйсом третьекурсника, на плечах. Его порядком мутило. Вчера ему стукнуло восемнадцать. И теперь он шёл по узкому коридору ПТУ в гальюн, то ли покурить, то ли поблевать. На уши давил многоголосый гул. Туда-сюда двигались пацаны в форме. Мимо, посреди коридора - светлые гюйсы. То один, то другой здоровались, протягивая руку. Саныч буркал в ответ: «здорово», и брёл дальше. Тёмно синие же гюйсы больше жались к стенам. Топтались стайками у дверей кабинетов. Сегодня они рвались на урок. Вот два «третьяка», словно акулы скользнув вдоль плотного косяка «перваков», отделили одного лопоухого паренька лет пятнадцати, и сунули ему под нос форменную шапку наполненную лотерейками.
«А там все билеты счастливые. Будет петь, плясать, иль лампочку задувать», - отметил мимоходом Саныч, и решил – сначала поблевать, а затем покурить.
Раздался звонок на занятия. Не все «перваки» попадут на урок. Но основная масса двинулась в кабинеты. Саныч шёл против течения.
В прокуренном гальюне стояли четверо. Два Лысых, так звали Саню и Рому, сокурсников Саныча. И два «первака». Блондину замазали макушку зелёнкой. Он прижимался к стенке, уставившись в пол. Лысые же горячо спорили, по очереди тыкая пальцами в грудь брюнета, второго «первака».
- А я настаиваю на зелёнке! – восклицал Рома.
- Не могу согласиться. Нужно выстричь крест. – Саня для наглядности вжикнул ножницами у уха «первака» и кивнул на блондина. – Глянь, что ты уже наделал, изверг.
Он увидел вошедшего Саныча и сказал:
- Здорова! Видал, измазал «первака». На лысо-то он теперь добровольно подстрижётся, но на черепе зелёнку наждачкой придётся зачищать.
- Всё по-божески. У него осталось право выбора, - сказал Рома. – Коль с этого года при поступлении в хабзу, первый курс официально не стригут, то так тому и быть. Дело добровольное. Саныч, как считаешь?
- Минуточку, - проговорил Саныч, и подойдя к унитазу блевонул.
- Это всё алкоголь! – погрозил Саня пальцем брюнету.
- Пьёшь водку? – строго спросил «первака» Рома.
- Иногда, - пролепетал паренёк.
- Детский алкоголизм страшен. Малыш, куда ты катишься? – досадовал  Рома, затем обратился к Сане: - Братишка, давай по справедливости. Я зелёнкой, а ты крест.
- Оставьте его, мы знакомы, - сказал Саныч, идя к умывальнику.
- Блин, а чё молчишь то?! – воскликнул Саня.
- А сам попробуй говорить, когда блюёшь, - сказал Саныч умываясь.
Оторвавшись от умывальника он вытер рукавом лицо и, выдохнув проговорил:
- Вроде получше стало, - Саныч глянул на вымазанного зелёнкой блондина, и усмехнулся. – А вы подонки.
- Что есть, то есть, - Согласился Рома, улыбаясь двумя железными зубами, вставленными вместо выбитых на первом курсе.
- Ну, чё, пойдём, - кивнул Саныч брюнету и, двинувшись на выход, сказал Лысым: - Я домой, бывайте.
- Бывай, - сказали дружно Лысые.
А брюнет позвал за собой блондина:
- Немец.
Измазанный зелёнкой «первак» с готовностью оторвался от стены поспешив на выход.
- Давай хоть покурим Лысюша, - предложил Саня Роме.
- Давай, Лысюша, - кивнул тот.

- Немец, - усмехнулся Саныч, выйдя из гальюна. –  А ты кто?
- Я, Славный, - ответил брюнет. – Ну, меня звать Слава.
- Так вот, Славный, валил бы ты с Гитлером домой. Видишь, опять «день первака», - Сказал Саныч, думая, что хорошо всё-таки он не закурил. Вроде действительно легчает.
Они вместе подошли к раздевалке. «Перваки» получили свои шинели, а Саныч – куртку.
- Пацаны, мармулеты есть? – спросил Саныч, когда они вышли на заснеженную улицу.
- Чего? – не понял Славный.
- Деньги, - пояснил Саныч. – На пиво.
- У меня дома есть, ящика на полтора, - сказал Славный. – Да только очереди такие… И продадут ли?
Саныч хмыкнул глянув на наручные часы:
- Через полтора часа пиво привезут на «Гвардак». Через два – на «Фадеевку». Кто в очереди стоит, тому не хватает.
- А у меня хата свободна, - впервые подал голос Немец.
- Так едем же! – хлопнул обоих «перваков» по плечам Саныч.


Славный с Немцем жили на одной улице. Оба переоделись. И к магазину подъехали перед самым пивным завозом. Саныч договорился на разгрузку машины. Немец, скрывающий зелёные волосы под задрипаной шапчонкой, выглядел совсем ребёнком. Поэтому пиво таскали без него, с машины в магазин. За что получили полтора ящика без очереди. И когда толпа жаждущих мужиков только начала давку в открывшиеся двери магазина, Саныч с «перваками» уж отправились к Немцу.
- Чё ты паришься из-за зелёнки? – спросил Саныч Немца когда они допивали по второй бутылке. – Давай виски выбреем, и будет достойный панковский причесонище.
У Саныча самого виски и макушка были выбриты, Оставался лишь достающий до кончика носа чуб, который он откидывал с глаз то в одну, то в другую сторону.
Допив третью бутылку, Немец согласился. Но не под бритву. В доме была только массажная расчёска, и Саныч взялся выстригать волосы через столовую вилку. Вышло довольно аккуратно. И ужасно. Что и требовалось. Захмелевший Славный был в восторге, и начал уламывать Саныча чтоб тот и его подстриг. И Саныч с вдохновением выстриг ему ирокез.
Квартира немца была довольно убогой. Продавленный диван, прожжённый сигаретами в двух местах. Допотопная, пошарпанная мебель. Не было телевизора. Он жил вдвоём с отцом.
- Бухает мой папаша по-чёрному, - сказал изрядно захмелевший Немец. – Как только восемнадцать мне стукнет – подам на размен квартиры. Буду один в однокомнатной жить, как человек. А то ж это жопа какая-то, у меня даже штанов нет.
И вправду, на Немце были штаны от «парадки», что в хабзайке выдали. Не приглядываясь можно подумать, что это гражданские шерстяные брюки.
- А чай, - усмехнулся Немец. – Какой редкостный чай в этом доме!
Он подорвался и, сгоняв на кухню, вернулся с заварным чайником.
- Вот, гляньте, - Немец открыл крышку. – О таком чуде вы даже не слыхали.
В чайнике вместо заварки кисли разбухшие жженые сухари.
- Не понимаю, - сказал Немец. – зачем жрать то так? Папаше всё похрен. Отлежится, иль похмелится дихлофосом, с бодунища на меня наорёт, типа воспитывает, и айда дальше синячить. Не, как только стукнет восемнадцать – сразу на размен. Заживу по-человечьи.
Худенький Немец едва не плакал пьяными слезами.

Лет восемь назад, Саныч случайно встретил его. Саныч тогда изрядно повеселился в Мурманске, и перед возвращением в родной Североморск, заскочил в магазин за пивком, здоровье поправить. Сразу, на крыльце магазина, откупорил бутылку и отпил треть. Глаза заслезились, он с облегчением выдохнул, и тут увидел пред собой собачьи глаза. Нет, перед ним стоял человек. Весьма помятый, небрежно одетый, с всклокоченными жиденькими волосами. Но взгляд у человека был собачьим. Так смотрит вечно голодный, битый пёс на беляш, который вы едите на привокзальной площади. Человек же смотрел на пиво. Саныч протянул бутылку кивая – бери. Собачьи глаза полыхнули счастливо, и если б у человека был хвост, он сейчас бы завилял им что есть мочи. Дрожащими руками человек осторожно, словно ожидая подвоха, взял бутылку и жадно сунул горлышко в рот. Запрокинув голову, он влил в себя всё пиво, пенящееся в бутылке. После, оторвавшись наконец от горлышка, стал глубоко вдыхать осенний воздух замешанный на выхлопных газах.
- Немец? – неуверенно проговорил Саныч.
Жалкая улыбка вдруг застыла на лице помятого человека.
- Да, - осторожно ответил он. За его спиной вдруг просигналила проезжающая машина, и Немец дёрнулся как от удара током.  
- Я Саныч, помнишь хабзайку? – обрадовался встрече Саныч.
Немец втянул шею в плечи. Мимика лица его стала меняться с нереальной скоростью. Радость, страх, интерес, отчаянье, тоска. Снова страх, словно он вновь «первак» и сейчас его заставят тянуть лотерейку, а после задувать фары проезжающих машин.
- Ну же, вспоминай, - сказал Саныч. – Мы с Славным у тебя дома пиво пили. Я тебя ещё вилкой подстриг.
- А-а! – Обрадовано воскликнул Немец. – Конечно, помню! Ирокез. Привет бра…(он осёкся, не решившись сказать  - брат). Как ты?
- Нормалёк. Сейчас кстати со Славным зависали. Тебя вспоминали. А ты и вот он.
- Ой, - вообще оживился Немец. – Может, к Славному поедем? Тысячу лет не виделись, хоть рядом живём.
- Не, Славный уж отходит, ему на работу завтра.
- Ой, а я вчера так напился, так напился, - запричитал Немец. И было видно, что он не только вчера напился. – Я ж на бирже стою. Меня на курсы водителей направили. А я задвинул. Вот веришь, не пил - не пил, а тут задвинул. Что теперь будет?
- Не парься, - сказал Саныч. – Сейчас домой пойдёшь, отлежишься, придумаешь отмазку.
- Слушай, а может ещё пивка? А то так хреново, прям сдыхаю, - занудел Немец.
- Не, на пиво денег нет. Только на дорогу домой осталось.
Немец тут же поблек, словно ему заявили, что расстрел всё ж состоится.
- Ну, тогда давай, - протянул он понуро руку Санычу.
- Давай, - Пожал руку Саныч и пошёл на вокзал.

Когда пиво было допито изрядно пьяный «первак» Немец остался дома, а Славный отправился провожать Саныча на Североморский автобус.

                                                           4

Саныч подошёл к настенным часам. 11.05. Меньше часа до Нового Долбанного Года.
«Приглашу всех друзей, и закатим мы праздник настоящий».
Он достал ещё стопку, налил до краёв водки и накрыл чёрным хлебом.
«Выпьем Басуха».
И Саныч, налив себе, чокнулся с новой стопкой на комоде.


Он пришёл к своему другу, однокласснику, Басухе. Саныч только дембельнулся. Созвонились. И вот уж обнимались на пороге. У Басухи со вчера сидели Золотник и Любочка. Похмелялись. Любочка успела навести красоту и