Душа Ардейла

Брамур. -- А что это тут? Почему этот лохматый смотрит на тебя, а рисует другого?
      -- Как это другого? -- заволновался Мартрехт. -- Ты это кого, морда, рисуешь?
      Мартрехт поспешно спустился с крыльца, направляясь к художнику, который, онемев от возмущения, уставился на Брамура.
      Тот еще раз критически взглянул на работу:
      -- Хотя что-то похожее есть. Вот шлем на доспехе, к примеру.
      -- Неправда ваша! -- вдруг завопил художник, срываясь на визг. -- Что вы понимаете в искусстве? Я лучший художник двух городов!
      -- Я не понимаю в искусстве?! -- оскорбился Брамур. -- Ах ты, мазилка несчастный! Я, если хочешь знать, лучший в Курхан-Старотсе кузнец по золоту!
      -- Подожди! -- отстранил готового кинуться в драку гнома Мартрехт. -- Дай я посмотрю. Так... Да нет, вроде ничего. Ты смотри, человек! Указ короля -- это тебе не фунт гвоздей! Тут старание нужно и добросовестность.
      -- Ух, ты! -- восторженно удивился Брамур. -- Так это тебя по указу малюют. Уважаю!
      -- А то! -- приосанился Мартрехт. -- Я же тут самый крутой кузнец. Для самого короля доспех выковал! Вот он и решил меня увековечить. Вот даже из человеческого города маляра выписал. Вроде бы ничего мажет, но медленно. Посмотрим, что из этого получится.
      -- Искусство не терпит торопливости! -- напыщенно изрек художник, воинственно выставив в сторону Брамура измазанную красками жидкую бородку.
      -- Вот тут ты прав, -- покладисто согласился Брамур. -- Поспешишь -- гномов насмешишь.
      -- У нас говорят -- людей, -- поправил художник.
      -- Да людей-то насмешить легко! -- небрежно отмахнулся Брамур. -- Им палец покажешь -- уже ржут, как эти... их скакуны. А вот Подгорный народ по пустякам не смеется.
      Мартрехт, похлопав художника по плечу, заявил, что на этот день работа закончена. Тут же раздался грохот металла. Это развалился доспех. Гномы-подручные слишком буквально поняли заявление учителя. Рев, который исторгла луженая глотка Мартрехта, заставил их опрометью кинуться подбирать части доспеха.
      -- Ну что? -- Гран-гленд радостно облапил за плечи Брамура. -- Раз уж ты здесь, то, наверное, уже готов воспринять высокое искусство "синего пламени"?
      -- Я-то нет, -- тяжело вздохнул Брамур, отстраняясь и показывая толстым пальцем на стоящего неподалеку Барата. -- А вот он -- да.
      Мартрехт некоторое время недоверчиво смотрел на Брамура, потом медленно перевел взгляд на Барата. Брови старого кузнеца поползли вверх, потом опустились и сошлись к переносице.
      -- Ты что, поиздеваться надо мной решил? -- необычно тихим голосом спросил он. -- Ты кого ко мне привел?
      Мартрехт набрал полную грудь воздуха и рявкнул:
      -- Ты человека привел! Ты решил передать человеку наше древнее и тайное искусство?! У тебя когда котелок начнет варить?
      Брамур, наверное, ожидал именно такой реакции. С-корее всего, он специально так и сказал, чтобы насладиться гневом старого мастера. Хотя какой он старый, подумал Барат, глядя на бушующего гран-гленда.
      А Брамур, ухмыляясь, смотрел на Мартрехта, ничуть не смущенный проявлением гнева своего первого учителя. Барат же чувствовал себя не в своей тарелке. Очень уж эмоционально, на его взгляд, высказался гном, хотя некоторые слова из его речи Барат так и не смог понять.
      -- Узнаю своего учителя! -- хохотнул Брамур. -- Опять, не разбираясь, начинает горны раздувать.
      -- Да что тут разбираться? -- уже несколько тише заговорил Мартрехт. -- Ты знаешь, что нам за такие штучки будет? Да и с какой стати мы будем делиться нашим искусством? И с кем? С людьми!
      -- Да приглядись к нему внимательно, учитель! -- не вытерпел Брамур. -- Он тебе никого не напоминает?
      Мартрехт угрюмо, из-под бровей, некоторое время рассматривал Барата.
      -- Ну, и кого он мне должен напоминать? -- осведомился он у Брамура. -- Человек, он и есть человек.
      -- Ты на его волосы посмотри!
      -- Лохматые волосы, -- подумав, изрек Мартрехт. -- Видать, давно не стригся. Так это не ко мне. Это к цирюльнику надо.
      -- Рост и цвет волос тебе ничего не говорят? -- настаивал Брамур.
      -- Рост и цвет волос не разговаривают! -- отрубил Мартрехт. -- Заканчивай с намеками ко мне подъезжать!
      -- Об ардейлах слышал? -- насупился Брамур, огорченный недогадливостью учителя.
      Мартрехт молчал, переваривая информацию и примеряя ее на стоящего перед ним сконфуженного Барата.
      -- Похож, -- наконец буркнул он. -- Ну и что?
      -- Меч покажи! -- распорядился Брамур, обращаясь к Барату.
      Барат не стал медлить. Когда Брамур распоряжался таким тоном, надо было сразу же и быстро выполнять его распоряжения. Свистнул, просыпаясь, Огонь, выхваченный из ножен. Синие всполохи пробежали по лезвию.
      Мартрехт приглушено охнул. Брамур расплылся в довольной улыбке.
      -- Брамур, скажи мне, -- слабым голосом пробормотал Мартрехт. -- Это то, о чем я думаю?
      -- Одни горные духи знают, о чем ты думаешь, -- ответил, явно наслаждаясь видом старого мастера, Брамур.
      Мартрехт, вдруг охрипшим голосом, распорядился:
      -- Быстро ко мне! Да спрячь ты клинок, голова безмозглая! Не хватало еще, чтобы кто увидел. Если слухи пойдут, у нас могут быть крупные неприятности. Такие крупные, что тебе и не снилось.
      Он суетливо затолкал гостей в проем двери, выглянул наружу, повертел ею во все стороны, убеждаясь, что их разговоры не вызвали ненужного интереса, и плотно притворил дверь.
      Брамур и Барат, ошарашенные непонятным поведением Мартрехта, молчали, недоуменно глядя на него.
      -- Этого не может быть! -- Мартрехт уперся руками в стол, в упор, рассматривая Барата. -- Полученная информация была абсолютно проверенной. Их единственный Великий кузнец погиб. И он успел создать только один клинок с душой, и он у их Предводителя. За последние двадцать лет не появилось ни одного нового клинка! И тут появляешься ты... Ты хоть понимаешь, чем это может обернуться?
      -- Чем? -- глупо спросил Барат.
      -- Много чем! -- туманно ответил Мартрехт. -- Ну-ка! Покажи его еще раз.
      И снова Огню пришлось покинуть ножны. Мартрехт внимательно начал его рассматривать. Он даже вплотную приблизил лицо к лезвию, пытаясь рассмотреть структуру стали, но в этот момент Синий Огонь рыкнул, недовольный таким бесцеремонным осмотром, и Мартрехт испуганно отпрянул.
      -- Да. Это он, -- вынес, наконец, вердикт кузнец. -- Подумать только! Великий кузнец ардейлов -- сопливый мальчишка! И этот мальчишка у нас! Недаром говорят, что такой может быть только один. И главное -- живой. Это при том, что ардейлы убивают второго кузнеца, едва он появляется на свет. А уж своего они берегут, как зеницу ока. Понять не могу, как ты очутился так далеко от своего народа? И клинок... Клинок как ты смог сотворить? Как это у тебя получилось, ты, конечно же, не знаешь?
      Барат отрицательно помотал головой.
      -- Тогд, как же ты можешь нас этому научить?
      -- Боюсь, что этому нельзя научиться, -- вклинился Брамур. -- Это как дар от рождения. Он один только может такие делать.
      -- Тогда с какой стати мы должны учить его искусству "синего пламени"? Если мы не можем получить ничего взамен, -- недоуменно поднял на Брамура взгляд Мартрехт.
      -- Взамен мы можем получить несколько секир и мечей с душой, -- ответил тот, пожимая плечами. -- Мне кажется, что это равноценная замена. Теперь этот мастер не у ардейлов, а у нас.
      -- Каким образом? Если он сам не знает, как это он делает? -- осведомился Мартрехт.
      -- А за каким горным духом мы сюда приехали? -- огрызнулся Брамур.
      -- Действительно! За каким? -- прищурился на него Мартрехт.
      -- Да чтобы разобраться с этим!
      Некоторое время Мартрехт сидел, задумавшись, изредка поглядывая на Барата и теребя свою бороду пальцами.
      -- Эту тайну ардейлы хранили очень тщательно. Когда Мастер начинал работу над клинком, он уходил вместе с тем, для кого это делалось, на несколько дней. Все это время никто не мог даже близко подходить к кузнице. Воины ардейлов выстраивались вокруг нее и бдительно следили за этим. Они уничтожали все, что пересекало невидимую границу. Даже птиц и насекомых! Правда, ни птицы, ни насекомые в это время туда не совались, как будто знали. Даже пищу, перед тем, как ее передать в кузницу, тщательно проверяли и оставляли на специальном месте. Мастер сам выходил за ней и забирал ее.
      Мартрехт замолчал и тяжело вздохнул.
      -- Вот и все, что я об этом знаю. Не много, правда?
      -- Значительно больше, чем знаю я, -- отрезал Брамур. -- Ну, а ты что скажешь, парень?
      Барат пожал плечами:
      -- Мне об ардейлах рассказывал отец. Он называл это искусством Сараташ. Создание клинков с душой. Как это делалось, он, конечно же, тоже не знал.
      -- А об этом, -- Мартрехт ткнул пальцем в сторону Огня, -- ты что можешь сказать?
      -- Тоже немного. Я просто долго смотрел на заготовку, а потом вдруг увидел клинок... Ну, каким он должен быть. А потом не помню... Какая-то музыка звучала, я ковал, а молот, вроде, сам знал, куда бить и как.
      -- Очень понятно! -- саркастически заметил Мартрехт. -- Вот только не хватало водить к тебе толпу музыкантов, когда ты будешь работать. Да и молота у меня такого нет, чтобы знал, куда и как бить. Эх! А я бы от такого не отказался.
      -- Но одно понятно. -- Брамур, подперев голову рукой, уныло водил пальцами по поверхности стола. -- Для создания клинка необходимо присутствие того, для кого он делается.
      -- А мне вот непонятно! -- повернулся к нему Мартрехт. -- Почему ты так думаешь?
      -- Так когда Барат делал свой клинок, рядом никого не было, вот он и сделал его для себя.
      Некоторое время все переваривали эту мысль.
      -- Больше ты ничего не пытался сделать? -- прервал молчание Мартрехт.
      -- Нет.
      Снова повисла тишина.
      -- Ладно! -- решил, наконец, Мартрехт. -- Сейчас поедите, отдохните с дороги, а завтра начнем мудрить, что да как. Я сам над этим думать буду. И смотрите мне! Чтобы об этом клинке ни одна живая душа не знала! По крайней мере, пока.
     
      Мудрить как-то особо не получалось. На следующий день (и как это гномы умудрялись различать их?) два гнома и Барат сразу после завтрака направились в кузницу. На художника, который попытался было заявить свои права на время Мартрехта, тот так грозно рыкнул, что бедняга рванул в сторону, горестно причитая на ходу, что тут не понимают искусства.
      Барат напрасно тужился, пялясь на раскаленную заготовку. Она, проклятая, никак не реагировала, лежа на наковальне. Как только ни пытались пробудить дремавшие в Барате необычайные способности гномы. Они требовали вспомнить все, что тогда побудило его выковать клинок. Гномы выходили, оставляя его одного, чтобы в точности воспроизвести то состояние, но ничего не помогало! Не помогли и музыканты. Мартрехт пригласил их из соседней таверны. Они наяривали на своих инструментах, вдохновленные щедрой оплатой, на которую не поскупился кузнец. Брамур только вздыхал, видя подобное расточительство, но перечить не смел.
      Барат сидел на табурете подавленный, избегая смотреть на Мартрехта и Брамура. Крупные капли пота, от усилий вспомнить что-то такое этакое, усеяли лоб. Брамур, с сочувствием глядевший на него, набрал в кружку воды и протянул парню.
      В момент, когда рука Барата коснулась кружки, что-то произошло. Как-то изменилась