Крыса

в адрес казнокрадов.
     - Давайте не будем торопиться, товарищи - широко улыбаясь, успокаивал зрителей ведущий.
     - Откуда у Вас эти цифры? Вы лжете! - вскипел депутат.
     - Цифры известно, откуда, бюджет программы опубликован на ее официальном сайте, видимо только Вы не смогли в нем разобраться. Хотя, признаю, он написан так, чтобы как можно большее количество людей ничего не поняла.
     - Но ведь у нас все документы так пишутся? - еще шире улыбаясь, спросил ведущий, - Виктор Андреевич, зачем же Вы и ваша Дума так пишет?
     - Мы не составляем бюджеты, это прерогатива правительства.
     - Но ведь Вы же их утверждаете, значит читаете, или я чего-то не понимаю?
     Зал взорвался оглушительных хохотом, ведущий жестами призвал всех к тишине.
     - Наши депутаты гениальные люди, они бюджет программы приняли за один день, а там, позвольте напомнить, полторы тысячи страниц! - добавил эксперт, - нашему центру понадобилось две недели, чтобы разобрать этот документ, а у нас работают не самые глупые люди.
     - Виктор Андреевич, как Вы считаете, может ли стройка стоить в 6 раз дороже, чем по мировому рынку, ведь никаких суперновых и прорывных технологий наше правительство не реализовало?
     - Вы не понимаете сути вопроса! У нас суровый климат, сложные и зачастую экстремальные условия!
     - Ну, конечно, у нас всегда все сложнее и дороже, - эксперт с презрением посмотрел на депутата, - а почему никто из правительства не пришел? Хотелось бы задать пару вопросов и господину Потапову?
     - К сожалению, у него очень плотный график,- наигранно ответил ему ведущий, - но мы с Вами приходим к основному вопросу - кому принадлежат заводы? То, что у нас бюджет разворовывается повсеместно, никого уже не удивляет.
     - Замечательный вопрос, я думаю, что Виктор Андреевич должен нам разъяснить наши, возможно, беспочвенные подозрения - эксперт ехидно улыбнулся, передавая воображаемый микрофон депутату.
     - Все предприятия по данной программе являются государственными, продукция должна покрыть наши собственные нужды, а также завоевать свою долю в экспорте. Налоговые поступления позволят реализовывать основные социальные программы, новые рабочие места позволят снизить безработицу для минимальных значений...
     - Это мы все знаем, не надо нам зачитывать пояснительную записку, - остановил его ведущий, - Вы утверждаете, что все предприятия принадлежат государству?
     - Да, все заводы фабрики по программе принадлежат государству, что позволяет...
     - Понятно, понятно. Думаю, что Вы тоже с интересом посмотрите наш репортаж, который приоткроет нашим зрителям, и Вам, судя по всему, некоторые новые аспекты этого вопроса.
     Под уже не бравурную музыку, на фоне общих планов заводов начали появляться небольшие острова Средиземного моря, на которые с веселым отскоком "прыгали" заводы, фабрики... Итоговый счет подвел могильным голосом ведущий - 30:5 в пользу оффшоров.
     - Виктор Андреевич, как получилось так, что предприятия по госпрограмме оказались выведенными в оффшоры?
     - Я скажу даже больше, почему на нашем богатейшем месторождении, отданным под разработку без конкурса пару лет назад нынешним министром Потаповым иностранной компании, был построен комбинат по госпрограмме, который сразу же был переведен в оффшор, а редкоземельные металлы вагонами отгружаются за границу?
     - Это все ложь! Уважаемые телезрители - это все вранье! Как можно верить в такую ахинею! А Вы - провокатор и западный наймит! - крикнул он в лицо эксперта.
     -По-моему наше правительство западные наймиты, судя по "успехам".
     Зал возмущенно загудел.
     - А как же президент, он в курсе? - спросил вдруг ведущий депутата.
     - Президент выполняет важнейшие для страны вопросы, он может и не знать всех подробностей.
     - Да что же такое! - всплеснул руками эксперт, - 20 лет у власти и как всегда не в курсе!
     Режиссер подал знак и ведущий, широко улыбаясь, начал прощаться:
     - Уважаемые телезрители, на этой не особо радостной ноте, заканчиваем нашу передачу. Будем рады встретиться с вами снова в передаче "К ответу!" в следующий четверг, будем обсуждать "проклятый вопрос тысячелетия", а именно здравоохранение. До свидания.
     Камера перевела объектив на гостей студии, которые о чем-то ожесточенно спорили, но разобрать было уже нельзя, так как пустили фоном музыкальную заставку. Депутат тряс руками, выписывая в воздухе затейливые угрозы.
     
     По ящику нещадно костерили правительство. В последнее время новости только и начинались со сводок из Следственного комитета и суммы новых хищений. С той же значительностью интонации и белизной восковой маски, ведущие новостей подкидывали поленьев в пламя костра инквизиции. На полях телеэфира блуждало мнение, что дескать, дали команду, но это было не существенно - народ ликовал, наконец-то! Хоть кто-то, но пострадает. А тут уж не просто какой-то зам зама замов за смешную взятку, тут чай сам премьер за измену Родине!
     - Сдается мне, Толя, что посадят нашего Павлика, - Никита Борисович сделал большой глоток горячего чая.
     - А то, непременно. Не жаль, а?
     - Нет, сколько лет нам с тобой, чтобы о чем-то жалеть? Вот Ему стоило бы побеспокоиться, Павлик глупый, но упрямый. - Кстати он приглашал на сегодня на прием, нет желания?
     - Никита, ты видимо совсем уже старый стал, нам на приемы нынче ходить не стоит.
     - Думаешь прямо там?
     - Ну, там не там, а до марнизонского балета можем и не дойти, - Анатолий Иванович достал небольшую трубку и закурил. Комната наполнилась голубоватым дымом, воздух проникся ароматами осеннего хвойного леса с догорающим ночным костром.
     - Все равно идти придется.
     Пыхнув трубкой, Анатолий Иванович нехотя встал с кресла и направился к серванту. Достав чуть запыленный графин, он налил большую рюмку и, не чокаясь, вылил ее, закусив трубкой, он жестом пригласил Никиту на выход.
     
     Долгий серый коридор с плохим освещением, чуть зеленоватый от масляного отблеска стен потолок давил всей тяжестью многотонного здания. С каждым шагом Павлу казалось, что потолок все ниже, ниже спускается над ним, и вот-вот, он станет задевать его головой.
     Конвоировавшие его два полицая украдкой злорадно ухмылялись, подталкивая его в спину то и дело резиновой дубинкой.
     Не было уже того холеного господина, что буквально полгода назад смотрел на него в зеркало. Сутулый, сильно похудевший за месяцы нападок и обвинений, Павел смутно начинал что-то понимать. Былые знакомые отвернулись от него, только Никита Борисович звонил пару раз, да тоже увиливал, уходил от ответа. Получалось, виноват сам, но ведь делал, же все как положено, как велела система, в чем его вина? Голова уже болела думать об этом, больше всего он боялся попасть в камеру, и вот этот день настал.
     Не было в его задержании ничего особенного, приехали ночью, схватили в чем был и все, как простого, как простого гражданина! Не дали сделать ни одного звонка: "Из камеры позвонишь! - смеялся ему в лицо капитан, заломав руки и надев наручники как на какое-то быдло".
     "За что? За что?! - вертелось у него в голове". Но ответа не было.
     - Стоять! Руки на стену, я сказал, подошел к стене, козел! - рявкнул на него один из полицаев.
     Павел, чуть замешкавшись, встал к стене, оперившись над головой руками. Послышался лязг открывающегося замка, скрип ржавый петель, и из открывшейся двери повеяло столетним смрадом, сыростью, холодом.
     - Заключенный Потапов, войти а камеру!
     - Но меня еще не осудили! - начал было Павел, но получив удар дубинкой в спину, влетел в каменный мешок как сдутый мяч.
     - Радуйся, что тебя прям тут не расстреляли, ворюга, - ответил ему другой полицай, отчего оба громко, с гоготанием, рассмеялись.
     Последний луч света срезала закрывающаяся дверь, мертвенно лязгнул замок, и только нестройные шаги, отходящих конвоиров, еще некоторое время нарушали глубокую тишину каземата.
     Павел нашел на ощупь нары и, позабыв о былой брезгливости, рухнул на них, тут же забывшись тяжелым сном.
     Снилось ему, что он ходит по его любимому городу, вот знакомое здание управления, вот любимый ресторанчик, в который он любил захаживать. Уверенно потянув дверцу, он удивленно уставился на нее - дверь была наглухо забита. Еще секунду назад она была блестящей, с золотой резной ручкой, а теперь заколочена грязным старыми досками.
     Весь город изменился: не было уже вокруг ярких вывесок, стекла домов были разбиты, ни одной машины, ни пешехода, никого! Только старые газеты болтал ветер по бульвару, поднимая в воздух хлопья сажи.
     Павел побежал вперед, домой, прочь от этого кошмара!... Резкий порыв ветра заставил его очнуться.
     
     - Папа, Папа! А мы пойдем в цирк? - тянула его за руку девочка лет шести.
     - Нет, Анька, не сегодня, - Павел озирался по сторонам, прислушиваясь к мертвому городу. Ни одной машины, ни возгласа, птицы даже не летают, ничего. Полный штиль.
     Когда они вышли из метро, контролерша сочувственно посмотрела на них, но ничего не сказала.
     - Пап, ну пойдем, ну вот же он, на другой стороне, - ныла девочка, тыча пальцем в почерневшее от гари здание городского цирка, - а почему он такой грязный?
     - Цирк сгорел. Анют, а клоуны остались, - Павел озабоченно посмотрел карточку, адрес был верный, но здания он не мог опознать.
     - А почему цирк сгорел? Его сожгли клоуны да?
     - Можно и так сказать, - усмехнулся он.
     Смутное чувство дежавю не оставляло его. Все вроде было знакомо, и в тоже время чуждо. Что он тут делает? Что за чертова карточка у него в руках, на которой нельзя разобрать адрес? Кто эта девочка? Его дочь? Но у него нет детей, или есть? "Ничего не помню, - подумал он".
     - Папа, ну пойдем в цирк! - повисла на нем девочка.
     - Нам надо в другое место, - неуверенно проговорил он.
     - В какое?
     - Пока не знаю, - ответил Павел, не узнавая своего голоса.
     - Тогда пошли в цирк! - девочка не унималась, строя капризные рожицы.
     - Пошли, все равно не понимаю, что тут написано.
     Они развернулись и направились к зданию цирка. Девочка повисла на его руке, пиная каждую из попадающихся по пути куч опавших листьев.
     - А ведь ты не знаешь, кто я, - вдруг серьезно проговорила она, резко остановившись, смотря себе под ноги.
     - Да как это не знаю, ты моя дочь, - неожиданно для себя ответил Павел.
     - Нет у тебя никакой дочери, я то знаю, - скривив рожу, ответила ему девочка. В какой-то момент ему показалось, что ее лицо стало на лет сорок старше.
     - Кто же ты тогда?
     - А ты как думаешь?
     - Если ты не моя дочь, тогда племянница, но почему ты называешь меня папой?
     - В том то и вопрос, - девочка вдруг стала мальчиком, очень знакомым, из детства.
     - Может ты и меня не помнишь? Я это ты, - ответил ему мальчик, и, не отпуская его руки, подобрал несколько опавших листьев, бросил их над собой.
     Павел изумлением смотрел на него, в глубине души начало проясняться, но мысли эти совсем не радовали его.
     - А помнишь, как ты стащил у бабушки из серванта конфеты, а потом долго не сознавался?
     - Да, помню.
     - А помнишь, что за это Димку, твоего друга наказали?
     - Помню, - с горечью ответил он, - но я, я же потом сознался.
     - Димка тебя не выдал тогда.
     - Помню, -