построили, и вновь на чистейшем русском языке перед ними говорил тот самый немец в форме, комендант лагеря. Он сказал, что свои старые имена девушкам придётся забыть, что вместо имени у каждой теперь будет номер, выжженный на плече, и что скоро приедут фермеры, у которых им придётся работать. Если же пленницы не будут стараться, то хозяева имеют полное право обменять их в лагере на других, работящих. А нерадивые девушки будут наказаны и отправлены в другое место, где их всё равно заставят трудиться на благо великой Германии, Но он, комендант, искренне не советует никому доводить до этой крайности и надеется на примерное поведение всех работниц.
6.
Таня и ещё две девушки постарше попали на ферму Зикхреда. Это был пожилой немец плотного телосложения и спокойного незлобливого нрава. Хозяйство у него было большое - кони, коровы, овцы, куры, огород и поле, засеянное пшеницей. Старшие сыновья служили в армии, и маленький трактор, а также пара батраков позволяли ему справляться с этим сложным хозяйством. Мужчин из лагеря Зикхред брать не захотел - мороки с ними не оберёшься, а женщины - другое дело, их легко будет обломать. Его жена Магда следила, чтобы полонянки не сидели без дела, да и сама тоже трудилась вместе с ними, показывая что и как надо делать.
Кормили девушек неплохо, но работать приходилось от зари до зари. Труд на земле отвлекает от дурных мыслей. Постепенно Таня привыкла к такой жизни - молодые легче адаптируются к любым условиям. И через год несчастной пленнице вся прошлая жизнь казалась далёким и нереальным сном. Батрак-немец, молодой парень, как-то пытался приставать к полонянке, но девушка подняла такой крик, что услышала хозяйка, которая сказала парню что-то резкое, и его поползновения сразу же прекратились. Правда чуть позже выяснилось, что забеременела одна из подруг Тани, которая оказалась более покладистой. Был большой скандал, батрака уволили, а беременную девушку хозяин обменял в лагере на другую.
Ходили слухи, что там, куда её отправили, проводили какие-то ужасные эксперименты над людьми, брали кровь у детей, но здесь, на ферме, Зикхред относился к работницам ровно и спокойно. Впрочем, к своим коровам и лошадям он относился так же, стараясь, чтобы все были здоровы и приносили прибыль. С тех пор перспектива оказаться в страшном лагере пугала девушек больше, чем любое самое сильное наказание на ферме, и полонянки работали, не покладая рук, лишь бы хозяева были ими довольны.
Наши войска освободили несчастных пленниц только весной сорок пятого. Но прежде, чем отпустить, особисты долго мурыжили их допросами и проверками. Как-никак, ведь узники лагеря почти четыре года работали на благо фашистской Германии. Но сколько было таких невольных пособников врагу - не сосчитать! В конце концов, большинство невольниц были отпущены и разъехались по домам. Клеймо на плече, прядь седых волос и загубленные человеческие души, не способные любить и верить людям, были им, двадцатилетним, «наградой» за «доблестный» труд в годы этой ужасной войны.
7.
Антонина, оставшись без дочери с малолетним Валентином, долго была сама не своя от горя. Думала: что она скажет мужу, когда тот вернётся домой? Не уберегла, не сохранила родную дочь, кровинку. Детей у них больше не будет - годы не те. Да и зачем им нужны другие дети, когда они без памяти любят, скорее, любили, ненаглядную красавицу Танюшу? Женщина почему-то думала, что больше никогда не увидит своё дорогое дитя, которому посвятила лучшие годы жизни. Забегая вперёд, скажу, что в какой-то степени она оказалась права. Татьяна вернулась из плена совсем другим человеком - необщительным, малоэмоциональным, замкнутым в себе. В глазах девушки, порой, угадывались какие-то не свойственные ей ранее злобные звериные искорки. И ещё - она никогда до конца своих дней не носила платьев с коротким рукавом...
Жизнь в оккупированном донецком городке текла своим чередом. Все оставшиеся более или менее трудоспособные мужчины были отправлены на восстановление шахт Донбасса. Содержались они за колючей проволокой в построенном ими же бараке, и только изредка к воротам лагеря допускались родные, приносившие несчастным еду, хотя сами при этом жили впроголодь.
Вылазки партизан наносили ощутимый ущерб фашистам, которые до ужаса боялись лесов и снегозаграждающих посадок вдоль железных дорог. Конец лета 1941-го года и всю осень женщин заставляли вырубать подчистую деревья и кустарник у железнодорожного полотна, чтобы было видно с проезжающего поезда любого путника, по которому зачастую открывался беспорядочный огонь из автоматов.
Отказаться было нельзя, и Антонина ходила на эти лесозаготовки, оставляя, как и другие, семилетнего Валентина соседке, древней старухе. Женщины делились с ней продовольственными пайками, которые получали за работу у немцев. Так и жили.
Но не все оккупанты были извергами. В городе стояли итальянцы, союзники немцев. Многие из них искренне сочувствовали нашим людям, помогали им. Одна женщина, Валентина, отказалась работать на фашистов. Полицаи её долго били, допрашивали, пытаясь дознаться, не связана ли она с партизанами. Проходивший мимо итальянец через окно услышал крики несчастной, зашёл на минутку и увидел, что пьяный изувер пытается насиловать избитую женщину. Удар кулаком - и расквашенный нос насильника стал расплатой за издевательства. Эмоциональный монолог разгневанного итальянца отрезвил не в меру ретивого фашистского нахлебника, который без перевода понял, что от него требуется. Женщину отпустили, и она, не дожидаясь нового ареста, действительно, ушла к партизанам.
Немцы не церемонились с местным населением, считая наших людей низшей расой. За каждого убитого фашиста они расстреливали сто заложников - женщин, детей, не важно кого. Война есть война. Здесь человек становится убийцей помимо своей воли, понимая, что если он не выполнит приказ, то тут же будет расстрелян. Это такая машина, которая с хрустом перемалывает людские жизни. Бесценные жизни, каждая из которых - целый мир со своими мыслями и переживаниями, любовью и ненавистью... В мясорубке кем-то объявленной бойни человеческие души становятся разменной монетой, которую приходится платить за кровожадные амбиции правящих миром.
8.
Но война войной, а обед - по расписанию. Ещё весной 1942-го года комендант города распорядился посадить картофель. Было выделено большое поле за городом, и ближе к осени, когда второй хлеб начал поспевать, староста, боясь, как бы не оказаться виноватым, попросил своего благодетеля-коменданта поставить там охрану. Украдут, мол, оголодавшие жители немецкий стратегический продовольственный запас. Глава города обещал подумать, и через пару дней по краям огорода стояли две высокие, видные издалека виселицы с развевающимися по ветру верёвочными петлями. Все понимали, что немцы не шутят, и старались обходить это место стороной.
Семилетний Валентин очень любил картошку. Но жили впроголодь, и ему, порой, даже ночью снился чугунок с аппетитным, чуть приправленным маслом, любимым блюдом. Снилось, что мать зовёт всех к столу, раскладывает по тарелкам ароматные рассыпчатые клубни… Но тут сон почему-то всегда обрывался, и мальчик чувствовал знакомое, едва ощутимое потягивание под ложечкой, которое проходило только после глотка колодезной чистой, как слеза, воды.
Ещё весной полицаи выгребли из погребов жителей остатки семенного картофеля, который мать берегла, как зеницу ока, чтобы посадить на своём огороде и к зиме иметь хоть какой-никакой провиант. Теперь эти семена дали всходы, и с каждым днём зрела, наливаясь соками земли, молодая картошка. Только не у них, а на «немецком» поле между двумя виселицами. Соседский пацан Васька, чуть постарше Валентина, давно подговаривал друга совершить набег и восстановить справедливость:
- Что, Валька, боишься? Земля это наша, и картошка наша. Они её у нас забрали - так что имеем полное право вернуть себе немного в личную собственность. Не боись, кусты мы не будем трогать, а подкопаем, возьмём по одной картофелине от каждого - никто ничего и не заметит.
Сказано - сделано. Запасшись объёмистыми сумками через плечо, поборники справедливости отправились на дело. Операция прошла удачно, но на обратном пути навстречу попался немецкий патруль с собакой. Немец подозрительно покосился на пацанов, тащивших что-то тяжёлое. И тут, на беду, из Валиной сумки выпал на дорогу небольшой картофельный клубень.
- Фас! - заорал фашист.
Овчарка набросились на несчастных ребят. Васька задал стрекоча, перелетел через забор, рассыпав большую часть добычи, а Валя поскользнулся и упал в придорожную пыль. Собака, рыча, вцепилась в него, но тут из-за угла показался итальянский офицер. Увидев, что парню несдобровать, он сказал что-то немцам, и один из них нехотя, будто делая одолжение, отозвал озверевшее животное. Патруль, как ни в чём ни бывало, двинулся дальше.
Валентин лежал, истекая кровью. Не раздумывая ни минуты, итальянец взял на руки мальчишку и побежал, что было мочи, в сторону военного госпиталя. Там хирург-немец остановил кровь, промыл рану и наложил швы по всем правилом медицинского искусства.
«Сарафанное радио» быстро донесло Антонине об этом происшествии, и уже через полчаса после операции мать несла на руках своё сокровище домой, обливаясь слезами от радости, что Валька остался жив. Она не знала, как благодарить спасителя, но итальянец, отказавшись от жалких подарков, через несколько дней сам принёс гостинцы больному ребёнку, который был очень слаб из-за большой потери крови.
9.
Когда осенью 1943-го года наши войска освободили Донбасс, радости жителей городка не было предела. Полицаи бежали вместе с фашистами, но по большей части все они были найдены после войны и получили по заслугам за измену Родине и издевательства над беззащитными женщинами и детьми.
Василий вернулся восстанавливать порушенное войной хозяйство. Борис воевал, был ранен и, демобилизовавшись, как и все, с победой прибыл в отцовский дом. Несчастная Татьяна, вернувшись, не могла надышаться пьянящим воздухом свободы, любовалась и не могла налюбоваться своей любимой Родиной, о которой так мечтала в фашистском плену. И когда семья, наконец, воссоединилась, то многие соседи и знакомые по-хорошему завидовали этому удивительно счастливому финалу. Ведь все были живы и здоровы.
Редко кто вышел без потерь из ужасной кровавой бойни. Большинство оставшихся в живых оплакивали погибших - родных и близких, друзей и знакомых. А сколько солдат вернулось ранеными, увечными, потерявшими физическое и моральное здоровье, веру в человечность и справедливость этого мира! Многие прошли круги ада концлагерей и фашистского рабства.
И я, родившись после войны, взрослея, впитал в себя дух, мысли и чувства людей, несмотря ни на что выживших и победивших фашизм. Поэтому не побоюсь сказать от имени уходящего поколения ветеранов и свидетелей тех событий:
- БУДЬ ПРОКЛЯТА ЭТА ВОЙНА![/b]
