кровь за кровь

заплёванной тоске, видя, что Нонке и её гостям на него наплевать – ушёл. По-аглицки, не подымая пыль в прихожей, без пылких слов необдуманного прощанья.
   Он шёл прямыми улицами, криво ложившимися под его красиво гнущиеся во все стороны ноги-ходули; орал, думал, пел хриплым контральто, наступившим на ухо медведем: - Белая армия, черный барон снова готовят нам царский трон…
                                                     3.
                                          Пробуждение  
   Утро ворвалось в мир со скоростью исхода евреев из Египта.
   Танцуя польку на негнущихся ногах, Фёдор прошёл на кухню. Отсутствие родителей не удивило. На работу ушли, решил он. Открыл холодильник, но в нём, не считая жадно сразу опустошённой бутылки «Ессентуки» и бутылки водки, было удивительно пусто. «Когда всё смели? – подумал он; задумался нестройно, - сколько спал?»
   По привычке включил радио. Из динамиков шум. Покрутил ручку настройки – нулевой результат. Включил телевизор, надеясь оттуда узнать последние новости. Но бельмо телевизора глупо и растерянно смотрело в душу Фёдора. «Ну, ничего себе!» и поймал себя на мысли, что его окружает тишина. Колючая проволока молчания.
   Федя как мог быстро подошёл к окну и распахнул. Но в лицо кроме утренней палящей свежести ничего его не ударило. Он повертел носом из стороны в сторону, перегнулся через подоконник и выглянул на улицу. Увиденное ещё больше поставило в тупик, как время прогресса паровоз на запасные пути музея.
                                                 
                                                    4.
                                          Растерянность
   Ни людей. Ни птиц с их надоедливым щебетаньем. Ни свистящего тормозами гула машин и автобусов. На улице было пусто.
   Неприятный скользкий червячок страха неторопливо пополз между лопаток.
   - Ик! – непроизвольно вырвалось у Феди. – Маха-муха! Что за дела! – и как был босой, раня ступни холодом катастрофических предположений, побежал на улицу. Навстречу непонятному положению вещей.  
   Он бежал, перепрыгивая через три ступеньки.
   Мягко утонула кнопка звонка домофона. Дверь с нерасторопной медлительностью беременной коровы со скрипом распахнулась.
   - Ы-ы-ы! – тормознул Федя, вовремя вспомнив, что ключи оставил дома, подпёр дверь обломком кирпича с остатками застывшего раствора.
   Его дикому, уже не спросонья нетрезвому взору представилась новая картина оглушительно беззвучного мира.
   Повсюду было пусто. Даже на отполированных до масляного блеска лавочках по обе стороны дорожки ведущей к подъезду было пусто. Не было бабулек-соседок, которые, казалось временами, никогда не покидают свой пост даже на время сна, непрестанно перетирая беззубыми ртами грязное тряпьё новостей и обсуждая интимно-строгое поведение соседей.
   Ни-ко-го!!!
   - Мамочки святы! – взвыл Федя. Вынул мобильник и набрал номер матери. И тут его осенило, лучше позже, конечно, адресная книга была пуста. Ни одного номера. Пусто. И всё же, надеясь на что-то непреднамеренно лучшее, набрал-таки номер. Послышался гудок. Длинный. Затем отбой. На дисплее высветилась фраза: - Абонент в сети не зарегистрирован.
   Он сел на лавку, обнял склонённую голову руками и, по-детски вздрагивая плечами, заплакал.
   Слёзы мягкой кисточкой очистили его душу от застарелых замасленных наслоений прожитых лет. И очищенный, он вдруг решил, хватит раскисать под звёздным небом под замороженными каплями прошлогоднего дождя. Если уж выпала такая незавидная участь остаться одному в этом покинутом всеми живыми тварями мире, то необходимо полностью использовать весь потенциал внезапно пролившегося завтрашним ливнем счастливого одиночества.

                                               5.
                              Решительные действия
     Тело само резко подняло Фёдора на ноги… Он, было, кинулся со двора на улицу, дабы пуститься в исследовательский процесс морфологии нового пустого мира. Да вовремя осёкся. Идти из дому не евши, хотя в холодильнике всего-навсего бутылка водки, было неразумно и попахивало дурным тоном. Тоном новейшего времени. Прежде сигарета натощак заменяла завтрак до обеда.
   На крыльях вновь обретённой свободы Фёдор взлетел на свой этаж, потоптался на площадке – соблазн позвонить соседям был о-о-очень велик! – передумал. Что зря суетиться, один чёрт я один. Такие мысли лазурной пеной весело плавали на морской поверхности сознания.
   Шаги робким, еле слышным стаккато отражались испуганным эхо в пустой, как весенний амбар квартире.
   Прошёл на кухню. Включил газ. Поставил чайник. Тяжело сел на табурет и задумался.  
   Всё-таки, Федя был обескуражен произошедшими метаморфозами. Минутное самосозерцание неизведанных глубин души прервал свисток чайника. Федя плеснул в чашку кипятку, добавил две ложки молотого кофе и две мёду.
   Не спеша выпил напиток, не давая тому остыть.
   Затем встал посреди кухни, обвёл внимательным взглядом внезапно свалившееся на него богатство, сплюнул с досады и произнёс вслух:
   - Нет, положительно надо что-то делать…
   Постоял немного, повернулся на пятках и направился по коридору к кладовой. За дверью оказалось много чего полезного для потерянной жизни, а вот для внезапно случившегося положения – мало чего. Но он не отчаивался. Начал перебирать вещи, за ненадобностью некоторые просто бросая на пол за спину.
   Вдруг его рука на что-то наткнулась. «Ого!» - присвистнул он. Это оказалась банка шпрот, к ней добавился пакетик чипсов, банка домашних солений и капуста ким-чи.
   Принеся это богатство на кухню, Фёдор снова сел, приготовил кофе и задумался. «Надо что-то делать…» Вдруг резко распрямился, кофе пролился на ноги, но боли не чувствовал.
   - Решительно дома сидеть невозможно, - заговорил Федя сам с собой, подняв к потолку указательный палец. – Совершу-ка я вояж в окружающий новый, как туфли из модного магазина, мир с целью… - тут он замолчал, задумался и отрывисто выкрикнул, выбросил вперёд протянутую руку с растопыренными пальцами, - с целью разведки обстановки и прояснения ситуации!
    В своей спальне вытащил из-под дивана мольберт, незаживающую рану заброшенного хобби, a priori – образ жизни. Освободил его от тюбиков с красками, кистей, ветоши, пластиковых и жестяных фляжек с олифой и растворителем. Вздохнул тяжело, пригладил волосы, просмотрел с потаённой грустью годичной давности эскизы.
   Обнажённое, осиротевшее нутро мольберта жадно и жалобно взывало к миру широко раскрытым ртом.
   Долго не рефлексируя, положил Федя в расчищенное пространство бутылку новой брендовой водки «Кассандра» - усмехнулся зло и непринуждённо, надо же, суки, с названием угадали; чипсы, шпроты, соления и капусту.
    Экипировался основательно: брюки заправил в отцовские кирзачи, надел свежую фланелевую рубашку поверх чистой футболки, водрузил на нос очки и на голову – соломенную шляпу.
   Посмотрел на себя в зеркало в прихожей, присвистнул, выдал коленца и молвил: - До чего ж я хорош!

                                              6.
                            Почти на грани паники

   Знакомый по прошлым воспоминаниям, ярким, как свет звёзд туманной ночью, мир на деле оказался полон неожиданной новизны.
   На улице дружелюбно светило солнце. Тихо, едва шевеля ресницами, шепталась трава и больше никакие звуки не беспокоили застывшие струны пространства корявыми ловкими руками.
   Ни щебета птиц и их самих; ни писка комаров и стрекота кузнечиков; ни сытого брёха бездомных собак и попрошайничьего мяуканья котов; ни людской разноголосицы, суетливой и бестолковой; ни вызывающего пения клаксонов мельтешащего транспорта. Не было слышно ничего! Ти-ши-на! Осторожной рысью крадущаяся за добычей царила вокруг.
   Она резала слух; она давила на сознание; она выворачивала кишки тупой продолжительной болью; она резала без ножа, оставляя глубокие рваные раны, кровоточащие пустотой; она была всем: и царицей, и рабой, и хозяином и прислугой. Она была кем угодно, но только не облегчением – сознание было напряжено.

   


                                                  7.
                                               Воля
    Но как контрастировал город нынешний с тем, ушедшим, полным людей!
   Необычное волнующее чувство, - были бы крылья, воспарил, - овладело Фёдором. Радостно и немного пугливо защемило в груди, невольно глаза увлажнились торжественностью момента. «Один! - чуть ли не визжа по щенячьи, думал он. – Свобода! Воля!»
   Фёдор выбежал на середину пустого, как стол после сытого застолья проспекта. Вскинул вверх руки и что есть мочи, во весь голос заорал, сбиваясь на хрип: - Воля! Воля! Воля!
  Невольно откликнулось сонное эхо:
  - …оля! …оля! …оля!
  И покатилось по инерции дальше, отражаясь от прозрачных мембран окон и огромных витрин:
   - …ля …ля …ля.
   Пока совсем не утихло, воровато оглядываясь по сторонам на глухих заброшенных задворках, хамелеонисто прячась в густой листве клёнов и тополей.
   Айсберг радости плыл впереди Фёдора по пустым тротуарам, сокрушая своим непревзойдённым величием неповторимость исторического момента.

                                                 8.
                                             Хозяин

   Федя заходил во все магазины, встречающиеся на пути. В обувных лавках примерял туфли с таким количеством нулей на ценнике, что прежде ему такое могло и не сниться. В бутиках модной одежды опробовал своими могучими плечами и крепкими бёдрами на прочность, износостойкость и носкость самые что ни на есть писклявые модели костюмов от кутюр и без наличия купюр.
   С большим энтузиазмом встречали Федю прилавки многочисленных продовольственных магазинов! Из их до неприличия красивых и заполненных кладовых с полок и витрин смотрели на него с беззастенчивой скромностью одетые в броские одежды этикеток мясные и рыбные деликатесы. Бутылки причудливых форм исполнения с невозмутимо невозможным неповторимым по вкусу этиловым содержанием с навязанной прилипчивостью проституток фальцетами узких горлышек вин; свистящим пением пузырьков шампанского и солидным басом лужёных глоток коньяков и виски, просила в приказном порядке: - Возьми нас, Федя!
    И он взял. Для начала сделал пару глотков виски и выплюнул на пол, не понравилось. От коньяка «Napoleon» Фёдор просто пришёл в отупляющий по крепости восторг. Опорожнённая одним махом бутыль слегка размазала его взгляд и вывела из идеального равновесия сознание.  
   Он виновато икнул и поставил пустую тару на полку.
   В голове зазвучали бравурные марши, весёлые песни с похабными словечками. Насвистывая мелодии, Федя продолжил исследовать тёмные закрома винного отдела, выискивая белые пятна и окрашивая их познанием первооткрывателя.
   «Asti Martini», удивительный напиток богов, Федя выпил как затрапезное пиво, махом, с горла, подавив восторг вкуса солеными фисташками.
    Гул в голове из сотен мелодий, неслаженно звучащих, то усиливается, то ослабевает. И тогда, тоскливые волны трепещущего прибоя совершают дерзкий набег суровыми воинами в рогатых шлемах на легкокрылом дракаре на девственное побережье сознания.
   С трудом выведя за руку сознание из цепких объятий Нирваны бутылочкой щеголеватого «Bojole», Фёдор, сделав природные дела с крыльца чёрного входа, отправился дальше исследовать доставшиеся ему по праву собственные территории.
   Магазины с детскими игрушками и