наглые рассказы

                   Наглые рассказы из повестей и романов

 Нынче высокое начальство  фамильярно нарушило дистанцию.Не машинами между - а меж мной и собой.
 Шли мы с прорабом вдвоём, и они на проходе стоят: шеф сигарку покуривает, и полшефа рядом смолит сигаретку. Обойти невозможно - толсты: но не в прямом смысле что львы николаичи, а просто объёмны в ремнях да подгузниках.
 Прораб стал немного растерян: он всегда избегал щекотливости, а тут вот дилемма, коварство - им руки пожать иль кивком поздороваться? Но они сами подали знак: тяжлым вывертом плеч развернулись к нему, торсы  сдвинули - теперь уж как тень не пройдёшь. Улыбнулись; ох эта начальственная улыбка - немного игривая как смайл в интернете, но губы и глаза неживы, радость кукольна.
 Я сказал добрый день, и прошёл мимо них, сунув руки в карманы, чтобы уже не доставать как червивые, кидая себя из ладони в ладонь словно тельце медузы. Лучше уж буду куском я железной окалины, что шлаком покрылась для этих людей выскомерных - но обей этот шлак, и останется твёрдая сталь, мягкая нежа товарищам.
==================================================================

 Ой, как приятны дифирамбы, кои мне сейчас поют на литературных симпозиях. И гений я, великий творец - и алмаз я, дорогова стою. Умелой небрежностью я бросаю на творческую тропу россыпи чудесных изумрудов да рубинов - а сам я огромный брильянт  в короне господа падишаха.
 Приятно, что и говорить. Славбо, но мне уже далеко не двадцать, чтобы слюнки пускать от сладких речей, чтоб безмозглая голова с неприкрытой лести как от жгущего удара меча слетела под ноги к ожидающим. Гений - слащавое слово, безтрудное. А я свой талант заработал потом и кровью, гнойными ранами да переломанными костями. Любовь и вражба, объятия да разлуки оставили в память о себе - помни, мол, тварь - немало тупоболящих увечий на сердце. Но это всё моё, и ему не отдам, и уже не обменяю на самые симпотные блага тово и этова света. Господь, будь свидетелем, что я не лгу.
=================================================================

 Я люблю прогуляться по рынку. Мало изучен этот душевный процес. Он зачинается ещё с вечера, когда гомонящий базар уже на ночь закрыт, но утром снова в его цветастых пахучих недрах двинутся потоки человеческой лавы, бродя от лотка к лотку как хромосомы меж ядрами, закипая и тут же вступая в реакцию с одновалентными индивидами, шумно взрываясь в крикливых спорах.
 А мне сегодня нужны дрожжи до дрожи. Я уже представляю, как залью их горячей водой, и в броженье добавлю мешок сахарку, тростниковова сладкова, который срубают мачетями чёрные негры, болтаясь в цепях на привязи лютых плантаторов.Откуда - спросю продавца - капли крови на белом? а это мучительный труд под нагайками, под лупатым зрачком револьвера.
 - Ты глянь, сдадкоежка, как он достаётся!- громко свистнула плеть над моей головой, и её раздвоенный змеиный язык оставил жгучий засос на родной бледной шее; в  это красное место тут же впилось палящее солнце - замореные мулаты лишь сочувственно взглянули на меня спод шляп, и сразу отвернулись, опасаясь жестокой порки. Только один старый негр - изо всех почти голый, в  грязном подобии рваных трусов - зашипел проклятьями на жирных охранников, выпустив целую струйку слюней через сгнившие зубы.
 Душе моей стало зыбко, как утлой лодчонке: её ненароком вынесло в это море отчаянного рабства, у которого нет берегов и не видать даже маленького клочка суши, свободы, где хоть на миг можно ей укрепиться.

=================================================================

 … Дождались мы открытия цирка. Хоть и много ещё разных мелких недоделок, но народ давно уже требовал зрелища, бия в барабаны сытых животов.
  К нам  приехали даже бродячие артисты  из дальних краёв. На рубахах у них рисованы жёлтые обезьяны с ухмыляющими рожами, а на платьях - диковинные птицы с розовым опереньем. Дед Пимен сел в первом ряду и поминутно лорнировал из бинокля  актрисок, будто выгадывая птичек. А Марья  шлёпала его под локоть, обещая дома  всерьёз накостылять по шее, чтоб на молодых баб не заглядывался.
 Муслим устроился справа от оркестра, и привёл всё семейство. По отдельности я их видел в гостях, а вот так, чтобы вместе пацаны передрались за лучшие места - впервые зрю. Сыновья  боевые отца  не слушают, шелобанов не боятся, а матушка  лишь взглянет с укором на них - и тают, словно шоколад в девичьих руках.
 Мая Круглова узрел за кулисами: сегодня он с полковником Рафаилем охраняет  премьеру, и помогают им лучшие мужики из народной дружины. Для порядка они собрались, для пущей важности форму  надели: местечко наше тихое - прошлый месяц впервые  за три года одного душегуба приговорили.
 Я бы и дальше искал знакомцев, пихая восторженно Олёну под бочок, но на верхних рядах зажглись маяки, и осветители  направили цветные пятна на арену. Тихо вступила гармонь из оркестра, будто подготавливая первый выход смущённых вниманием самодеятельных артистов; Жорка склонил напомаженную головушку у кнопок клавиатуры и слушал сам себя: не дай бог сфальшивить - позади ведь балалайки  с гитарами ждут своей минуты, да свирелки в ожидании маются.
  И заиграли мужики вместе! - растрезвонили темноту  под куполом. Кубыряясь  да приплясывая выскочили на манеж все участники  сегодняшнего представления. Среди них Роман Цыгля с дрессированным бурым медведем , заядлым любителем детских самокатов; также и Серафим на высокой поджарой лошади, затеявший устроить воздушные кульбиты; младший Муслимов  братишка, сам чуть постарше племянников, вывел - нет, даже вытащил - к зрителям подросшего зелёного крокодила с роз огромным букетом в зубах. Подкатился на белых колёсиках рыжий клоун Казимир, просивший раньше на паперти - а ныне он шутя жонглировал большими мячиками.
  Последним явился дядька Зиновий в чёрном фраке, словно совсем нам неизвестный; а что он говорил, я не вспомню - уж очень понравился его горный профиль и пышная бабочка на белой рубахе. Когда Зиновий взмахнул рукой под завершение своей речи, она вспорхнула  крылами, и кружась в радужных лучах маяков, улетела к веселящимся воробьям, на хоры.
  Течёт представление рекой между кисельных берегов, и в её шумном водовороте тонут от смеха  старики да малые  ребята. Вот уж кому неможется  радости скрывать, потому и хлопают ладошками без удержу.
  А тут ещё заявился конный Янко в облике мамая завоевателя, ратующего рыцаря, и устроил  просто уморительный концерт. Сначала послышалось человеческое ржание неизвестно откуда, будто бы обман слуха - а потом из кулисов скакнул кентавр: на нём залатанный панцырь  и ржавые поножи под коленями. Подобных богатырей давно в земле укрыла история, под  зелёной травой  да  под  слоем трепетных насекомых. И потому он был не забавен, а страшен; склонив железное копьё, лязгающий ратник носился по манежу, с вызовом бросая укор всем зрителям мужеского пола:- Эй, трусы!! Если никто из вас не выйдет на защиту  посёлка, я сожгу бешеным пламенем ваши домовые  крепи, а семьи уведу в кабалу!
  И рыцарь рьяно натянул поводья, задирая коня на дыбы; тот попробовал взвиться свечой, да слишком резво запалил фитиль, и выхлоп жидкого навоза  хлестанулся прямо на красные цирковые ковры.
  Ой, стыд какой! после великих речей – поэтому зрители насмеялись  вволю, мстя Янке за свой внезапный испуг. Но позорную  лужу быстро убрали; и тогда всем на зависть взлетел под  купол нашего цирка крылатый Серафим.
 Ах, как он парил в воздухе! Как кульбатился  между  жёлтых лучей, красных, синих, зелёных! Те, кто ещё не верил в него, увидали своими глазами. Серафимка  играл на пастушьей дудке, улыбаясь счастливо, и вертел головой, подмигивая тут и там радостной Христинке. Когда в её утробе вызреет спелый ребёнок, они станут рожать его за цирковым оркестром, с натугой выдувая  лысую головеньку над медными раструбами духовых, над лаковым блеском инструментов струнных, среди чёрнобелых клавишей аккордеона. В весёлую музыку танца ворвётся вдруг капризный говорок:- мамка, папка, есть я хочу, а вы комедию тут играете!- и обритая акушерками до последней ниточки Христина подпрыгнет от счастия к потолку.
 ===================================================================


 Классный ныне сварщик, а в прошлом заслуженный инструментарий Муслим работает сейчас по заказу тракторной бригады - вытачивая, фрезеруя, строгая. До утра его не отпустят домой механические жалобы. Слесарь он замечательный: по стружке может определить скорость резания, глубину и фасонину резцов. Простыми твёрдосплавными режет металл будто титановыми напайками. А на барабане револьверного станка  разом проведёт десяток хирургических операций, заочно соревнуясь с профессором медицины.
  Сегодня ночью Муслим изготавливал  новое приспособление для тракторного чрева, чтобы этот лязгающий  гусеницами полутанк с лёгкостью  скользил по топким жилистым распадкам; и не рыдал  от отчаяния, замеляя борозды, а трубно гудел придирчивым воронам, выделывая танцевальные кренделя. Важная работа у слесарей, потому что без новой запчасти зерно склющится с половьём, и весь неперебор тогда придётся пустить на корм скотине.
 Тёплая эмульсия  мыльной пеной  обмыла заготовку. Муслим крутанул тугой штурвал дряхленького станка, радуясь усталости в мышцах, которые упрямо набычивались, волоча за собой приржавевший суппорт.
   Цех пел. Сверловщики высокими  голосами тянули женские оперные арии, к ним присоединялись шлифовальные сопрано и мужские токарные теноры. Фрезерные басили не к месту, своевольничали, нарываясь на грубость хора. А солировал самый умный станок, автомат с программным управлением - он был вечно голоден и жевал нотную перфоленту как стручки гороха.
  Под эту музыку на эмульсионную воду сонно выплыли авианосцы токарных резцов, будто рабочий гудок цеховой смены стал  армейской сиреной боевой тревоги. Токари выхватили из инструментальной пирамиды  холодные приклады стрелкового оружия, и первой очередью щёлкнули всю обойму , обрезая  мятые заспанные болванки под строгие размеры  чертежей. Глуховатые сверлильные зенитчики  следом за ними кроили   дырки да стёжки по всему металлическому плацдарму; фрезеровщики копали  противотанковые рвы и оборонительные траншеи, попутно минируя  слабые передовые позиции. Огневые гальваники запарились у термопечей, успевая подносить ящики со снарядами  да откидывать от лафетов кипящие гильзы. Лица их обжигало пламя, спины горели под горячими  лиями пота, но торжествующая улыбка всё чаще светилась во злых глазах, потому что танкисты  уже утюжили передний край вражеских окопов, абразивными гусеницами шлифуя их до блеска.
  Два часа пополуночи закончив работу, Муслим  умылся на улице  в дождевой кадушке, и с  удочкой попёхал к навозной куче. Прохладный ветер гонялся по дороге, оделяя бродяжек пинками да подзатыльниками. Согревало предчуствие солнца ; дневная жара рождается за спиной ещё только тенью бабьей беременности, но обжигающие лучики скоро вывалятся на серую простынь утреннего неба прямо в плаценте родовых схваток.
  Муслим копнул всего один раз: ему и этих червей хватит на два дня убойной рыбалки, даже если жор окуньков замучает наглостью - снимай да жарь. Толстых  выползков он не брал - их жирные тела привыкли к навозной лени,