Каждый становится тем, с чем согласна его натура.
Это жестоко, но это правда.
А разве правда бывает иной?
Ну, и кто мы такие? Мы ценим правду, которая не бывает сладкой. Мы презираем ложь, ко-торая не бывает горькой.
Скептик. Вы спрашиваете, кто мы такие?
Хор. Да, мы спрашиваем: так кто же мы такие?
Скептик. И охота вам задавать глупые вопросы.
Порыв ветра заставляет всех съёжиться.
Старый матрос. Ветер изменился и крепчает. Быть к вечеру шторму.
Первый помощник. Барометр быстро падает. Будет большая качка.
Второй помощник. Я не понял, зачем кэп остановил машину. Как мы теперь будем приводить судно к ветру?
Налетает шквал. Корабль заваливается то на один, то на другой борт.
Через палубу перехлёстывают волны.
Капитан (варит в своей каюте грог и всё время прихлёбывает, пытаясь определить, достиг ли полезный напиток надлежащего вкуса). Каюк нам.
ИЗБРАННИК
Действующие лица:
Юлий Цезарь и др.
ПРОЛОГ
Солнечный день. Яркое синее небо. Чистые белые облака.
На краю тучки, свесив ноги, отдыхают от трудов два крылатых Ассистента.
Первый Ассистент (обводит рукой). Неплохо смотрится всё это. Творенье вышло хоть куда. В порядке каждая планета. На месте каждая звезда.
Второй. Согласен. Славная работа. Но всё же есть упрёк один.
Первый. Что не понравилось тебе?
Второй. О, совершеннейший пустяк: здесь слишком много совершенства.
Первый. И впрямь чуднó ты говоришь. Тебе точней сказать бы надо.
Второй. Тогда тебе отвечу в лоб: милей горчинка шоколада, чем просто сладенький сироп.
Оба задумываются.
Первый. Ты прав. Сейчас я ощущаю чего-то не хватает здесь.
Второй. Скорее нужного избыток. Попробуй что-то изменить. Усовершенствуя Творенье, решись и твёрдою рукой добавь две капли исключенья в законов нерушимый строй.
Первый. А если запретит Творец?
Второй. Вначале ты ему не скажешь. Когда ж приблизится конец, тогда и результат покажешь.
Первый. Но научи, как это сделать.
Второй. Взгляни сюда. Что видишь?
Первый. Рим. На колеснице триумфатор. Шагают пленные за ним.
Второй. То Юлий Цезарь, император.
Первый. Теперь он на вершине славы в сиянии победных риз.
Второй (качает головой). С вершины можно только вниз тому, кто крыльев не имеет и тайным знаньем не владеет.
Первый. Пусть наш избранник будет он.
Второй. Пусть правит им другой закон.
Первый. Что для него мы приготовим? Какой дадим ему завет?
Второй. Давай ему подарим вечность.
Первый. Зачем такая бессердечность? Довольно пары тысяч лет.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Маленький и явно небогатый рыбацкий посёлок на склоне горы, спускающейся к заливу. По неров-ной извилистой дороге бредут Мистер и Миссис, одетые вполне по-летнему. Если судить по их по-ходке, они мало ходят пешком. Если судить по их шеям, поворачивающимся, то вправо, то влево, они что-то или кого-то ищут. Судьба благоприятствует им, поскольку появляется пожилой Рыбак.
Мистер и Миссис. Простите. Мы ищем синьора Джулио Чезаре.
Рыбак (тупо смотрит на них). Джулио Чезаре? А зачем он вам?
Пришельцы явно шокированы столь прямым, и, согласимся, совершенно бестактным вопро-сом. Но ведь по-своему местный житель прав: неизвестные люди интересуются Джулио Че-заре. По какой причине? Мало ли что!
Мистер и Миссис. М-мм. Мы бы хотели взглянуть на него.
Рыбак. А что на него смотреть?
И вправду, если подумать, что на него смотреть?
Это же не готический собор двенадцатого века.
Миссис. Понимаете… как бы вам это объяснить… Возможно, он великий человек или что-то вроде того.
Мистер. Да-да, великий человек. Вполне возможно.
Рыбак (игнорирует Мистера). А почему, мадам, он великий человек?
В его тоне впервые появились нотки дружелюбия.
Миссис (безусловно оценила свою привлекательность, и голос её становится слаще мёда). О, о нём, если это он, написаны тысячи книг! И само имя его стало нарицательным.
Мистер. Я же говорил вам, что он великий человек. Очень, очень возможно. Но мы хотим в этом убедиться.
Рыбак. А я скажу вам ничего подобного. Не верьте книгам: в них пишут что попало. Наш Джулио самый обыкновенный. За это я ручаюсь. К тому же он почти лысый. В точности, как я. Но и вы, если хорошо поразмыслить, в чём-то правы. Пожалуй, есть в нём что-то особенное. Иначе, зачем приезжали бы из города взглянуть на него? Ведь вы из самого города приехали?
Мистер и Миссис. Мы приехали издалека. Мы приехали из Америки.
Рыбак. Вот уж, стоило тащиться в такую даль! Никогда бы не подумал, что такая красивая синьора, да и вы, синьор тоже, могут отправиться в долгое путешествие, чтобы поглазеть на нашего Джулио.
Мистер и Миссис. Разве вам имя Джулио Чезаре ничего не говорит, не заставляет сильнее биться ваше сердце?
Рыбак. Не трогайте моего сердца, синьоры. Когда-то его разбила красотка Нелли, и с тех пор оно постоянно болит.
Миссис (смотрит с любопытством на диковинного собеседника). Неужели время не зале-чило раны?
Рыбак. Ах, мадам, если бы вы хоть раз увидели её, вы бы сразу поняли мои страдания.
Миссис (в сторону). Теперь мне жаль себя. Потому что меня никогда так не любили (неодобрительно смотрит на Мистера).
Мистер (он ничего не понял). Так где же мы можем найти этого Джулио Чезаре?
Рыбак. Я вас проведу, а то вы ещё заблудитесь.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Просто обставленная комната. На стене засохший лавровый венок.
Джулио Чезаре (сидит у окна и смотрит на море). Когда-то я умел одновременно читать, писать и диктовать. Теперь же читать нечего, писать нечем и диктовать некому. Sic transit gloria mundi. Ух ты! Оказывается, я не забыл латынь.
Стук в дверь.
Входите, входите. Здесь скучно, и поэтому гостям всегда рады.
Входят Мистер и Миссис. Осматриваются. Ничего необыкновенного не примечают.
Мистер и Миссис. Простите великодушно. Мы бы хотели увидеть Джулио Чезаре. Ведь он здесь живёт, не так ли?
Джулио Чезаре. Я Джулио Чезаре.
Мистер и Миссис (поражены собственной недогадливостью). Вы Джулио Чезаре?
Джулио Чезаре. Да, теперь меня так называют.
Мистер и Миссис рассматривают Джулио с очевидным сомнением.
Уж слишком мало этот очень немолодой человек похож на величайшего из римлян.
Мистер и Миссис (застенчиво). А раньше?
Джулио Чезаре (небрежно). Раньше меня называли Юлием Цезарем. О, это было в прошлом!
Мистер и Миссис. Если вы Юлий Цезарь, то в это невозможно поверить.
Цезарь (снисходительно). Если невозможно, тогда не верьте.
Повернулся и хочет уйти.
Мистер и Миссис. Постойте, постойте. Видите ли, до нас дошли удивительные слухи, это были очень удивительные слухи, и мы сами решили проверить.
Цезарь. Некоторые слухи о себе Цезарь сам распускает. Иначе ведь могут его и позабыть.
Мистер и Миссис. И вы действительно Юлий Цезарь?
Цезарь (явно забавляясь удивлением гостей). А что вы здесь находите невероятного?
Мистер и Миссис. Всё это никак не совместимо со здравым смыслом и наукой.
Цезарь. Совместить несовместимое это требует определённого величия души. Вы настаиваете на том, что у вас его нет?
Мистер и Миссис настаивать не хотят.
Мистер и Миссис (всё ещё упираются). А как быть со здравым смыслом?
Цезарь. Ну, представление о здравом смысле вообще является предельно индивидуальным. Поэтому здесь и обсуждать нечего. Что же касается науки, о которой вы упомянули, то луч-ше всего оставить её в покое. Действительно, кое-что она умеет, но ещё больше не умеет. Да вы сами это прекрасно знаете.
Мистер и Миссис. Но природа человека такого не допускает!
Цезарь. Согласен, в большинстве известных случаев не допускает. Но пока не доказана не-возможность обратного, самое добросовестное исследованное не позволяет сделать никаких решительных выводов. И чтобы успокоить вашу душу, так трогательно преданную научному методу, я могу предложить вам совсем доступное объяснение: Цезарь, это очевидно, принад-лежит к тем немногим, избранным, у кого организм не такой, как у большинства людей. От-сюда другое мышление и другой темп жизни. Когда-нибудь ваша наука найдёт этому разум-ное объяснение, если вы всё ещё будете в нём нуждаться.
Мистер. Я мало что ухватил, но если я понял вас правильно, вы существуете в соответствии с неизвестными нам законами природы.
Цезарь (скромно). Да, таков удел гения.
Пауза.
Хочу, кстати, заметить, что проникновение в суть законов не является необходимым услови-ем существования. Любой запечный сверчок это подтвердит. Не беритесь судить о вещах, которые гораздо сложнее, чем вы способны вообразить. И не пытайтесь постичь непостижимое. Поймите, нужно быть истинным Цезарем, чтобы уразуметь новую истину. Вам, сударь, этого не дано.
Мистер (совсем сбитый с толку). Так то это так, но мартовские иды…
Цезарь. Ах, эти мартовские иды! О них столько говорят. В тот неудачный день Секст Квинтилий шутки ради одел тогу диктатора. А ведь он был так похож на Цезаря! Когда Брут с кинжалом приблизился к нему, бедный Секст хотел спросить: «И ты, Брут, не узнаёшь меня?». Но не успел договорить.
Мистер. И это всё?
Цезарь. Как видите, всё легко объяснить, хотя вы и не обязаны верить объяснениям.
Мистер и Миссис (не знают, верить или не верить). А что же было потом?
Цезарь. Вы можете легко представить себе, как потом Цезарь рассудил, что ему будет на-много безопасней считаться мёртвым. Он скрыл лицо краем тоги и быстренько покинул Рим, где наточили слишком много безжалостных кинжалов. А затем поселился, неузнанный, сре-ди простых людей, которые ранее в глаза не видели повергнутого полководца.
Мистер и Миссис. Но ведь с тех пор прошло так много времени!
Цезарь. Не заблуждайтесь. Совсем, совсем немного. Чем дальше, тем быстрее мчится время. Цезарю представляется, что совсем недавно, чуть ли не вчера, он разбил неуступчивых александрийцев при Фаросе, а дотошные историки уверяют, что то замечательное событие про-изошло много-много лет назад. Конечно, они неправы. Они не знают или забывают, что вре-мя не имеет единого масштаба. Секунда Наполеона категорически отличается от секунды Метерлинка. Один год Льва Толстого это совсем не то, что год, прожитый Людовиком Шестнадцатым.
Мистер сражён наповал неоспоримыми доводами Цезаря.
Он то открывает рот, то закрывает его, но никаких осмысленных звуков родить не может.
Миссис. Что бы вы ни говорили, я не могу поверить своим глазам. Если вы Цезарь, и именно его я вижу и слышу, тогда это противоречит всему на свете. Сейчас вы реальны, но этого не может быть! Сейчас я попробую сама себе объяснить, почему (долгая пауза). Ну хо-тя бы потому, что Юлий Цезарь всегда представлялся мне бесконечно величественным.
Мистер (торопливо подхватывает этот жалкий аргумент). И мне, и мне.
Цезарь (терпеливо объясняет). Противоречить не означает быть невозможным. Если тон-кая разница между одним и другим от вас ускользает, тогда вам можно посочувствовать. Вы не увидели ожидаемого величия, и это вас останавливает. Но ваше представление было вполне естественным, и протест вашей души легко понять. А дело в том, что все последо-вавшие царьки (боже, как они непозволительно укоротили имя Цезаря!), безмерно пыжились, надували щёки и изображали из себя существа высшего порядка. В результате потомки со временем и Цезаря тоже стали воображать неизмеримо внушительным, в ореоле совсем уж неимоверного
