Миллионщица

заставляет?
- Никто не заставляет, - проворчал глава семейства. – Заколебали уже с этой заграницей. Видал я её, заграницу эту, в одном исподнем и то драном. Ничего, наворачивали нашу пшёнку, аж за ушьми трещало. А теперь на-акося-а! – с сарказмом завершил гневную тираду старый солдат и занялся пельменями.
Мать махнула рукой.
- Вот кажный день такие концерты, кажный божий день воюет не знамо с кем. Я уж привыкла, внимания не обращаю.
Клавдия и сама не испытывала пристрастия к «немецкой кислятине», взяла, что под руку подвернулось, главным образом из-за броской наклейки.
Утро порадовало зазимком, внёсшим коррективы в жизнь новопоселенцев. Скотину никто на волю не выпускал, промышлять же по стайкам у Клавдии охоты не было, и сдача мяса заглохла.


В первых числах ноября порадовал письмом Витюша, – учёбу совсем забросил, новым бизнесом занялся (каким именно, умолчал, одни экивоки), зато запросил пару лимонов – так, между прочим, будто мать их рисует.
Не сложилось у Клавдии с сыном. В кого пошёл? Есть, есть в нём её задатки – нет мягкотелости и слюнявости, зато имеются жёсткость и практичность, к сожалению, только задатки, потому как отсутствует стержневая воля, а вместо неё – капризность и пустое гордячество. Вот это, уже от балбеса-отца. На дармовщинку да на халяву – только объедки с чужих столов собирать да шестёрничать. Чтоб самому хозяином стать, надо и вкалывать и ночей не досыпать. Не так, как её дружная семейка – без просвета всю жизнь в навозе ковыряться, а там горбатиться, где деньги водятся. Но всё равно и попотеть надо, потребуется и в пояс нужным людям поклониться, не без этого, а как же! Но выбрал цель – иди к ней, а задарма «мерсы» только «сынкам» с неба валятся, да только шибко быстро они с ними расстаются. Ведь куда с добром было бы – выучился, поднатаскался в этих науках, как деньги делают, они бы вдвоём таких дел наворотили, до Москвы бы добрались – уж у неё-то оборотливости на десятерых хватает. Ей помощник нужен. (Не такой как новый муж – настоящий. Вася что? Рабочий мерин.) «Хочу» у Витюши есть, с избытком, хоть отбавляй, да вот «мочи» не хватает. На какие курсы не поступал, ни одни до конца не осилил – шибко мудрёные науки. За что ни возьмётся, с наскока не справится, всё – бросил. Только и умеет деньги выпрашивать. А может и бизнесом никаким не занимается, а на девок всё спускает?
Великая наука – делать деньги. Всем наукам наука. Как Витюшка не понимает – все её нынешние предприятия, всего лишь прикрытие для настоящих дел. Вот для настоящих дел его голова-то и нужна. А он занимается чёрт-те чем, одни гулянки на уме. Повертелась она среди богатеньких, знает – большие деньги не на виду делаются, знает и другое – ей там не потянуть.
Зачем ей нужны деньги, много, очень много денег, связно объяснить Клавдия не могла. Может ли меломан поведать несведущим людям, что такое музыка или человек проведший на жарком солнцепёке целый день без глотка воды, растолковать, что такое жажда? Человек не евший несколько дней перестаёт испытывать чувство голода, он слабеет, тупеет, галлюцинирует, но чувство голода исчезает. Жажда же не стихает, а усиливается с каждой минутой, человек умрёт с мыслью о глотке воды, все его помыслы крутятся вокруг неё, ни о чём другом он просто не способен думать. Только одно чувство – как утолить жажду…

                                                                -  3  -                                                            

В ноябре, недели через две после праздников грянуло несчастье.
Клавдия с утра решила попроведать бабушку. Пока возилась с молоком, – доила, цедила, Вася, ворча на утренний мороз, разогревал мотор. Подъехав к знакомому дому, заподозрила неладное – ночью сыпал лёгкий снежок, баба Дуня вставала рано, а на пушистом коврике, застелившим нижние ступени крыльца, не отпечаталось ни следочка. Да и самому коврику уже следовало рассыпаться пушинками по белу свету – старушка за порядком на крыльце следила строго. Клавдия толкнула дверь раз-другой, та даже не шелохнулась, – запирались нынче крепко. Высвобождая руки, поставила банку с молоком на лавочку, постучала костяшками пальцев, приложив ухо к щели и, не услышав никакого ответного шума, забарабанила кулаками по-настоящему. Поднятый шум хозяйку не разбудил, зато переполошил соседок. Вначале отозвалась баба Тоня, привстав на цыпочки, выглядывала со своего крыльца, вопрошала: «Чо там, чо там?», затем, запричитав от калитки, быстро и мелко переступая ногами в чёрных чёсанках, приплыла баба Галя, жившая за стенкой.
- Ты чо, Клавдия, творишь-то? Весь дом трясётся!
Баба Тоня, пришедшая следом, высказывала догадки и подавала советы.
- Не отпирает, видишь чего, снег с крылечка не сметённый. Никак приболела. Надо в окно постучать. Она иде спит-то?
- В горенке за кухней, - пояснила товарка. – Может, угорела? Я вчерась вечером заходила, ещё потолковали – закрывать трубу, не закрывать. Угли-то ещё маленько шаили, дак она трубу прикрыла, а уж закрыть, сказала, ночью закрою. Она по ночам-то встаёт, слыхать, как ходит. Ты, Клавдюшка, постучи, постучи в окно.
Клавдия уже и сама, бороздя свежий сугроб, добрела до нужного окошка и заколотила в шибку, пытаясь заглянуть внутрь.
- Занавески на окнах закрыты, не видать ничего. Дверь ломать надо.
- Ой, беда-то, ой, беда! – залилась баба Тоня. – И моих дома никого нет.
- Сейчас Колюню позову, у него выходной сёдни, - баба Галя скорёхонько засеменила к калитке. – Не вставал ещё, разбужу вот, - выходя на улицу, обернулась с указанием: - А вы стучите, стучите, не стойте.
Клавдия побежала вглубь двора и вернулась ни с чем.
- Всё на запорах, ни топора, ни ломика, - и поддавшись всплеску отчаяния, вновь забарабанила в дверь, призывая бабу Дуню по имени.
Появился зевающий во весь рот Колюня с топором и ломиком-гвоздодёром. Клавдия хлопнула себя по лбу.
- В багажнике же монтировка лежит. С перепугу совсем ум отшибло.
Колюня стоял в нерешительности – сомневался.
- Надо бы милицию вызвать, «скорую»…
- Ломай! – выкрикнула Клавдия. – Тут может, секунды дело решают. Вот, видишь – судорожным рывком выдернула из кармана ключ на синей тесёмке, сунула увальню под нос. – Дверь не на ключ, а на засовы да крючки закрыта. Я б уж давно отперла. Сам подумай – раз у меня ключ, значит, имею право дверь открыть. Ломай скорей или мне ломик отдай.
Колюня потеснил женщин плечом, хэкнул, взялся за дело. Крючок на внутренней двери слетел от тряски. В доме царила гробовая тишина. Гурьбой, мешая друг другу, рванулись в горенку. Посреди комнаты, выгнув спину и задрав палкой хвост, стоял рыжий котяра. При виде неожиданных гостей зашипел и метнулся под кровать.
Баба Дуня тихонько лежала на боку, подложив ладошку под щёку. Вдруг оробевшая Клавдия несмело подошла к кровати, медленно встала на колени, потрясла старушку за плечо.
- Баб Дунь, баб Дунь, проснись! – подержав несколько мгновений руку на лбу, вскочила. – Она тёплая ещё, тёплая! Быстрей! «Скорую»!
- Через улицу напротив телефон есть, - вскрикнула баба Галя. – Колюнь! Бегом! Вызывай!
- Я на «Жигулях»! Им пока дозвонишься… - Клавдия растолкала сгрудившихся в дверях соседей, выскочила на улицу.
Вернулась она минут через двадцать с врачом и сестрой. Беспорядочно надетая на тех одежда указывала на переполох, устроенный на станции «Скорой помощи». Выхватив у замешкавшейся сестры чемоданчик и, подталкивая врача, бегом направилась в дом.
- Мне только остаётся констатировать смерть, - молвила докторша, снимая фонендоскоп.
- Она же тёплая ещё, неужели нельзя… - голос срывался, звучал тонко, беспомощно.
- Милая, в квартире натоплено, кровать стоит недалеко от горячей стенки, вот тело и не остыло. Где мне можно присесть?
Баба Тоня повела докторшу на кухню, та что-то шепнула подчинённой. Застывшую на коленях у кровати Клавдию тронула чья-то рука.
- Выпейте, вот, - перед ней стояла сестра, протягивая таблетки и стакан воды. – Пройдите, пожалуйста, на кухню. Врач хочет задать вам несколько вопросов.
«Началось! Господи, пронеси! Да может и не из-за меня вовсе. Кого я понимаю в этих лекарствах? Может, она сама собой померла».
Лязгнув зубами о край стакана и, пролив воду, Клавдия запила таблетку и послушно пошла на кухню.
- Так, - начала докторша, - паспорт дайте, пожалуйста.
- У меня только права в сумочке. Ой, и машина не заперта.
- Да не ваш. Паспорт умершей. Вы ей кем приходитесь?
- Жена внука. Невестка, наверное, - Клавдия закрыла на миг глаза, стиснула зубы. – Сейчас принесу.
Она не просто желала этого, но и как могла, торопила события. И вот свершилось, остальное дело техники, Васька и не поймёт ничего. Сейчас надо держаться изо всех сил. Но баба Дуня сломленной тростинкой лежит в своей горенке и никогда больше не встанет.
Докторша развернула паспорт, переписала данные.
- Теперь поговорим о старушке. Чем она болела? – произнесла мягко.
- Ой, да я не знаю, как по медицине правильно. Покупала в аптеке, что просила. Она шибко и не жаловалась. Знаете, некоторые как разноются… Вот говорила, мол, как в огороде поработаю, так голова кружится, сердце жмёт да притихает, и вроде тупым ножом кто-то колет. Вот, про нож точно говорила. Я ей велела в поликлинику сходить, внук специально на машине отвозил. Да она в больницу и ходить-то не любила. Там, говорит, как в очередище насидишься, так ещё хужее становится. Я, мол, лучше прилягу да полежу, как прижмёт.
- Так вы не вместе живёте?
- Нет. Внук раньше с ней жил, а как расписались, ко мне перешёл. Мы в Мысках строимся, знаете как оно, стройка эта – с утра до вечера только работа и работа. Да вот у неё лекарства в коробке лежат. Гляньте, – поймете, что к чему.
Клавдия поднялась, вытащила из шкафа картонную коробку, поставила на стол. Докторша небрежно отбросила таблетки от простуды, валерьянки, пробормотав: «Ну, этим все пользуются».
- Ага, вот, - она вынула поочерёдно из коробки початый стандарт энапа, нитросорбид, кардофен и коронтин. – Теперь всё более- менее ясно. Ага, вот ещё, - в руках была блестящая картонка. – Но почему она пустая?
- А, вот, вспомнила, - проговорила Клавдия и указала пальцем на толстенькие трубочки нитросорбида. – Вот эти ей велели пить, когда работает, дак она их шибко не любила. Говорила – у меня от них, мол, мозги плывут, вообще ничо делать не могу. Ну, остальные как обычно по три раза в день или по два, я не помню. Только спрашивала -–пила, не пила. Так она сердилась, я сильно и не докучала с таблетками. Да так-то она шустрая была, ну чего поделает, так приляжет, полежит. Человек пожилой – понятное дело. А, ну, вот ещё что, не знаю, говорить ли, нет. Она как чуяла, с конца лета про смерть заговорила. Квартиру приватизировать заставила, завещание написала. Как чуяла.
Последние сведения предназначались не для докторских ушей, а для любопытствующих – соседкиных. Да докторша уже и не слушала, лишь кивала головой, и что-то быстро писала замурзанной ручкой.
- В общем, картина мне ясна. Сердечко у вашей бабушки не выдержало. Может, подняла вечером что-нибудь тяжёлое, а про таблетки забыла.
У Клавдии вертелось на языке – «А может, лишних выпила», но сдержалась, не стала переигрывать.
- Вскрытие будем делать? – спросила докторша, выглядывая в окно – на улице сигналил УАЗик «Скорой помощи» и она кивнула сестре: - Выйди, скажи – через пять минут