Миллионщица

откусил хлеб, хлебнув из банки, спросил насмешливо:
- А чо это ты, прям как дама, шею шарфиком повязала?
Чо-чо? – передразнила Клавдия. - … ночью. В машине ночевала.
Муж фыркнул.
- Радовалась бы.
- Ну и дурак же ты. Мне, чай, не семнадцать лет, чтоб всю ночь трахаться.
Вася допил водку, съел сало, покурил и впрягся в работу – возить от соседей через дорогу воду флягой на тачке. Вчерашний Клавдин прогноз не сбылся, вместо дождя палило солнце как летом и похмелье с бедолаги выходило обильным потом.


Поле всё-таки загудело – взад-вперёд медленно, но неуклонно по нему двигались тракторы с прицепленными сзади каракатицами, из длинных хоботов которых в подъезжающие самосвалы сыпалась свёкла. Улучив момент, когда УАЗик с начальством исчез из вида, Клавдия пошла на поле. Ходить пришлось дважды, и пропадала она там часа по полтора-два, но добилась своего – вечером, в сумерках, к свежевырытому погребу двумя рейсами подъезжал ЗИЛ, загруженный свёклой выше кабины. Уже в темноте вдвоём с мужем погреб закидали горбылём. С этих пор у Василия появилась новая забота – свёкла: помыть, нарубить, сварить. Варил на очаге во дворе, освобождая территорию от куч подсохших за лето веток. В корм шла и сырая, и варёная, преимущественно свиньям: чрезмерное количество сладости в коровьем рационе являлось нежелательным. Специфический процесс шёл непрерывно – «бурда» квасилась в трёх флягах. Аппарат, ещё летом, сварганил простецкий – в качестве ёмкости использовалась двадцатилитровая фляга, вместо змеевика – четвертьдюймовая трубка длиной полтора метра, вваренная в железный же короб. Первый опыт дал положительный результат – пробу снял самолично. Сбыт продукции Клавдия взяла на себя.
Из-за своеобразного запаха самогонка у знатоков котировалась ниже сахарной. Главная предпринимательница в сердцах материлась – не один ли им хрен, чем она пахнет? Какую только гадость не хлебают, а тут на тебе – запах неприятный. Какие мы нежные! Но, несмотря на свойство, ухудшавшее товарное качество продукта, посетители, особенно с наступлением сумерек, частенько беспокоили цепную Джемму. У Тушкана проявился характер абсолютно не соответствующий овечьему облику. Его щучьи зубы так и норовили впиться в ноги гостей. Хозяйка деланно сердилась – пусть знают, что со злыми намерениями в этот двор соваться нечего – и запирала собачонку в сарай. Всё же велела мужу закрепить вдоль дорожки стальную проволоку и, в отсутствии хозяев, Джемма курсировала от стаек до калитки.


В октябре с взиманием квартплаты вышла накладка. За взятком Клавдия приехала с теми же гостинцами – творогом и молоком. Ольга Антоновна с потерянным видом как-то заискивающе благодарила за подарки и всё не отдавала плату, наконец, сделав глотательное движение, выговорила:
- Понимаете, Клавдия Валентиновна, у нас сейчас абсолютно нет денег, осталось буквально только на хлеб и то на пару дней. Понимаете, это какой-то абсурд. Обучение бесплатное, а платить всё равно надо. Мне пришлось все деньги отослать сыну, иначе бы он не смог пользоваться библиотекой и выполнять лабораторные работы. Вы уж, пожалуйста, подождите недельку. Я всё понимаю, мы договаривались… - жиличка говорила виноватым тоном, при последних словах голос её дрогнул, она хрустнула пальцами и опустила взгляд долу. – Но может, вы согласитесь… Я не знаю, - лепетала она чуть слышно, - я просто в растерянности. Цены все перемешались… И муж в отъезде… Я сейчас принесу, - Ольга Антоновна подхватилась со стула и метнулась из кухни. Через минуту вернулась с вытянутой рукой. – Вот, - она разжала кулачок – на ладони лежал массивный золотой перстень.
Сердитая хозяйка, оставив учтивость, раздражённо поинтересовалась:
- Так ты этот перстенёк в уплату за октябрь предлагаешь?
Ольга Антоновна прошелестела упавшим голосом:
- Н-та…
«Господи! Учительница, а дура дурой! И чему эдакие-то дурёхи могут детей научить?» – с издёвкой промыслила Клавдия. В камушках она не разбиралась, но ясно, что подполковники своим жёнушкам стекляшки не дарят, ну, а цену золоту она сама знала. Нехотя, словно перебарывая себя, взяла перстень в руки, поднесла к глазам, произнесла с вздохом:
- Его ещё продать надо. Думаешь, у меня время есть по барахолкам шляться? Да и не понимаю я в этих штучках-дрючках ничего, сроду не нашивала, как пить дать облапошат. Ладно уж, договорились – за октябрь в расчёте, - положив перстень в сумочку, спросила, словно у недоразвитой: - Что ж твой Михаил, в таких званиях ходил и не припас ничего, - хихикнула: - Хоть бы наган продал, что ли. Ольга Антоновна вздёрнула брови, губы поджала, проговорила сухо и с надменностью:
- Он Родине служил, а это, знаете ли, несовместимо.
Изменившийся тон жилички не разозлил, а развеселил Клавдию.
- Родине! Вот не стало её, Родины этой самой, и остались вы на бобах.
- Какая-то странная у вас философия, Клавдия Валентиновна. Как это, не стало Родины? Просто сейчас, просто… - Ольга Антоновна замешкалась, подыскивая выражение, которое наиболее верно могло отразить её мысль, а Клавдия продолжала атаку:
- Вот именно, что всё сейчас просто. Когда было всё с заумью, так вы гоголем ходили, а как стало всё просто, вы и растележились.
- Как-то вы подменяете понятия в словах. Ну да, что тут говорить. Знаете, - Ольга Антоновна уже глядела гордо, всякая пришибленность исчезла, разговор долженствовавший доказать её никчемность, наоборот, вернул силы и уверенность. – Знаете, - повторила она, - не возите нам больше ничего, а за то, что привезли, рассчитаемся, не беспокойтесь.
Клавдия упёрла руки в боки, захохотала.
- Чо это не надо? С голоду на воде да хлебе опухнете. Не думай, мне не жалко. Молока полно, а возиться с ним некогда. Всё равно чуть не половину свиньям выливаем. Завтра путь мимо будет лежать, так ещё привезу. Творога нет, возиться недосуг, а сметана есть. Дай-ка пару банок.
Ольга Антоновна не двинулась с места и Клавдия сама достала из шкафа две банки – одно- и трёхлитровую.
Начала, заложенные в генной памяти, впитанные с молоком матери-крестьянки и управлявшие душой, не позволяли Клавдии пройти равнодушно мимо нуждавшихся, едва не голодающих людей. Но холодный, расчётливый рассудок, руководимый всё набирающим и набирающим силы зверем по имени «Хапай!», не позволял не попользоваться за счёт простодырой дурёхи.


Вечером, войдя в баню с ведром молока, Клавдия, смеясь, сообщила супругу:
- У нас прибыток. Иди в стайку, глянь.
Вася сидел против включенного телевизора, точил топор, пробуя ногтём лезвие. При словах жены вскинул брови, отложил брусок.
- Какой такой прибыток?
- Пеструха принесла.
Заинтригованный Вася накинул фуфайку, сунул ноги в галоши, пошёл глядеть, вернулся так же посмеиваясь.
- Ни фига себе! Сразу двухгодовалая. Она откуда взялась?
- Да с Пеструхой приблудилась. Они, коровы, вон, по полю бродят, свеклу ищут, она и увязалась за ней. Я уж гнала, гнала – ни в какую не уходит.
Клавдия лукавила – тёлку она вела от самого поля, скормив той полбуханки хлеба, но таких подробностей недотёпистому мужу знать не следовало.
- Надо спросить, – у кого потерялась.
- Ну, прям, вот сейчас пойду спрашивать. Завтра Пеструху выпущу и приблуду выгоню, пусть идёт куда хочет.
Супруги посмеялись – такие бы прибытки да каждый день, посмотрели телевизор и улеглись. Уже накрывшись одеялом, Клавдия вспомнила:
- Бабушке нашей помочь надо, она ж просила я и забыла совсем. Завтра ехай к ней, увезёшь молока утреннего и возьми инструмент с собой, – там работы на целый день накопилось – крыльцо проваливается и веранда течёт – дожди-то, вон, какие хлещут. У нас полрулона толи осталось, захвати с собой.
- Съезжу, чего не съездить, - пробормотал Василий, засыпая.
- Утром, пока корову дою, аппарат заряди из средней фляги. Я давеча пробовала, – готова уже. Я сама прослежу.
- Проследи, только всю не выпей, мне оставь.
- Дурак, - ответствовала супруга, поворачиваясь на правый бок.


Вечером следующего дня Клавдия сообщила вернувшемуся мужу:
- Тёлка-то опять припёрлась. Вот наказание с ней. Пеструхе сена навалила и она тут как тут. Вот ещё, не хватало чужую скотину кормить, - процеживая молоко, спросила: - Веранду-то перекрыл?
- Перекрыл, перекрыл, - скороговоркой ответил Вася, присаживаясь у электроплитки и протягивая над раскалённой спиралью руки.
- Продрог, небось? Бабка в избе не топила, что ли?
- Да как не топила, топила, конечно. Вроде согрелся, пока ехал опять озноб пробрал, сырость кругом. Надо в «Жигулях» печку глянуть, совсем не фурычит.
Клавдия закончила с молоком, накрыла на стол.
- Садись ужинать.
- Да я у бабули поел, неохота.
- Садись, садись, прими вот для согрева, - Клавдия налила стакан самогона, и поставила перед мужниной тарелкой.
Вася удивился, но промолчал. Опростав стакан и закусив, спросил:
- Всю перегнала, сколь вышло?
- Да как обычно – три литра. Тебе-то очищенной налила, не чувствуешь разве? На-ка вот, выпей ещё полстаканчика, а то, как бы простуду не подхватил, - Клавдия щедро налила в стакан и сунула бутылку за кровать. – Знаешь чего, - завела разговор, когда муж закончил с едой. – Давай её, тёлку эту, зарежем, мясо знаю куда сдавать, завтра же и сбудем.
Вася пожал плечами и неуверенно промямлил:
- Дак, не наша.
Клавдия изогнулась, достала бутылку, плеснула ещё четверть стакана.
- Ну и чо, что не наша? Пусть хлебалом не торгуют. Я её, что ли, привела? Сама припёрлась.
- А искать, кто начнёт? – Вася выпил самогон, закусив корочкой. Принятая залпом доза оглушила мозг, подавив волю, и он отдался настояниям супруги.
- А мы вот завтра, прям, как встанем, так всем рассказывать начнём. Сказала – мясо с утра увезу, шкуру, требуху, сразу же закопаем. Идём, там ничего хитрого нет, покажу чего и как делать, часа за два-три управимся. Потом ещё самогоночки выпьешь. Иди, она в холодной стайке стоит, колун прихвати, а я ножи возьму.
Кроме ножей, Клавдия взяла приготовленные в предбаннике тазы, клеёнку, брезент лежал уже в стайке.
Включенный свет поднял приблуду на ноги и, мигая, непонимающе смотрела на незнакомых людей. Василий стоял в нерешительности.
- Никогда коров не резал. Свиней знаю как, а коров… Ей куда нож втыкать – в сердце, в горло?
- Погоди, привязать надо.
Клавдия сноровисто оплела верёвку вокруг молоденьких рожек, обмотнула столб, стянула узел.
- Бей обухом в лоб, да посильней, что мочи, потом горло перережь, только не сразу, а как затихнет – копытом ударить может, - учила всеведущая супруга, отходя к двери.
Вася взвесил в руках колун, подошёл к тёлке, злая самогонка придала сил и решимости. От сокрушительного удара несчастное животное присело на задние ноги, рванулось в сторону и завалилось замертво. Во дворе взлаяла Джемма.
Сложив разрубленную тушу в багажник «Жигулей», протрезвевший Вася зашёл в баню. Клавдия жарила на плитке печень и грела кипятильником воду в ведре. Обещанную бутылку выпил под свеженинку. Сама Клавдия в эту ночь почти не спала, – застирывала закровяненную одежду, мыла клеёнку, присыпала кровь соломой, натаскала всякого хлама на свежезасыпанную яму. Спозаранку подоила корову и в восемь поехала к Артуру. Здесь пришлось часок подождать, – владелец пищеточки появился в конторе в десятом часу и вначале занялся своими делами. Дошла