конкурентной ревности. Ничем, кроме Юркиной цыганской безалаберности, невозможно было объяснить то, что он сидит в чужом флигеле, довольствуясь дармовым куском хлеба с маслом и собственными писульками. Но он продолжал оставаться бомбой из прошлого, подведенной под благосостояние всей семьи, его невозможно было обезвредить, не взорвав настоящего – и он тикал за мешками с песком под чутким присмотром Павла.
Глава 3.
Захаров начинает работать.
Прежде, чем выходить на тропу войны, Захаров имел обыкновение тщательно изучать театр военных действий. То, что его работа, - это война, он понял уже достаточно давно, ещё в бытность свою оперуполномоченным уголовного розыска, когда едва не погиб, получив нож в спину от сопливого подростка в подвале новостройки. Чтобы по-дурному сыграть в ящик, совсем необязательно сталкиваться с хорошо обученным террористом где-нибудь в чеченских горах, - вполне достаточно обкуренной девчонки с заточкой в твоём собственном городе.
Поэтому Захаров сидел теперь на дереве с биноклем в руках, внимательно рассматривая то, что было укрыто за высоким кирпичным забором, за которым располагался особняк Павла Филипповича Малицкого.
Павел Филиппович Малицкий жил очень даже неплохо. Но к счастью для Захарова – на самом краю хорошо охраняемого посёлка, куда проникнуть незамеченным было совершенно невозможно.
Особняк был в два высоких этажа с мансардой, и располагался на территории не менее, чем в полтора гектара. Экологически не слишком хорошо образованный застройщик вырубил весь лес для строительства этого милионерского рая, и вокруг особняка торчали какие-то чахлые экзотические растения, ничуть не препятствующие обзору. И уже около получаса Захаров с удивлением наблюдал следующую картину: спортивного вида девица молотила руками и ногами обмотанный веревками столб, вкопанный в землю между забором и задней стеной гламурненького краснокирпичного зданьица – видимо, того самого флигеля, в котором обитал Ури. Такой столб, насколько помнил Захаров, назывался «макивара» и использовался для тренировок психоватыми каратистами. Пара-тройка ударов по этой штуке ободрала бы конечности Захарова до костей, но девица, судя по всему, не испытывала никаких неудобств. Захаров ничуть не завидовал Ури, если его били по физиономии такими кулаками. А девица, судя по всему, и была его дочуркой Дианой. На дворе стоял ноябрь, и было вовсе не тепло. А девица прыгала вокруг столба в одних трусах и в топе, обливаясь при этом потом, насколько мог рассмотреть в бинокль Захаров.
Из флигеля вышел обмотанный по плечам «арафаткой» тип, который не мог быть никем иным, кроме Ури, и с неудовольствием уставился на спортсменку. Выглядел он плоховато, - как будто его только что выпустили из иракской тюрьмы. У него были длинные волосы, завязанные красным шнурком на затылке, серьга в ухе и иссеченное то ли шрамами, то ли морщинами бледное лицо. Он был не менее метра девяносто ростом, но сгорбленный и тощий. Предплечья под поддернутыми рукавами чёрного свитера покрыты наколками.
Ури искривил тонкие губы в ухмылке и что-то сказал. Далее произошло нечто для Захарова совершенно неожиданное: девица бросила свою «макивару» и кинулась ему на шею. Ури облапил её потную спину, и они ушли в дом. Всё.
Захаров посидел ещё некоторое время вороном на дереве, потом слез и поехал домой – размышлять и прикидывать, как вести себя с фигурантами. Ващук уже сообщил ему, что в возбуждении уголовного дела относительно смерти Филиппа Филипповича Малицкого отказано. Теперь все карты находились в руках частного детектива, частным образом пытающегося отработать свои сто долларов в день. Деньги значили очень, очень много. Но без стержня, которым для Захарова являлся его профессионализм, они не значили ничего. Захаров взялся за это дело. Захаров должен был защитить интересы клиента. Даже если этот клиент ему очень и очень не нравился.
Клиент даже не сумел сообщить Захарову установочные данные своего дяди Ури и своей двоюродной сестры Дианы, - он их просто не знал и не счёл нужным подготовиться, прежде чем идти к частному детективу. Захарову пришлось выяснять это самому, а заодно и данные всех остальных членов семьи, в ходе чего обнаружились и некоторые странные обстоятельства в личности самого клиента. Георгий Филиппович Малицкий так же, как и его мать, носил родовую фамилию деда, никаких сведений о его отце Захарову найти не удалось. Ури обитал во дворе Павла на правах собаки и, не имея регистрации, не мог, собственно говоря, даже выйти за забор без поводка. На каких правах там находилась Диана, которая могла быть, а могла и не быть дочерью Юрия Малицкого, оставалось неизвестным. В мегаполисе было зарегистрировано семеро Малицких Диан Юрьевных, но ни одна из них не соответствовала по возрасту спортсменке, которую видел Захаров. Однако, как сообщил клиент, его мать и дядя Павел были в курсе его обращения к детективу, и Захаров мог рассчитывать на их помощь в расследовании.
Глава 4.
Эсквайр.
О визите к Павлу Филипповичу Малицкому Захаров предварительно договорился по телефону и полагал, что в дом его впустит хозяин. Но когда он позвонил у красивых инкрустированных дубовой клёпкой ворот, калитку ему открыл Ури, привратник.
- Мент, - глядя ему в глаза, определил Ури.
- Частный детектив, - вежливо поправил Захаров.
- Что ж, добро пожаловать в дом с привидениями, - ухмыльнулся Ури.
И Захаров прошёл через распахнутую дверь, соображая на ходу, как бы втянуть этого желчного типа в разговор, который все равно должен был состояться.
- А почему вы не жуёте окурок сигары, и от вас не прёт дешёвым виски? – неожиданно спросил Ури. – Раз уж вы частный детектив.
- Уже выплюнул, - ответил Захаров. – И ещё не пил.
- Хотите? – Ури вытащил из кармана фляжку. – Соответствовать чтоб.
Захаров принял и осторожно глотнул. Фляжка была серебряной, с монограммой и крепчайшим самогоном внутри.
- Первак? – сдавленным голосом спросил Захаров.
- «Белая молния», - удовлетворённо сказал Ури. – Самотекила. Изготовлена из редчайшего кактуса, украденного из коллекции брата Павла.
- Вы полагаете, что родственники вам должны намного больше? – поинтересовался Захаров, возвращая фляжку.
- Если бы я держал на своём чердаке, - Ури постучал костяшками пальцев себя по лбу, - такие умственные категории, как долг и справедливость, то у меня бы вообще крыша съехала.
- Нет счастья в жизни, да? – сочувственно покивал головой Захаров.
- Вы когда-нибудь видели, как охотится лев на воле? – спросил Ури.
- Ну и как? – спросил Захаров.
- Он охотится, - ухмыльнулся Ури. – А потом лежит на солнышке и лижет себе яйца. Или спит. Или трахается. Рядом ходят антилопы, он никого не трогает.
- В кино видели? – усмехнулся Захаров.
- В Африке видел, - ответил Ури. – Жить надо так, чтобы жить в своё удовольствие, и без особой необходимости не рвать никому горло. Какой мне толк кончать Филиппа?
- Филипп погиб в результате несчастного случая, - сказал Захаров. – И все это знают. Это же семья согласилась с версией самоубийства.
- Какая семья? – пожал плечами Ури. – У меня вообще никто ничего не спрашивал.
- А если бы спросили? – поинтересовался Захаров.
- Я бы сказал, что мне плевать, - Ури сплюнул на землю. – Даже если Филька задохся, пытаясь получить кайф от асфиксии.
- С чего вы взяли? – насторожился Захаров.
- С богатого жизненного опыта, - Ури глотнул из фляжки. – Такие вещи практикуют в борделях по всему миру. Только под контролем опытной проститутки, а не самопально.
- Откуда вам известны обстоятельства смерти? – настаивал Захаров.
- Да ничего мне неизвестно, - Ури скривился. – Никто мне труп не показывал, я и на похороны ходил, только чтобы в гробу его увидеть. Просто не тот это был экземпляр, чтобы с жизнью кончать. Он жить любил, и хорошо жить. Торопился. Вот жизнь и взяла его за горло, - по любви, надо полагать.
- Что вы…, - начал было Захаров, но они уже подходили к дому.
- Идите, - Ури нагнулся за широкой лопатой, прислоненной к ступенькам. – Вон, эсквайр уже маячит, - он кивнул на застекленную веранду, где появился человек в расшитой позументами домашней куртке. – А мне пора барщину отрабатывать.
- Вы не обращайте на него внимания, - говорил Павел, когда они уже сидели у пылающего камина, утонув в глубоких кожаных креслах, с бокалами коньяку в руках. – Он вам наметет языком жё нё манж па си жур, артист погорелого театра. Никто его тут голодом не морит, и мог бы жить по-человечески, если бы захотел. Но ему же нельзя денег в руки давать, пропьёт, мерзавец!
- Неужели всё пропьёт? – осторожно осведомился Захаров.
- Ну, может не всё, - качнул головой Павел. – Ну, так у него же теперь папина дочка, а у неё аппетит, будь здоров, если не пропьёт, так проест.
- Ну и на здоровье, - вежливо сказал Захаров. – Это же папины деньги.
- Да как вы не понимаете! – возмутился Павел. – Это же девица с улицы, у неё нет опыта обращения с серьёзными суммами. И мозгов тоже нет. Она купит «мерседес» и завтра уедет на нём с каким-нибудь плейбоем. А Юрка снова будет собирать окурки под забором.
- У меня не сложилось впечатление о Юрие Филипповиче, как о человеке, которого легко обвести вокруг пальца, - мягко заметил Захаров.
- Его нелегко обвести вокруг пальца, - вразумляющее сказал Павел. – Он сам кого угодно вокруг пальца обведет. Но он насквозь порочен. А его пороки, одним из которых является эта Диана-охотница, дорого обходятся.
- На что вы намекаете? – изумлённо поднял брови Захаров.
- Я имею в виду только то, - Павел отвёл глаза в сторону, - что девушка рождена вне брака.
- Как и ваш племянник, Георгий, - очень тихо сказал Захаров. – Что не является основанием для лишения их обоих права участия в семейном капитале.
- Каких «обоих»? Какого права? – после паузы, сквозь зубы бросил Павел. – Когда даже для Юрки все сроки давно прошли? Татьяна, совладелец бизнеса. А папочке Дианы самому теперь ещё придется доказывать в суде даже своё право на рожок для обуви в отцовском доме.
- Красиво сказано, - усмехнулся Захаров. – Но законные права у него есть. А меня наняли, насколько я понимаю, чтобы я изыскал обстоятельства, не позволяющие Юрию Филипповичу таковыми правами воспользоваться. Для его же пользы, насколько я понимаю…
- Именно так, - с облегчением встрял Павел. – Он не ведает, что творит.
- Прекрасно, - кивнул Захаров. – Возможно, он алкоголик или душевнобольной, который нуждается в опеке родственников.
- Возможно…, - пробормотал Павел.
- Возможно, он скрывается от суда и следствия, или двоеженец, или злостный неплательщик алиментов, или довёл брата до самоубийства, - продолжал Захаров. – Возможно всё что угодно. Даже то, что он сбежавший с каторги пират, в конце концов. Был бы человек, а возможности найдутся всегда, вы меня понимаете?
- Понимаю…, - пробормотал Павел.
- Тогда позвольте мне, просто и без эмоций, выполнить свои обязательства по договору, - твёрдо сказал Захаров. – Если в ходе расследования выяснятся обстоятельства, задевающие ваши интересы, я потребую дополнительной оплаты. Если вы к этому не готовы, то скажите сразу, и я откажусь от этой работы.
- Продолжайте…, - вяло махнул рукой Павел.
- Тогда, разрешите откланяться. – Захаров поставил на
