шведов всё предусмотрено: чтоб никаких „а ты кто такой? дай проехать! мне пофиг, как!“ на узкой дорожке не было, они периодически делают небольшие расширения. И знак ставят: „М“. Митинг плэйс. Мол, не ссорьтесь, разъезжайтесь тут. Митинговать, в российском понимании, тоже можно, но только вряд-ли кроме галок окрестных вас кто-то услышит. Лучше просто взять и разъехаться. Молча. А в конце дорожки не просто тупик, а обязательно „блин“. Не в смысле „Блин! Приехали!“, а в смысле, можно спокойно развернуться. Места хватает с избытком.
Вот на этом блине Семёныч тачку и оставил. Прямо за небольшой группкой деревьев по центру блина.
- На всякий случай, - осторожничает Семёныч, - Чтоб машину не сразу с дорожки заметно было.
От блина дальше два пути: тракторное „бездорожье“ до вырубки да та самая неуловимая тропка к озеру. А вокруг блина аккуратными кучками свалены тоненькие берёзовые стволы. Видимо, побочный продукт лесозаготовителей. Основные поленницы, еловые и сосновые - дальше, на вырубке, каждый ствол с номером и фиолетовой печатью. Во как!
Воскресенье. У шведов выходной - дело святое. Пить с приятелями и жён ублажать, больше ни на что шведов в уикенд не сподвигнуть. Вряд-ли кто сунется, решает Семёныч и начинает распаковывать тюки со снастями.
... Шесть часов вечера. Под ногами у Семёныча огромный сетчатый садок, доверху набитый огромными и не очень черно-белыми в фиолетовую крапинку форелинами. Весь день Семёныч не ел. А не спал и того больше - как выехал. Некогда. Семёнычу не остановиться. Спиннинг так и мелькает, рассекая со свистом воздух в вечернем безмолвии.
- Вот это попёрло! Спасибо, Мишка! С меня простава. - только одна мысль гуляет в его голове с утра, начисто вытесняя всё остальное. Скоро начнёт смеркаться. Сентябрь - время ранних сумерков...
- Всё. - решает Семёныч, - Хватит...
Вы выдохнули? Почувствовали облегчение, что, наконец, бедолага покушает спокойно и отдохнёт?
Зря.
- Всё, - говорит Семёныч, - Хватит на спиннинг ловить. Надо до ночи сетку успеть поставить. Утром выну и домой, счастливый, поеду.
Лодку свою накачал, заграничную, красивую. Сеть удобно уложил на дно, чтоб сама легко в воду соскальзывала, пока он гребёт. Да не тут-то было: налетел внезапно ветер и лодка с сетью закапризничали. Никак не получается одному. Лодку крутит, сеть путается. Напарник нужен. А где-ж взять? Вот! Но вы видели разве когда-нибудь, чтоб Семёныч просто так сдался, без боя? Я - нет. Он ведь, затейник, чего придумал. Озеро узкое, так он с одного берега на другой спиннинг закидывает, потом обратно на лодке переплывает и за леску сетку с другого берега тащит. А сетка ведь не простая - умная, заграничная: она в воде сама расправляется и не путается ни разу.
Что, теперь, думаете, угомонится? Сетку ведь приладил - что ещё делать? Иди в машину, картошечкой с тушёнкой оттягивайся.
И снова зря.
Он сетку до своего берега не дотянул... Нет, не так. Так не понятно. Не успел Семёныч свой край до берега дотянуть, как чувствует: Бум! Потом ещё: Бум-бум. И сеть сразу потяжелела и заходила ходуном. И что вы думаете? Так до полуночи Семёныч и мотался туда-сюда. С одного берега на другой, подсвечивая себе, когда надо, фонариком. Не успеет невод закинуть - уже вытаскивать пора. Какой там отдых! Азарт браконьера не даёт.
- А-а-а, фигня, в Греции отосплюсь!
А о том, что вот такенную гору рыбы все его многочисленные родственники и друзья уже вряд ли съедят до самого Нового Года, совсем не задумывается. Некогда. Он бы и до утра сеть тягал. И до следующего вечера, если надо. Он двужильный, Семёныч... Но…
- Что это? - присел Семёныч, заслышав странный звук. Рокот приближался по лесной дорожке. Потом через сосны заблестели фары.
- Мля, попался! - заметалось в голове. Свет фар застыл рядом, на дорожке. Потом послышались голоса.
- Ругаются, что ли? - подумалось Семёнычу, напряжённо вслушивающемуся в незнакомую речь.
Потом раздались крики, явно кого-то зовущие из леса.
- Меня, что ли? - икнул Семёныч.
- Ну а кого ещё, придурок! Машина там только твоя. Выходить или... Нет, живым не сдамся - решился Семёныч.
Потом раздался требовательный призыв автомобильного клаксона, а по лесу вокруг загулял свет прожектора.
- Всё, ...здец! - судорожно сглотнул Семёныч и вжался всем телом во влажный и холодный мох. - Блин, а как узнали?! Не камеры же у них по лесу!.. С вертолёта! Точно! А я даже не обратил на него днём внимания - махал и махал спиннингом. Кретин! Наверняка, полицейский... Надо уходить. А машина, сетка, рыба?! Отдать врагу рыбу! Вот просто так взять и отдать нажитое непосильным трудом! Хер вам! У меня дед ваши поезда всю войну под откос пускал.
И Семёныч начал осторожно вывинчивать пробку из лодки...
Швеция, если что, в войну соблюдала нейтралитет, а в наше время даже не состояла во вражьем блоке НАТО, но до таких ли тонкостей было в тот миг Семёнычу!
Прожектор внезапно замер на месте, клаксон стих, а с дорожки послышалась спокойная речь. От этого спокойствия веяло чем-то зловещим.
- По телефону. - догадался Семёныч.
- Подкрепление зовёт, не иначе. Как же, боится сам в тёмный лес идти.
И Семёныч всем телом навалился на борт лодки, ускоряя выход воздуха из её недр.
- Блин! Блин, блин! Вот это уже серьёзно. Это, пожалуй, всё...
По дорожке приближались сине-красные всполохи.
Семёныч с остервенением крутил лодку в тугой рулон.
- Ну выходи же, выходи скорее! - уговаривал он воздух, наполнявший лодку.
Полицейская машина, подъехав, повторила все действия предыдущего „объекта“ со скрупулёзной германской точностью. Как по писаному. Призывный голос, клаксон, фара-прожектор. Добавив от себя, разве что, полицейский „матюгальник“ и короткие завывания сирены. Прожекторов Семёныч не боялся. Он учил в институте физику и знал, что весь яркий свет примет на себя ближайший к дороге ряд сосен, оставив его самого в полнейшей черноте. В советском вузе хорошо преподавали физику.
- Ага , врёшь, не возьмёшь! - мысленно бравировал Семёныч, одновременно покрываясь гусиной кожей от обуявшего его страха.
- Врагу не сдаётся наш гордый „Варяг“. - пело в его голове.
- Хотя, нет, это ж варяги меня как раз и обложили. - вдруг и, наверное, некстати вспомнил Семёныч историю.
Лодка, в конце концов, сдалась и позволила упаковать себя в чехол. Туда же отправились и складные вёсла. Оставалась сеть. И рыба!
- Рыбу обязательно!
- Итишкина жизнь! - подсветить себе ну никак не можно, по тем же неумолимым законам физики. Враз засекут.
- В мешок её! Давай, давай... Наощупь. И не грохочи так полиэтиленовым пакетом, урод! На весь лес. А вдруг они заглушат моторы и вслушаются. Устроят себе „минуту тишины“, как спасатели на обломках после землетрясения… Нет, эти тупые…
C сеткой уже некогда миндальничать: так её, так, комкай поплотнее - после разберёмся. Куда же это всё? В воду? Ты что, дурак! Лодка - почти пол-„Жигулей“ по цене! Сеть - тоже не плёвый Китай, ей сносу нет! А рыба! Удавлю за рыбу! Думай, парень, думай!... Вот-вот-вот! Точно. Яма что надо! Всё туда, быстрее, быстрее, и мхом её, мхом... Эх, наломать бы веток, да шуметь нельзя...
Тем временем на дорожке появились новые всполохи. На этот раз жёлтые.
- Спецтехника! Лес бульдозерами прочёсывать будут?! Из-за какой-то вшивой рыбёшки! Вот, мля, правовое государство - разорятся, но закон исполнят, - ужаснулся Семёныч.
- Всё, надо валить! Дырку от бублика вы получите, а не Володю Шарапова! - продолжали лезть ему в голову абсолютно неуместные „афоризмы“.
И Семёныч побежал. О, как он бежал! Так на охотника бежит раненый кабан, ведомый жаждой мщения: по прямой, не разбирая дороги и ничего не видя перед собой. Только Семёныч бежал не на охотников, а, наоборот, от них подальше. Впрочем, бежал он хоть и в полной темноте, но не совсем наобум. Вычислив в уме направление - на шоссе - он, по возможности, строго придерживался курса.
В противном стуке и скрежете веток по одежде Семёнычу чудился лай собак, ржание лошадей и азартное гиканье егерей.
- Действительно, чего они технику пригнали? Собака была бы надёжнее и дешевле. - успевая на бегу анализировать действия полиции, прибавлял шагу Семёныч. Случайно упав в русло небольшого ручейка и вымокнув с головы до ног, он не обложил ручей последними словами, а возблагодарил судьбу и пошагал дальше по ледяной воде.
- А вдруг? - подумал Семёныч, - Вдруг не тупые? И мощная овчарочья морда уже втягивает чёрными ноздрями воздух, а когтистые огромные лапы её бесшумно мчатся по следу ему вдогонку? Врёшь, не возьмёшь...
Он припустил ещё пуще. По воде аки посуху! Потом снова через чащобу. Чтобы не разбить нос о ствол дерева и дабы случайная ветка не выстебала ему глаз, он выставил вперёд... Догадайтесь, что... Нет, не руки. Вернее, не пустые руки. В руках он крепко сжимал тот самый, первый, немаленький садок с форелью, добытой в честной, хоть и неравной борьбе. Вы помните, у Семёныча принцип: без рыбы домой ни-ни!
- Наконец-то! Дошёл!
В темноте угадывались белые столбики, обозначающие край шоссе и так помогающие водителям в ночное время, а ему, Семёнычу, обозначающие совсем скорый конец мучений. Лес расступился, осталась узенькая, в двадцать шагов, пустынная полоса вдоль трассы. Двадцать шагов. Семёныч сделал первый, второй и ... провалился по пояс в болотную жижу.
- Спокойно. Не дрейфь. Близ дороги не может быть настоящего болота.
Сознание перед лицом реальной, смертельной опасности заработало ясно и чётко. Перед его мысленным взором явственно нарисовались правила поведения на болоте, знакомые каждому любящему свою собственную драгоценную жизнь охотнику и рыбаку. Он с силой оттолкнул в сторону берега садок с рыбой, но не отпустил его. Будь Семёныч не Семёнычем, а Мюнхгаузеном, это движение спасло бы ему жизнь. Летящий тюк по инерции выдернул бы Семёныча из топи вместе с тяжеленными сапогами и охотничьим тесаком на поясе. Но Семёныч не был Мюнхгаузеном, и потому расчёт был другой. Рыба лёгкая, легче воды - какой никакой, а поплавок.
Затем, стараясь больше не делать резких движений, он лёг на поверхность и осторожно начал „грести“ одной рукой, другой подтягиваясь к садку с форелью.
- Главное, освободить ноги - думал Семёныч, аккуратно переваливаясь с боку на бок.
- Фу-уфф, - выдохнул Семёныч, - Спасён! Есть бог на свете!
Его свободная рука, наконец, нащупала кочку с проросшим на ней кустиком осоки, а затем дотянулась и до хиленького кривого ствола приболотной хворой сосенки.
- Закурить бы щас, - мечтательно протянул сидящий на твёрдом берегу некурящий Семёныч. - Или лучше стаканчик дёрнуть. Мда-а-а...
Он нехотя поднялся и медленно побрёл вдоль болотца.
- Есть же где-то выход...
Местность начала подниматься. Все выше и выше. Семёныч решил: Пора. И, осторожно ступая, снова направился к трассе.
- Блин! Засада! Они что там, совсем охренели! Войсковую операцию устроили? Фак! У них, в провинции, видать, другого криминала нету. Скучно им. Фак!
На расширении дорожного полотна, обозначенном белой латинской „Р“ на синем фоне, тихонько похрюкивал работающим двигателем тёмный силуэт автомобиля с погашенными огнями.
- Так. Соберись. Слышать они тебя не слышат. Мотор... А если прибор ночного видения? Фак!
Едва дыша, Семёныч попятился обратно в лес.
- Надо бы где-то залечь, -
