Галактика в лицах

Как всегда. И рассвет не принёс избавления, потому что так было и так будет всегда. Потому что всюду, кроме той страны, куда мне не удалось попасть, не может быть иначе.
Нессар взялся за дело основательно, и вскоре незнакомые закорючки превратились для меня в понятные буквы. Во время наших занятий металлический слуга постоянно стоял за моей спиной, — видно, для того, чтобы я наконец привык к нему. В первый же день после занятий Нессар попытался объяснить, что надо сделать с моей рукой, но я так ничего и не понял, только покорно позволил надеть на неё нечто, отдалённо напоминавшее перчатку, и зажмурился, когда что-то больно укололо запястье. Писать стало значительно неудобнее, а как снимать это украшение, никто, похоже, не собирался объяснять. Более того, при попытке снять его и Нессар, и Даниель останавливали меня. На споры и объяснения знания языка не хватало, и я смирился.
Так мирно текли дни и мучительно — ночи. Я научился немного понимать людей, и от этого растерянность только увеличилась: вокруг не было ничего привычного. Через некоторое время я выучил слово 'лечение', и под присмотром Нессара металлический слуга стал укладывать меня на кровать, чтобы греть разноцветными лучами. Я не верил, что это можно называть лечением, — да и как люди могут лечить то, с чем никто не может справиться? — но неяркий свет навевал лёгкую дремоту, мысли уносились куда-то вдаль, и в грёзах порой появлялись родные лица... А ещё была музыка, которая не нуждалась в переводчике, — она заставляла грустить и радоваться, умела успокаивать на время... Однажды я даже смог заснуть, следуя за её мягкой волной, — и с тех пор она стала появляться всегда, провожая меня в сон и пробуждая. Тёмный ужас бездны тяжёлого сна от этого не исчез, но с музыкой всё же было лучше.
Через некоторое время я начал понимать разговор Даниеля и Нессара. Оказалось, Нессар был весьма уважаемым человеком среди местных учёных мужей и занимался изучением языков разных народов. Я смог объяснить, куда мы плыли, — чем вызвал оживлённый спор людей относительно того, откуда же я на самом деле появился: как выяснилось, в краю, где алые молнии срезали ветви, вовсе нет моря! То, что люди предполагали по этому поводу, понять было почти невозможно, поскольку известных мне слов в их разговоре было гораздо меньше, чем незнакомых.
Даниель приезжал редко, и общаться приходилось, главным образом, с Нессаром. Он рассказывал удивительные вещи: что солнце — это та же звезда, но вблизи, а земля вокруг нас называется планетой, и она летает вокруг солнца, что и таких солнц, и планет весьма и весьма много. Оказалось, люди действительно летают в своих металлических коробках, и в воздухе, и меж звёзд. В последнее я никак не мог поверить, и тогда Нессар повёз меня в порт звёздных кораблей, где я увидел, как эти неуклюжие сооружения поднимаются в небо. Они улетали всё выше и выше, прямо в небесную голубизну, а ночью — в черноту, и тогда было видно, как все они, поднявшись, вдруг становятся на миг сверкающей чёрточкой — и пропадают. Другие же, наоборот, возникали как сверкающая чёрточка, приближались и опускались на землю. А потом Нессар показал мне звёздную карту и объяснил: вот здесь, на планете Артос, — мы, а здесь — то место, где я забрался в звёздный корабль. Тут обнаружилась ещё одна загадка: на той планете не только не было моря, но никогда не было ни человеческих, ни иных поселений. Мой народ и родина были совершенно неизвестны людям. Увидя моё огорчение, Нессар попытался уверить меня, что её наверняка найдут, потому что разведка планет не прекращается никогда.
— Но на моей родине живут люди, — сказал я. — Не может быть, чтобы вы не знали о своих.
— Может, — возразил он. — Наши Легенды говорят, люди когда-то имели общую прародину, а потом разлетелись с неё. Со многими планетами связь была потеряна. Говорю тебе: раз там есть люди, значит, она досягаема для звездолётов, и её обязательно найдут.
Сначала я никак не мог понять и принять это. Казалось, — дом где-то здесь, пусть и далеко, и меня туда просто не пускают с какой-то целью... Словно поняв мои мысли, Нессар повёз меня по просторам этой земли.
Планета Артос была прекрасна. Я видел прозрачные быстрые реки, срывающиеся водопадами, видел ледяные горы, поднимавшиеся из ярчайшей, немыслимо голубой воды, видел тихие леса, где любой шелест становился мелодией, видел синие скалы и золотые пески, слоистые коричневые берега морей, величественные закаты, когда тишина окутывает весь мир... Мы покинули город на большой летающей машине, устремившись вслед за солнцем, а вернулись обратно, следуя за ним же, — получился полный круг. Мы объездили весь мир, но нигде не нашлось ничего похожего на мои родные края. Значит, Нессар сказал мне правду.
В городах встречались не только люди. На моей родине жили пять разных народов, и то я считал, что это страшно много, — но здесь различных существ было во много раз больше. Поначалу казалось, что чуть ли не каждый встречный представляет собой нечто новое, но позже я научился разбираться в этих существах, хотя названий запомнить не мог. Некоторые сильно походили на людей, другие — только ростом и наличием двух рук и двух ног. Нессар говорил, что они с разных планет, что на их родине или безумно холодно, или ужасно жарко, или почти невозможно дышать... Когда мы снова улетали из городов на просторы, мне приходилось долго приводить в порядок мысли, взбудораженные столь большим количеством открытий. Кажется, именно тогда я действительно поверил в существование разных планет и в звёздные корабли, летающие между ними.
Когда мы вернулись в дом Даниеля, я надолго погрузился в раздумья. По счастью, мне никто не мешал: Нессар уехал по каким-то своим делам, а разговаривать с металлическим слугой я не умел. Мир оказался гораздо огромней, чем я когда-либо мог предположить, и отсюда, из дома среди леса, таким недосягаемо далёким виделось то время, когда я знал только стёжки-дорожки родной стороны... Мир велик, и назад пути нет. Что-то случилось с дорогой в страну забвенья и покоя, назад никто не возвращался, и потому там, далеко, и не знают, что путь закрыт. И вернуться, чтобы рассказать об этом, я не могу. Хотелось бы верить, что — пока. Люди были очень добры ко мне, — приютили, помогли не потерять голову в чужом мире. Всё это хорошо, но нет у меня привычки жить за чужой счёт и из милости.
Вернувшийся Нессар внимательно выслушал мои соображения и улыбнулся.
— Видишь ли, Стелли, твои мысли благородны, но неосуществимы. Дело в том, что у нас не всё так спокойно, как кажется на первый взгляд.
— Война?!
— Да.
— Но с кем?
— Это довольно долго объяснять. К тому же, ты не знаешь пока нашей истории. Одним словом, сейчас мы всячески скрываем твоё существование, так как никто не должен знать, что ты имеешь какое-то отношение к Даниелю. Поэтому до момента открытия твоей родной планеты ты будешь жить здесь. Не пугайся, война далеко от нас и вряд ли когда-нибудь придёт сюда.
— Почему ты так уверен?
— Наша планета весьма ценна, и её хорошо охраняют. И так будет до тех пор, пока ничто не угрожает Даниелю. И чтобы ему ничто не угрожало впредь, тебе лучше жить здесь, вдали от чужих глаз.
Слова Нессара встревожили и огорчили меня. Подумав, я попросил его помочь разобраться в истории людей и в том, что происходит у них сейчас, — позднее понял, что на свою голову. Потому что история у людей оказалась весьма длинной и запутанной, на каждой планете что-то происходило, а общая власть то появлялась, то снова пропадала... Словом, общим для людей были только Легенды об их сотворении богами, которые я тоже прочёл, внимательно, хоть и с большим трудом. И вдруг я застыл: у нас тоже рассказывали о происхождении людей сходным образом. Выходит, наши люди действительно в родстве с этими, они тоже прилетели со звёзд?! Но почему тогда у них ничего нет, ни летающих приспособлений, ни такой одежды?
— Они забыли о своём происхождении, о прежних умениях, — разъяснил Нессар. — Машины сломались, связь с другими планетами заглохла. Вокруг была чужая планета, враждебная к пришельцам, — как это обычно происходит. Главной задачей было выжить. Таких случаев множество.
Музыка по-прежнему провожала меня в сон и обратно, — каждый раз иная, сильная и прекрасная. Когда она появлялась днём, я не мог ничем заниматься, только стоял и слушал, как заворожённый.
Однажды Даниель приехал с самого утра, необычно серьёзный, но с улыбкой в глазах. Нессар посмотрел на часы, — теперь я уже знал, что именно их люди носят на левом запястье, — и пригласил нас всех сесть в кресла в комнате с камином.
— Пожалуй, ты справишься сам, Стелли, — проговорил Даниель.
— С чем?
— Поверни правую руку ладонью к себе.
Я повернул. Непонятная путаница металлических пластинок и кожаных ремней, скрывавшая всю кисть, стала привычной, я уже не замечал её.
— Видишь, две кожаные полоски соединяются на запястье металлической застёжкой?
— Да.
— Потяни верхнюю на себя.
Что-то щёлкнуло, ремни разошлись. Всё сооружение разом перестало плотно прилегать к руке.
— Снимай!
Я выпутал руку — и замер. И впервые за долгое, — слишком долгое! — время могучая радость подняла меня на своих крыльях.
— Как новенькая, — сорвавшимся голосом выговорил я
— Конечно, — сказал необычайно довольный Даниель. — Ради таких моментов стоит жить! А теперь прошу извинения: меня ждут дела. Будь счастлив, Стелли!
Это было обычное прощальное слово, но прозвучало оно бесконечно искренне. И очень, очень хотелось выполнить это пожелание...
А на следующий день от чтения очередных людских историй меня властно оторвала музыка. Её призыв был таким торжественным, именно зовущим к чему-то невероятному, в нём было столько мощи и светлой силы, что не послушаться и остаться за столом, казалось, просто невозможно. Я выскочил в соседнюю комнату, а сидевший там Нессар при виде меня улыбнулся и ничего не сказал.
Призыв отзвучал — и влился в стремительный сверкающий полёт, дарящий невиданную радость и свободу. Я, забыв обо всём на свете, наслаждался им, — а на его фоне возникла столь гордая, смелая победная мелодия, что я ахнул. Хотелось, чтобы это не кончалось никогда, — а музыка всё летела, временами словно всплеск ярких искр на миг озарял небеса, и наконец неистовый поток как будто разлился широким спокойным озером, где что-то колыхалось в глубине, и всё пело о просторе и красоте Вселенной... В высоте то и дело посверкивали звёздные гармонии, напоминая о том, что стремительный вихрь радости и свободы — рядом. Мелодия ширилась, заполняя всё пространство, дух захватывало от высоты её взлёта, — и тот, прежний вихрь вернулся, и снова можно было лететь в нём, купаться в этой силе, знать, что всё преодолимо, и что нет в мире места тоске и злу... Внезапно наступила тишина, в ней страстно и ярко прозвучала мелодия звёзд, — а за ней победным шагом пришло счастье. В последний раз взметнулась ввысь стая искр, — и настал конец.
Я стоял потрясённый. Что-то произошло, случилось, свершилось, — музыка окончилась, но продолжала жить во мне, я помнил каждую её сверкающую ноту и по-прежнему парил на крыльях радости и свободы. Мир был — мой, а в нём всё было досягаемо и возможно.