серое с чем-то цветным и приятным…
Противоречия боролись во мне. Только проснувшись и вновь вспомнив об этих странных событиях я смог задать себе вопрос: «А что, собственно со мною было?»
***
Пролистать всё вперёд, до последней записи. Смотреть на буквы, что соединяются в слова, на слова, которые образуют предложения. Просто буквы – чей-то отрезок жизни. До последней записи… почему, собственно, я этим заинтересовался?
Запутался в своих интересах. Хочу или боюсь приезда той женщины, с которой мы вечно ругались? Изводили друг друга. А бить иногда, при чём больно, удавалось только ей – на слабостях других женщина в сером становилась гораздо сильнее.
Весь рассказ «Баллада о женщине в сером» можно было уместить на одной странице, как я уже говорил. Но двадцать страниц… двадцать страниц распада человеческой личности заставили меня нервничать и шептать непонятные, незнакомые слова проклятия.
Может, этот рассказ просто напомнил мне что-то личное. Полоснул по сердцу и чуть не заставил уподобиться героине, совсем отчаявшейся и признававшей своё падение, послужившее затворничеству.
А мне не хочется признавать своё падение. Не хочется назло признавать себя слабой, отчаявшейся женщиной.
Вот мы и начали не самый приятный разговор в сети.
«И вот сегодня я собираю вещи – мой город не держит, даже не пытается удержать. Все коллеги на работе провожают с грустными улыбками и пожеланиями удачи. Не стоит притворяться и прятать ехидное выражение лица. Я этого терпеть не могу – всё тело покрывается мелкой дрожью.
Сама ещё не привыкла к внезапной аллергии на притворщиков. Не притворяйтесь, друзья мои. Это ужасно вредно для моего и вашего здоровья. Но ничего… из одного города я перебираюсь в другой.
Не могу сказать, что там будет лучше. Не могу сказать, что я не увижу больше людей, которые лгут, обижают и кричат в лицо и за спиной: «Ведьма в сером!» Но обстоятельства зовут меня. Много слов предстоит мне произнести в том городе в качестве своего оправдания. Уехать, чтобы потом снова вернуться…
Только куда? Я – перелётная серая птица, у меня нет дома и нет человека, кто обрезал бы крылья и оставил у себя в тёплом гусятнике на пуху возле миски с кормом. Раньше…
Нет, раньше и этого не было. Была только клетка и пух. А еды не было. Всё не взаимно, всё натянуто, подобно струне. Жаль, что я не поняла этого раньше. Но жалеть себя – это пакость. Жалость вообще противное чувство.
Начальник отпустил меня. Начальник сказал, что я могу и не возвращаться – с шутливой улыбкой, оправдываясь… «Я пошутил!» Но он меня не обманет – серьёзное выражение никто не сотрёт с его надменной рожи.
Притворщики. Но что же утаивать – мне тоже предстояло лгать. Много лгать. И сейчас тоже предстоит солгать в не очень приятной встрече. Солгать… противное слово. Но ничего. Когда я буду говорить, то натяну вуаль на лицо. За вуалью не видно покрасневших щёк от лжи. А ведь ещё недавно они были такими невинно-бледными!
Как только приеду, обязательно напишу. Не знаю, для кого, не знаю, зачем – просто, чтобы было легче, хоть показная лёгкость меня и не радует. Что ж, надеюсь на вовремя сработавший эффект плацебо.
До встречи, мой дорогой неизвестный читатель…»
Три точки. Отпечатались в памяти и оставили плавный непонятный вопрос.
Три точки. Ровно в тот момент, как позвонил мой уважаемый друг.
- Алло… - незнакомым для самого себя голосом ответил, поднеся к уху запотевшей рукой мобильник.
- Алло давно пропалло! – смачно произнёс Колян, видимо, при этом забрызгав трубку слюнями. – Слушай, ты не поверишь, какие у меня для тебя новости…
- Даже не знаю, Колянчик - сладкий мальчик, какие новости могут быть у тебя для меня, но вот я тебе точно готовлю хорошую взбучку…
- А что? Ты сам говорил, что она – просто врушка, которая описывает свою жизнь в чёрных красках специально, для жалости…
- А ты- просто болтун и предатель, что ещё хуже. Я хотел убедиться в её лжи по-тихому, без всяких дополнительных раздражений перед кульминацией. Ты же знаешь, месть – это блюдо, которое подают…
- Холодным. Умоляю, Димыч, не тебе меня учить в планах мсти, жестокой и беспощадной! – насмешливо протянул «сладкий мальчик». – И что – получилось?
- Что – получилось? – не понял я.
- Получилось разоблачить её по-тихому?
- Ты ведь знаешь ответ… благодаря тебе…
- Ой, да! Я виновен во всех твоих бедах, Димыч. Я уже несколько раз извинился за ряд моих преступлений, теперь пришёл черёд просто выслушать старого друга, который всего лишь хотел помочь избавиться от временных проблем в виде этой серой психички… ведь впереди у тебя есть более значимые дела!
- Какие ещё великие дела в нашем провинциальном городишке?!
- А такие. Помнишь, моя Анька обещала тебя познакомить с Жанкой, её подружкой, живущей в другом городе…
- Не помню.
- Ну, Димыч, ты же не склерозник. Напряги мозги и подумай в конце концов! Так вот, у этой Жанки выдалась свободная неделька, и она вот-вот приедет в наш «провинциальный городишко», который с её появлением готов преобразиться и засверкать яркими красками… ну, может и не совсем яркими… но глаза у неё пронзительные, это точно! Как у твоей… у твоих… ладно… молчу…
- Вот и молчи. И послушай, что я тебе скажу: мне всё равно, Танька, Манька, Жанка, Кристинка… никто из них не в состоянии заменить мне воспоминания о прошлом. Ни одна пародия из настоящего. Ни одна из тех, кто способен на пустое сочувствие, не пережив то, что пережил я. Это просто эгоизм. Ты можешь так утверждать, Коляныч…но мне противно думать, что вот-вот приедет девица, которая словами своими пустыми в самое сердце может поразить меня и заставить забыть… о том, что до этого держало меня на земле… о маме, о Полине… о тех, что действительно далеко, а не просто в соседнем городе…
- Понимаешь, у Жанки тоже была драма… в какой-то там… жизни… то ли деловой, то ли личной, а то и всё вместе…
- Понимаю. Только ты, видимо, меня понять не можешь. До свидания. Разговор окончен. О твоей подставе с дневником мы ещё поговорим! – я резко положил трубку. Пальцы дрожали.
Нес какую-то несуразицу, пытаясь скорее отвязаться – нехорошо, безумно нехорошо с моей стороны. Во мне, скорее всего, говорил внутренний протест против всяческих перемен, как он говорил тогда, когда я впервые узнал о приезде Дамы в Сером.
Внутренний протест против перемен… он сменился блаженным ощущением, когда я задумался о чём-то невыносимо приятном и далёком. Может, мне всё-таки следовало прислушаться к словам Коляна насчёт какой-то Жанки, которая приезжает в этот город, быть может, совершенно не случайно?
Подозрения, внезапно закравшиеся в моё сердце, уже заставили меня было взять телефон и начать искать знакомый номер, наверняка, обиженного друга. Ещё одно движение, один звонок.
Правда открылась бы мне немедленно… как вдруг в дверь настойчиво позвонили несколько раз подряд. А замок у меня, скажу я вам, не пением райских птиц разливается- будто бензопила «Вражда» разрывает тишину и кромсает покой обитателей квартиры на мелкие кусочки.
- Вам письмо… - провозгласил улыбчивый почтальон, протягивая мне узкий блестящий конверт с множеством марок и пренеприятнейшим запахом резины.
Я с неохотой и раздражением принял письмо, так и не оставив телефонной трубки. Заплатив почтальону за доставку и процедив сквозь зубы «Понарассылались тут…» я уже собирался позвонить-таки моему другу и установить те связи, что были порваны благодаря мне.
Как вдруг… (о, это бесконечное «Как вдруг» сведёт меня сегодня с ума! ) я случайно увидел знакомое имя в графе «От кого…». Увидел и вздрогнул. Проняла какая-то нервическая страшная дрожь. Прошлое. В темноте вновь послышался глас прошлого. Вздрогнув, я выронил письмо, подобное буревестнику.
Птица, которая зовёт за собой ненастья и разрушение прежних порядков… тотальный хаос. Гибель, шторм. Всё, что угодно. Неважно – какие бури скрываются за этим посланием.
Важно лишь одно – послание, сигнал тревожный есть.
Там, в графе «От кого…» было ясно, коротко и чётко, без всяких витиеватых узоров, подписано: «Полина Павловна Беловольская»…
Беловольская. Полина. Сбежавшая невеста, оставившая след в моей истории. Не самый приятный след. Так, что паркет до сих пор вытереть невозможно. До боли хочется… но что-то сдерживает. Постоянно. То ли постылая надежда, то ли образ нежный, рисующийся точно в бреду.
Беловольская Полина, пожелавшая вести аскетический образ жизни и в последний момент решившая, что свадьба и семейная жизнь «не для неё». Сбежала, закрывшись серым куполом и наслаждаясь одиночеством. Всё выпила. Из родственников, из гостей, из моей души…
Впрочем, так мне и надо. Больше не буду ошибаться. Полина. Через несколько месяцев после её побега в другой город мне поступило сообщение, что она находится в коме… страшный вихрь, заставивший простить все обиды. Стереть в порошок.
Авария. Я метался, бредил, спешил к ней на помощь сквозь холод и медленные поезда – мысленно всегда находился рядом с несчастной девушкой.
И вот – холодная усмешка больницы. Оповещение о том, что Полина решила так «пошутить» и заставить меня «поволноваться». Проверила наши чувства, нечего сказать… а потом – опять сбежала, заставив снова искать её среди толпы прохожих. Не нашёл. Она никогда не была в одном месте – всё убегала, оставляя путаный след.
А потом – новый удар. Она сообщила, что уже на моём месте появился новый человек с гордым профилем и чётким шагом.
Не знаю, кто помог мне и сказал: «Ну и пусть… она с ним так же поиграет, а потом выкинет смятой бумажкой… такой уж человек!» А, хотя знаю. Мама. Единственный человек, единственная женщина, которой я мог довериться по-настоящему.
Не знаю, что заставило меня открыть этот конверт и развернуть аккуратно сложенный прямоугольник.
Наверное, что нас, людей, просто тянет наступать на те же грабли, прыгать с того же моста в бурную реку. Наверняка ушедшие чувства вспыхивают, захватывают вопреки нашей слабой, наивной воле.
Такая воля была у меня – распалась под гнётом гибельной, нескрываемой любви, подавившей здравый смысл и все помыслы наконец быть честным с самим собой и окружающими.
«Дорогой Дима! Наверное, я уже не имею права тебя так называть… ну и что. Ну и что… гулко стучит моё сердце в груди, ведь я снова пишу тебе спустя много мучительных дней для нас обоих.
Не было ни дня, когда бы я не пожалела о том, что сотворила с нашим несостоявшимся счастьем – променяла тебя на того, кто не умеет ценить настоящее. Теперь я снова одна – снова свободна, как ветер, блудливый и злой. Не имею права просить, чтобы ты пригрел меня…
Но всё же осмелюсь. Мне больно, знаешь. Это чувство вины перед тобой… но хочу уверить тебя в одном: я всё исправлю, всё построю заново. Замок из песка не до конца ведь разрушен, верно? Пусть серые тучи не до конца развеялись над нашим провинциальным городишком, куда я скоро собираюсь приехать и снять с себя маску притворщицы и лгуньи, но мы будем стараться. Вместе… стараться…
Все эти дни я была рядом с тобой, только не там, где ты искал. Я пряталась за чужим лицом и пыталась узнать моего несостоявшегося жениха лучше. Дима… и вот, поняв, что потеряла, я хочу вернуть себе тепло твоего тела и ласку губ твоих, пахнущих
