правовая сфера в этой области тогда была во многом несовершенна. Тем не менее, именно «охранники» зачастую становились активными инициаторами принятия многих нормативных актов и законов, регламентирующих требования по очистке и обезвреживанию отходов производства, ужесточающих ответственность за вред, наносимый Её Величеству Природе.
Особенно ярко энтузиазм студентов выражался в деятельности университетской студенческой дружины «Служба охраны природы». Работа в СОП не была связана непосредственно с учебным процессом, но приветствовалась. В дружину входили студенты и других факультетов университета. Одной из основных задач этой службы была, помимо научно-просветительской деятельности оперативная работа против браконьерства: всевозможные рейды, акции, проведение различных операций. Например, «Нерест» или «Ель» – борьба с незаконными вырубками ёлок в преддверии новогодних праздников.
Самым знаменитым нашим СОПовцем стал Михаил Бляхер – человек уникальный. Дружина в КГУ была и до него, но именно Ароныч, как из уважения звали его студенты, поднял работу на высокий уровень, наполнил её особым смыслом, подвёл теоретическую базу да и просто своей активностью и неординарностью «заводил» народ.
Сначала Михаил учился в Гомеле и, создав в одном из тамошних ВУЗов дружину охраны природы, являлся одним из самых ярких лидеров движения. Однажды он решил вывести на чистую воду одного влиятельного преподавателя, промышлявшего браконьерством, и… был отчислен из своего ВУЗа, а вскоре «загремел» в армию. Но к тому моменту дружинное движение приобрело большой размах, и его «дело» получило широкую огласку с публикациями в центральной прессе. Профессор Попов сам написал ему в армию письмо и пригласил после демобилизации продолжить учиться в КГУ на своей, только что созданной специализированной кафедре.
К сожалению, два «зубра» в одной упряжке мирно уживались недолго. Попов рассчитывал на управляемую со стороны руководства кафедры дружину СОП. Но Бляхер, будучи лидером, в командирах не нуждался. Поэтому на одном из общих собраний СОПа, в присутствии Попова он попросил поднять руку всех, кто не учится не только на кафедре охраны природы, но и на биофаке. А поскольку таковых набралось довольно много, то Ароныч показал необоснованность подчинения столь разной по составу организации исключительно руководству одной кафедры, пусть даже возглавляемой уважаемым профессором…
Получить почётное звание члена дружины «СОП» мог не каждый – проводился конкурс. Кандидаты, как правило, первокурсники, проходили отбор. На самом первом испытательном рейде обычно устраивался спектакль: роль «подсадных уток» – браконьеров, нарушителей – исполняли сами СОПовцы, однако испытуемые об этом не догадывались. Обычно роль браконьера умело исполнял СОПовец, студент нашего курса Иосиф Круть (он, правда, представлялся всем Лёней). Лёня Круть изначально учился на физфаке, но, однажды случайно оказавшись попутчиком профессора Попова, настолько заразился его идеями, что позже перевёлся на биофак, на охрану природы, став активным СОПовцем. Он был среди них, пожалуй, самым артистичным, весёлым и жизнерадостным.
С Ширшовым в одной комнате общаги жил паренёк, который «купился» на умелое исполнение роли браконьера Лёней Крутем и, будучи преисполненным праведного гнева, решил дать волю своим эмоциям. А это среди дружинников не приветствовалось. Они, как и чекисты железного Феликса, должны были иметь горячее сердце и холодную голову. Фирменный стиль поведения СОПовца – серьёзность и целеустремленность. Только природная реакция помогла Лёне увернуться от удара ногой в голову. В результате, испытание новобранец провалил: подобное несдержанное поведение в «боевой обстановке» чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Особенности оперативной работы требовали постоянной трезвой оценки ситуации, ибо, безусловно, безопасность – превыше всего.
Но и с настоящими браконьерами СОПовцы работать умели. О результатах их рейдов всегда сообщала стенгазета «Вестник СОП», вывешиваемая около кафедры. Материал сопровождался фотографиями и часто излагался в шутливой форме. Например, рассказ об очередной встрече с браконьерами-рыбаками. Надпись «Разговоры, пересуды…» сопровождает фото: встреча с браконьерами и первый словесный «контакт» с ними. Далее, «Сердце к сердцу тянется…» – фото: динамичная схватка с нежелающими подчиняться правилам рыбной ловли. «Разговоры стихнут вскоре…» – фото: утихомиренные нарушители сидят на земле. «Протокол останется!» – фото: вручение протокола усмирённым браконьерам на фоне изъятых у них незаконных орудий промысла.
Со временем движение студенческих дружин охраны природы получило широкое распространение по всей стране, охватив многие ВУЗы, причём необязательно естественнонаучной направленности. И движение это было абсолютно добровольным, самоорганизующимся и неформальным объединением студенческой молодёжи, никак не связанным со всеохватывающей деятельностью Ленинского комсомола. К чести комсомольских организаций, они никогда не ставили задачу подчинения, контроля и, как следствие, ограничения этого движения некими рамками – важность и актуальность работы дружин СОП была очевидна. Мы, члены факультетского комитета комсомола, уважали СОПовцев, тогда как они нас – нет, считая карьеристами.
Одним из руководителей нашей дружины СОП был Андрей Салтыков – серьезный, организованный, ответственный студент, искренне преданный идее активной защиты природы и совершенно нетерпимый к проявлениям несправедливости. Есть, знаете ли, такие Робин Гуды или, скорее, Дон Кихоты. Хоть он и числился членом ВЛКСМ, мы с ним иногда спорили: мне не нравилась его манера «чесать всех комитетчиков под одну гребёнку», мол, формалисты, трепачи, всё делаете «для галочки». Хотя… не мной метко подмечено: хотите загубить дело – заорганизуйте его. И другой однокурсник-зоолог Фарит Зелеев, по прозвищу Зелич, с ним в этом полностью соглашался (Салтыков и Зелич жили в одной комнате с Ширшовым, где я постоянно «пасся»). Я, помню, кипятился, пытался им что-то аргументировано возразить, но в глубине души осознавал: крыть нечем. Слишком хорошо знал равнодушие подавляющего числа обычных комсомольцев, которое было просто смешно сравнивать с настроем и боевым духом СОПовцев – честь им и хвала! И однажды они наглядно продемонстрировали свою силу и сплочённость.
Был на биофаке преподаватель кафедры зоологии позвоночных Николай Николаевич, мы его звали за глаза Никникычем, на первом курсе он вёл у нас практикум. Основным направлением научной деятельности этой кафедры была ихтиология, поэтому у сотрудников-зоологов, проводивших в научных экспедициях по нескольку месяцев в году, имелось специальное разрешение на отлов любых видов рыбы, в том числе, с использованием неразрешённых орудий лова в период нереста. Ха! – усмехнётесь вы. Прелюбопытная ситуация! Не скажу, что злоупотребление подобным разрешением в личных целях носило массовый характер. Всё-таки, существует такая вещь, как профессиональная и научная этика. Но Никникыч соблюдением её не мучился: на факультете регулярно ходили слухи, что он, подобрав себе студентов с «жилкой», незаконно промышлял и приторговывал стерлядкой. Безусловно, в курсе было и кафедральное, и факультетское руководство, но закрывало на это глаза.
Андрей Салтыков был не из тех, кто оставался в стороне и, чтобы прекратить столь позорное наглое браконьерство, он с Борисом Капковым, активным членом СОПа, тайно поехал в Волгоград, где находилась контора бассейна Куйбышевского водохранилища, выдававшая разрешение на лов сетями. Там ребята добрались до нужного начальника и обстоятельно рассказали ему о творящихся под прикрытием научных целей безобразиях. И когда один из сотрудников кафедры в положенный срок явился в Волгоград за разрешением (экспедиция на носу), ему отказали, ещё и разнос устроили. Скандал получился основательный, все экспедиционные планы на кафедре попадали «коту под хвост». Бросились искать «стукача», проверив, кто отсутствовал на занятиях в указанные дни. Долго прятаться не удалось бы, да и не в духе Салтыкова это было. Чтобы нанести упреждающий удар, он с Рустемом Богдановым сумел разговорить одного студента, регулярно участвовавшего в экспедициях зоологов и знавшего всю их неприглядную подноготную. Парень тот был простой и, с видом бывалого человека, всё на чистом русском языке с характерными идиоматическими оборотами им рассказал: и про водку, и про стерлядь, и про всех преподов – основных затейников этого постыдного явления, в том числе, и про бессовестного Никникыча, как главного заводилы. Всё это тайно записали на магнитофон, спрятав его за занавеской. Затем запись скопировали, отнесли в партком факультета, возглавляемый, в то время, приснопамятным дарвинистом Михаилом Стекольщиковым, изложив своё нежелание мириться с браконьерством Никникыча и Ко. Надо сказать, Стекло в этой истории показал себя большим молодцом, помог дать делу широкую огласку и добиться нужных оргвыводов.
Где-нибудь в другом месте подобное происшествие закончилось бы предупреждением или строгим выговором, лишением премии, перестановкой вниз в очереди на машину или жильё и прочими традиционными дисциплинарными воздействиями. Но только не у нас на биофаке. СОПовцы жёстко предупредили, хотя и рисковали, что если бесчестный препод-браконьер не будет уволен, а Салтыков, Капков или Богданов хоть как-то пострадают, то они предадут огласке этот возмутительный прецедент, оповестив дружины охраны природы всей страны. И как в этом свете будет выглядеть Ленинский университет? В результате, наш декан дал понять бескомпромиссным защитникам природы: вы не поднимаете шума – мы увольняем браконьера и наводим порядок в рядах «экспедиторов». То, на чём, в своё время, погорел Бляхер, на этот раз увенчалось успехом. Словом, Никникыча я больше ни разу не видел…
А Михаил Бляхер со временем стал начальником управления заповедников и заказников Туркменской ССР. И к середине 80-х годов заповедное дело в этой республике было на самом высоком уровне в Советском Союзе. Однако для настоящей работы в условиях коррумпированной среднеазиатской повседневности Аронычу требовалась команда единомышленников. Тогда у нас многие ехали по распределению в Туркмению, под начало неугомонного энтузиаста. Ехали поодиночке, ехали и супружескими парами, чтобы, осев надолго, поработать на славу. Уехал туда Андрей Салтыков вместе с женой Ольгой, тоже СОПовкой, мы звали её Чуда. И супруги Богдановы, Рустем и Гузалия. И Зелич с супругой, и Капковы, и другие.
Борец за справедливость Бляхер вступил тогда в непримиримую борьбу со своим начальником, министром сельского хозяйства ТССР (заповедники и заказники входили в систему Минсельхоза республики) и по праву вышел победителем. Однако новый министр, желая обезопасить себя, почти сразу уволил Ароныча. Шумная кампания в его поддержку с приездом корреспондентов центральных газет не помогла – грянула перестройка и началась
