Дед-Илья

взирая на текучие обстоятельства, на твой теперешний облик, переменчивый и зыбкий, на твои нерешительность и упрямство, в конце концов? Всякому ясно, что такая дружба не куется одним днем, что она вызревает где-то в глубине веков, надежность ее граничит с надежностью старого вина, густого и благородного, где всякие признаки брожения исчезли много лет назад… Итак, Фландрия, тысяча пятьсот такой-то год, Дед, как и теперь, еще не Дед, а наоборот – подросток, впрочем, из приличной фламандской семьи…

Маленькая Изабелла приняла титул герцогини уже в возрасте шести лет, когда не стало ее матери. Отец, будучи вдовцом, нашел в себе силы жить дальше, и уже через год, когда траур, предписанный обычаем, был снят, дом его вновь наполнили гости, желанные и случайные. Как сложилось, что он, великолепный испанский гранд не питал вражды к фламандскому аристократу, как сложилось, что гордый фламандский вельможа проникся доверием к испанцу? - сие есть тайна. Вероятно, именно та самая дружба заставила их перейти барьер непримиримых противоречий между притеснителями и притесняемыми. Такая же крепкая дружба связала также и их сыновей, двух резвых двенадцатилетних мальчуганов.
Андалузское лилось рекой, собаки шумно грызлись под столом за свежие мозговые кости. Многие кавалеры, разгоряченные обильными винными возлияниями, уже распустив воротники и ослабив пояса, изрекали дамам сомнительные комплименты, а те, вместо того чтобы ответить ветреникам пощечиной, лишь обмахивались веерами с удвоенной силой.
Очевидно, что это фривольное настроение передалось и наследнику герцога, вот только обидную колкость он адресовал не какой-нибудь наугад выбранной красотке, а собственной младшей сестре. Сказанная невинными мальчишескими устами гадость, также, по всей видимости, была подслушана в пьяном разговоре взрослых. Бедная Изабелла, чьи именины как раз и праздновали в доме столь разгульно, побледнела и разрыдалась. Она не знала, как отразить незаслуженное оскорбление, она была бессильна против грубости, ей нечем было ответить. За нее ответил юный фламандец, двенадцатилетний сын лучшего друга семьи. Звонкая пощечина, казалось, еще долго блуждала эхом в лабиринтах замка. Без лишних разговоров обидчики вышли на галерею, каждый из них знал, как подобные проблемы решаются у взрослых, к тому же понятия о чести вколачивались, буквально, с пеленок.
В тишине галереи звякнули маленькие шпаги, каждая размером чуть больше кинжала. И хотя мальчишек почти не возможно заставить фехтовать по правилам, оба бились по всем законам искусства, настолько отточила внимание и координацию холодная непримиримая ярость.
В таких стычках вовсе не всегда побеждает тот, кто более сердит, и не обязательно тот, на чьей стороне правота. В данном конкретном случае верх одержал тот, чьим учителем был синьор Тоцци, он же - Прима Маэстро (как этого хитрого кривоногого итальянского дьявола занесло в Голландию?): батман, кварта, шаг назад, поворот и выпад из-за спины – вот один из его смертельных рецептов.
Все изменилось, когда дело приняло страшный оборот, когда камзол испанца залила алая и кровь, а ярость уступила ужасу от содеянного. Победитель, отшвырнув оружие, бросился на помощь недавнему противнику, однако тому едва ли можно было помочь. Разве что принять его последний вздох. В глазах обоих в этот ужасный миг читались любовь и отчаяние.
Гнев герцога мог бы стать роковым, если бы не заступничество Изабеллы. Так или иначе, даже если речь шла всего лишь о взбалмошных юнцах, испанский дворянин вынужден был признать непреложность законов чести. На том и оборвалась дружба двух отцов и двух сыновей, впрочем, последним много лет спустя представился шанс ее возобновить. Как показывает всемирный опыт реинкарнационных воспоминаний, взаимные убийства, если и отнюдь не лучший, то уж почти самый надежный способ установить прочные связи в будущем.

21.

Теперь старого закадычного друга звали Борисом, а вовсе не дон Фернандо, впрочем, учась в параллельном классе, он с огромным успехом осваивал (или вспоминал, вернее сказать) испанский и по этой части прослыл вундеркиндом, даже выиграл пару областных олимпиад по инязу. Парни даже поступили, было, в секцию фехтования в местном дворце спорта, 15 минут пешком. Но, через несколько занятий как-то разом бросили, мрачная тень воспоминаний закружилась в подсознании, никто из них не хотел больше взять в руки рапиру.
Тогда друзья всецело отдались рыбалке – хобби как нельзя более умиротворяющему (если не смотреть на вопрос с позиции рыбы). Частые походы на подмосковные пруды и речушки, переполненные электрички, близость природы, а также полная раскованность и свобода – это ли не мечта всякого мальчишки? Впрочем, собственно рыбалка у них на лад не шла, вероятно, сказалось отсутствие опытного наставника. В конечном счете, потребность привозить домой и отдавать кошке двух-трех тщедушных уклеек вскоре отпала, зато страсть к загородным путешествиям осталась. И даже преумножилась с тех пор как с Ильей заговорила река.
Имя ее было Цаф, хотя на карте Московской области она, наверняка, имела другое, гораздо более прозаичное название. Но то название, а то- Имя! В книгах Илье встречалась идея о том, что все вещи и существа в Мире имеют сокровенные имена, затерянные в глубинах Высших Миров первовибрации, дающие жизнь всем проявлениям. И хотя произнесенное Имя – лишь дальний отголосок Имени сокровенного, это прямая связь с сердцем вещей, такое знание книги приписывали только Посвященным. А тут обычный пацан! Впрочем, вру, не совсем обычный.
В общем, все случилось так. Сидели они в который раз с бесполезными удочками на пологом глинистом берегу узкой проворной речки. Вдруг почувствовал Илья, что монотонное журчание словно бы уносит его куда-то, манит его, увлекает нечто из его неосознанных глубин с собой. Первым и естественным порывом было сопротивляться, но река звала так мягко и смиренно, как зовут одинокие и застенчивые девчонки с огромной душой. И Илья поддался, не то летел, не то плыл вместе с мелодичным журчанием, то ли вверх, то ли вниз по реке. И предстала его глазам та же река, только в другом месте. Но в видении на обычный материальный облик реки наложилось и еще нечто, как бы сотканное из голубоватого мерцающего тумана, только гораздо тоньше и прозрачнее. Именно это «нечто» и влекло его душу, журча и воркуя на каких-то недосягаемых уху частотах. Вслушивался в вибрацию мерцающего тумана Илья, и словно бы она искала воплощения в его сознании, подбирая себе материал для овеществления из неуклюжих звуков человеческой речи. И тогда-то в уме сложилось это самое «Цаф». Стоило Илье, где бы он ни был,  только подумать об этом Имени, как вся данность маленькой подмосковной речки вставала перед его внутренним взором в полном объеме. Он даже мог ощутить на своих ладонях прозрачную и холодную влагу, вдохнуть острый запах осоки и борщевика, услышать знакомое журчание и звон комаров, почувствовать холодный утренний речной туман. А главное – марево покоя и безмятежности, не раз посещавшее на пологом глинистом берегу, всякий раз возвращалось к нему, отгораживая от внешней суеты и картин обыденной жизни. Чувство близости и даже родства с рекой, которое нельзя назвать иначе как дружба, наполняло по временам Илью таким ликованием, что предел всех мечтаний казался давно достигнутым. Река не представлялась уже Илье безличной водой. Вглядываясь в облачко мерцающего тумана, которое он видел теперь каждый раз, Илья смог почувствовать присутствие существа реки, удивительного, почти эфемерного создания, сочетающего в себе свойство водяного и русалки-берегини, существующих в народном предании как раздельные образы. Река имела свою активную волю, сознание, поддерживала непрерывные связи с другими реками, а также с Держателями Вод, которые в человеческом понимании, скорее всего, сравнимы с высоким начальством. Дома у Ильи скопилось не мало «речкиных подарков»: камешков, тростинок и ракушечек, которые Илья бережно привозил из каждой «экспедиции» и складывал на книжной полке. Ночью все эти трофеи начинали излучать все тот же голубоватый мерцающий туман, и окутанный этим туманом Илья каждый вечер засыпал как в раю.




22.

С Борькой Илья мог обсудить многие вещи, Борька был человек с пониманием. Впрочем, понимал он, определенно, на других частотах, и был он по натуре скорее не вдохновенным мистиком, а скрупулезным алхимиком. Иными словами, анализ у него доминировал, хотя мыслил он широко и допускал многое. Правда, акценты расставлял иначе: слова «вибрация», «эманация», «инкорнация» были ему близки и понятны, в то время как слова «Дух», «Свет», «Путь» казались ему слишком абстрактными. Такое различие в методах и подходах вызывало у друзей столь жаркие конфликты, что едва не доходило до мордобоя. Впрочем, остывали спорщики столь же быстро, как и накалялись. И, как видно, именно эта «полюсность» еще больше роднила их между собой. Речь, конечно, о взаимоотношениях в общепринятом смысле слова. Были и другие, всегда остававшиеся невысказанными, сокровенные, таинственные, не от ума, не от чувств земных. Правда, оба друга молчали о них, как партизаны на допросе, словно бы не было ничего более запретного в мире, чем эта тема. Так уж устроены мужчины.
Так вот, именно эта невысказанная близость и была в их отношениях главной. Как выражалась она? Порой каждому из них казалось, что между ними незримая связующая нить, каждому без слов ясны мысли другого, его судьба и сущность во всей полноте. Оба буквально чувствовали теплый порыв мистического ветра, обдувающий только их двоих. Друзья не могли говорить об этом, но им хватало мудрости просто молчать, это молчание не тяготило и говорило куда больше любых слов. Так и случалось, что посреди вполне будничного разговора Илья и Борька умолкали, и, стоя друг против друга, глядя чуть в сторону, они слушали это молчание, не пытаясь выпутаться или отвлечься. Для двух пятнадцатилетних пацанов достижение почти нереальное.
Однажды, космическое молчание настигло друзей на улице, когда оба направлялись в гастроном. Приятели так и шли молча, погруженные во внутреннюю тишину, поглощенные смутным пониманием явления. Прошли мимо магазина, пересекли улицу, мерно прошагали какой-то незнакомый двор и вышли к реке. Илья на мгновение утратил концентрацию, споткнувшись о тротуарный камень. Чертыхнувшись, он безучастно огляделся, вокруг, отметил, что ушли далеко, и еще, что хочется курить. В поисках сигарет, он вернулся к первоначальному состоянию, вновь ощутив знакомый теплый сквозняк. На сей раз, из отключки Илью вывел Борька, резко остановившись. Он ошалело смотрел на Илью, который к этому времени нащупал и уже наполовину достал пачку сигарет…из Борькиного кармана. Возникшая заминка длилась всего несколько секунд, - Илья вынул таки сигарету, водворив пачку на место. Борька щелкнул зажигалкой. Оба закурили, все также молча. Осматривались кругом без особого удивления, про гастроном уже не думалось, вряд ли кто-нибудь из них вспомнил бы, что, собственно, они собирались там купить. Долго смотрели на мелкую речку, лениво