ЛИК

Профессор охватил голову руками, упёр локти в стол и глубоко задумался. Столько лет  он ищет следы этого древнего племени, но пока ничего не находит. Ну, не могли они исчезнуть, не оставив после себя никаких свидетельств своего пребывания на Земле. Он уже стар и не в силах бродить по тайге, но молодые продолжат его дело.  Им передал он свои знания, опыт, веру. Пусть по крупицам, но они смогут найти то, что пощадило беспощадное время. А вот у профессора этого времени совсем не осталось.
Этих студентов он знал хорошо, не зря они четыре года слушали его лекции с замиранием сердца. Старшим, конечно, будет Лёша, он уже не раз участвовал в экспедициях, точен и дисциплинирован. Николай и Саша - опора руководителю.  А вот легкомысленная парочка Веня и Лена - вызывает сомнения. Нет, Веня не легкомысленный и очень, очень способный, но непредсказуем. И неизвестно, кого он любит больше – Ленку или этнографию. Ну, что ж, профессор рубанул ладонью воздух, как делал всегда, принимая решение, представим готовый состав на Совет, пусть утверждают.

Маленький таёжный посёлок приютил молодых людей, составивших экспедицию в этот дальний край.
Большой, бревенчатый, свежесрубленный дом источал живицу, и фитонцидный запах витал по просторным комнатам. Хозяйский сын Петька, худой, веснушчатый пацан, лет тринадцати, вертелся вокруг ребят, слушая их разговоры и, вдруг, выдал, что на склоне Чёртовой горы есть пещера, где на стенах что-то нарисовано. Ребята обступили его и устроили допрос с пристрастием.
Петька сначала выкобенивался, а потом признался, что слышал этот рассказ от деда Егора.
Дед Егор проживал на той же единственной улице посёлка. Когда ребята пришли к нему, он болел и лежал на широком топчане, а поверх одеяла – окладистая, седая борода.
- Давно это было, – начал дед, – лет с полсотни назад. Охотился я в стороне от наших протоптанных троп, дичи там много, а место худое, ещё мальцом от своих стариков слышал. По склону шёл и провалился в какую-то пещеру. Пещера велика, и до отверстия, в которое провалился, не достать. Хорошо, что спички не отсырели. Увидал кучу камней и давай их таскать, строить подножие, чтобы, значит, до отверстия дотянуться. Ну, и увидел мельком, что на стенах что-то нарисовано, не рассмотрел, не до того мне было. Еле выбрался. А место это охотники стороной обходят, не думаю, что кто-то и побывал там после меня.
Ребята долго сидели, молча, обдумывая услышанное.
- А далеко ли до того места? – спросил Лёша.
- Да вёрст, двадцать, пожалуй.
«Конечно, необходимо посетить пещеру, хотя это и отклонение от маршрута, за которое может последовать наказание, - соображал Лёша. - Но если рисунки окажутся как раз теми самыми  следами, которые искал много лет профессор». Наконец, Веня нарушил молчание:
- Я пойду туда.
- Одному нельзя, – откликнулся Лёша, – да и наказать могут.
- Победителей не судят, - уже решительно отрубил Веня.
- Я пойду с ним, – Ленка вдруг выскочила вперёд и встала перед Лёшей.
Тот немного подумал и, решив, что девчонку всё равно не удержишь, сказал: – Иди, – и добавил: – В случае чего, ты несёшь ответственность, – последнее уже к Вене относилось, – учти это. Да верёвку не забудьте.
- Ладно, ладно, учтём, – весело промурлыкал Веня, вскидывая на плечо тощий рюкзак.

Около трёх часов ползали по склону, тщательно осматривая окрестные кручи. Здесь действительно трудно было обойтись без верёвки – очень уж круто спускался к реке каменистый обрыв. Наконец, притомившись, уселись на кучу камней и, достав из рюкзака нехитрую снедь, принялись за еду.
- Змея, змея! - вдруг вскочила Ленка и, потеряв равновесие, неминуемо рухнула бы вниз, не подхвати её вовремя крепкая рука парня.
- Где, что ты паникуешь?
- Вот, вот она!
Веня оглянулся и увидел длинное, пятнистое тело, скользнувшее в чёрную дыру меж камнями.
- А ну-ка, где ты, сейчас я тебя достану.
Веня откинул камень, потом ещё один и ещё. Под камнями оказалась пустота. Тогда он яростно начал разбрасывать камни, забыв и о змее, и о Ленке.
- Лаз!
Вскоре открылся довольно широкий вход то ли в пещеру, то ли в грот, откуда тянуло застарелой сыростью и прелью.
- Чёрт побери, ни фонаря, ни факела.
Веня закрутился по склону, отыскивая среди камней сухие ветки, занесённые сюда дождливыми потоками. Потом извлёк из рюкзака несколько листов бересты, которые постоянно носил с собой, прикрутил к концам найденных веток. Ловко зажал их под мышкой, обернулся к Ленке, напряжённо смотревшей на него и, бросив: – Я сейчас, – осторожно придвинулся к входу, чиркнул спичкой, зажёг бересту и исчез в тёмном проёме.

Солнце стояло уже высоко. Камни раскалились, нестерпимо сверкала бегущая внизу вода. Как-то не верилось, что совсем рядом находится место, где царствует тьма и сырость. Ленка взглянула в гипнотизирующую её тёмную дыру и зябко передёрнула плечами. Пора бы ему уже и появиться, что он там копается, наверняка ведь ничего нет. Она встала, подошла к входу и крикнула в темноту:
- Веня, пора выходить, выходи, Веня.
Но лишь несколько минут спустя, вздохнула с облегчением, увидев знакомую фигуру.
Однако, присмотревшись, опешила, настолько непривычно выглядел аккуратист Веня. Весь перемазанный сажей, грязные пятна на коленях и локтях, запотевшие очки. Веня зажмурился от яркого света, остановился на секунду, потом сделал несколько шагов и, не обращая никакого внимания на Ленку, опустился на камень. Зато она  с тревогой  отметила искажённое какой-то глухой болью лицо, отсутствующий взгляд за помутневшими стёклами очков.
- Веня, что с тобой, Веня, что ты там увидел?
Ленка тормошила его, дёргала за рукав, но он хмуро отмалчивался, сидя на камне и глядя куда-то сквозь неё.  Ленка скривила губы, и скорчила плаксивую гримасу.
- Чурбан бесчувственный.
- Там…там, - наконец, выдавил из себя Веня, - там такое…
- Что такое там, что?
Ленка, не дождавшись ответа, решительно направилась к темнеющему входу.
- Я тоже хочу посмотреть.
Она переступила границу света и тьмы и, сейчас же, прохладный, застойный мрак обступил её.

***

Крючковатые, тёмно-коричневые пальцы нащупали едва различимое в полумраке древко короткого копья и крепко обхватили его. Сидящий ткнул копьём в костёр, пошевелил тлеющие угли, и огонь, совсем, было, увядший, вспыхнул с новой силой. Он осветил ломаные линии прокопченных сводов, заваленный костями и хворостом пол и одинокую фигуру у костра.
Грязно-седые волосы, длинными, редкими прядями спадали на спину, перепутываясь там с посёкшимся мехом наброшенной на плечи оленьей шкуры. Человек с трудом оторвал взгляд от пламени и посмотрел поверх него в тёмную стену, словно пытаясь проникнуть внутрь её, за неё, в тот мир, который готовился навсегда оставить. Морщинистое, красноватое от огня лицо, казалось спокойным, даже отрешённым. Лишь заглянув в глубоко запрятанные, раскосые глаза его, можно было бы обнаружить там искры, не угасшего ещё до конца огня уходящей жизни.

Много дней и ночей провёл он здесь в одиночестве. Приютившая старика пещера должна была стать и последним пристанищем на этом свете, так решили другие, так повелевал закон. Очень давно, когда, старик был ещё молодым вождём и вёл своё племя на север, торопясь быстрее уйти от страшной болезни, отец его тоже остался один у костра и, как он сегодня, тоже, наверное, не осуждал ушедших.
Закон един. Закон велик. Нельзя нарушать закон. Так было всегда, так будет всегда, иначе прекратится и исчезнет на земле род человеческий.

Старик повёл глазами от одной стороны своего убежища до другой, будто пытался охватить, объять, окинуть взглядом все дороги, которыми ступал когда-то по земле, и удивился невозможности этого. Он нагнулся к костру, вытащил головню, медленно, опираясь на копьё, поднялся и пошаркал к заваленному камнями входу. Двадцать шагов, всего-то двадцать шагов, тень высокой костлявой фигуры мечется по стенам. Двадцать шагов и каждый болью отзывается в неподвижной спине.
Меж камней, заваливших вход, оставлены отверстия. В них видны яркие звёзды, из которых выложены такие знакомые с детства рисунки. Они совсем не изменились с той далёкой поры, когда  маленький мальчик с удивлением и восторгом рассматривал их. А какими были раньше, когда его самого ещё не было, и деда его не было, а какими будут, когда старик навсегда уйдёт в свой далёкий путь. Кто зажигает эти маленькие светлячки на небе, с наступлением ночи? Он так хотел узнать об этом и не успел.
Жизнь прошла слишком быстро.
Старик насторожился, слух ещё не изменил ему. Кто-то притаился по ту сторону входа и следит за ним.
Хо! Меня уже выслеживают, как дичь, меня, старого охотника. Он крепче обхватил копьё и занял привычную стойку, ожидая нападения. Ни один мускул не дрогнул на лице. Только крылья большого носа раздувались слегка, улавливая запах дикого зверя.
Ему ли пугаться нападающего врага, ему ли привыкать к тому, чтобы выходить в одиночку против мощных лап и острых клыков. Сколько их уже прошло перед его глазами, пусть, сейчас он стар, но надёжная преграда из камней закрывает вход в пещеру. Любимый внук сделал всё, чтобы продлить дни деда. А он? Должен ли был поступить также, когда оставлял своего отца глубокой, холодной осенью? Много лун сменилось с той поры, много жизней завершилось на его руках, но неизбывная вина за то, давнее решение, не отпускала.

Он очень спешил тогда. Чёрная болезнь, неожиданно пришедшая с юга, пожирала людей, не помогали знахари и жертвоприношения богам. Да и сами знахари умирали в жестоких корчах, выдувая изо рта жёлтую пену. Молодые и сильные охотники, лежали рядом с младенцами, сражённые одной хворью. Никого не щадила болезнь.
Могильная тишина повисла над стойбищем. Иногда только нарушалась она, то ли криком, то ли стоном - последним отблеском жизни, да печальная предсмертная тень ещё живого мелькала вдруг между жилищами. И некому было похоронить умерших, и некому их оплакать, лишь шакалы, да лисицы сбегались на пиршество…
Удачна в тот года была охота, непуганым зверем  кишел отдалённый край, куда привели молодых опытные добытчики. Уже много мяса было навялено, уже окрепла рука, и стал острым глаз у молодой поросли маленького народа. Но лишь, когда жёлтые всплески застыли в зелёной листве, а птицы потянулись в полуденные страны, и солнце притушило жар своих лучей, отмеряя дню всё меньший срок, засобирались охотники. Весело перекликаясь, приматывали к жердям тяжёлую поклажу. Сытная зима ожидала племя.
Не близок был путь, но дым родных очагов торопил шаги. Рослый, сильный охотник шёл впереди. Казалось, скорая, радостная встреча с женой и детьми придаёт ему сил. Наконец, показалось стойбище. Но лучше бы и не возвращаться сюда. Не бросились на шею стосковавшиеся женщины, не похлопали одобрительно по плечу важные старики, разглядывая богатую добычу, не крутились под ногами любопытные ребятишки.
Не дымили очаги, лишь запах тлена витал повсюду.
Сумрачными тенями бродили охотники по заросшим тропинкам, всё ожидая, всё надеясь услышать звук родного голоса. Но только лес шелестел отмирающими листьями, да вороны каркали на свежем погосте.

Под вечер, уставшие от тяжёлых дум, собрались охотники под большим деревом.
- Живым – жить, – сказал рослый охотник, – а мёртвые,