в его сторону.
- Зачем? – вяло спрашивала я. Вяло, но совершенно искренне. – Разве это хоть теоретически возможно: вытащить вот из этого? Я же чувствую, что… уже… - я не договаривала слово «конец», но именно это я и чувствовала каждую минуту всем своим вялым, полупротухшим, бледным и уже почти совсем немощным телом.
Я не верила, но Женя настоял. И мне опять и снова помогли. Уко-лы, капельницы, лекарства… Спасибо докторам. Спасибо достижениям современной медицины. Я не умерла. Я выжила. И жила дальше.
ЗАПИСКИ НЕЗДОРОВОЙ ЖЕНЩИНЫ
31 марта
Предыдущая запись оборвалась ни на чём: как-то так получилось. За эту неделю произошло важное: нашлась больница, в которую можно было не ложиться, а ездить каждый день. Это называется дневной ста-ционар. Удовольствие, конечно, не из лучших. Клиника – совковая, порядки такие же, словом, тоска и ужас. Врач – очевидно, что хоро-шая. Правда, очень уговаривала меня лечь в стационар, но я была тверда. Мне было назначено лечение капельницами, уколами и новыми для меня таблетками. После первой капельницы мне стало весьма худо, после второй и укола (сегодня) получше. Что ж, поглядим-увидим. Предстоит, правда, тяжелейший день на следующей неделе, когда надо будет сдавать анализы – до 8.30 утра (!!!). И так-то ездить туда каждый божий день за тридевять земель по московским пробкам тяжко, а тут ещё этот гестаповский подъём не позже семи часов, а для меня утро – наихудшее время суток. Еду надо будет взять с собой, после анализов пожрать, потом капельница, словом, сущий кошмар! Как бы не забо-леть от этого лечения. Шутка. На самом деле я очень надеюсь, что мне всё это поможет. Очень этого хочу! Как никогда…
То ли от новых лекарств, то ли не знаю, от чего, опять набирается вес. Надо себя ограничивать и ограничивать! Уже начала. Завтра про-должу. Правда, эта больница ломает мне весь режим питания, но я по-пытаюсь все-таки. Надо держать вес на приколе, надо, надо! Если бы я, как прежде, танцевала и плавала! Но, увы. Ни сил, ни времени (сей-час). Как только кончится эпопея с больницей, и я почувствую себя прилично, тут же всё это начну делать непременно.
Так, хочу мороженого. Сейчас буду есть. Ну и ладно!
…А мороженое оказалось невкусным, увы. Зазря схрумкала 300 килокалорий безо всякого удовольствия. Теперь даже немножко мутит. Вот дура! Больше никаких послаблений себе! Тем более – на ночь гля-дя.
Скоро выпью горсть новых таблеток и вырублюсь, как шахтёр. Буду смотреть яркие «таблеточные» сны и опять, наверное, просыпать-ся каждые два часа. Интересно действуют эти новые лекарства, как-то не так… От прежних снотворных я вообще-то спала всю ночь, как уби-тая. Впрочем, то были именно снотворные, а сейчас я пью всякие анти-депрессанты и транквилизаторы – существенная разница. Почему нель-зя выписать элементарный какой-нибудь фенобарбитал? Странно всё это…
1 апреля
С утра всё было ОК, но после второй таблетки стало немножко не по себе. Хотя моральное состояние вполне. Сейчас почти ночь, и спать хочется совершенно естественным образом, но таблетки я только что приняла – надо. Скоро меня вырубит. Надо успеть принять душ и вы-мазаться кремами. А по телеку хороший спектакль «Современника». Могу не досидеть… Будет жаль.
Оказывается, в больнице Жене сказали, что лечение будет мини-мум до мая – ужас! Значит, десятью капельницами дело не ограничит-ся? Ой, страсти! Спасите меня!
Алиса мне ни фига не звонит, моим здоровьем интересуется очень даже формально. Вообще, ситуация «великолепная»: я лечусь в боль-нице, и никто – никто! – этим не интересуется. Я имею в виду родню. Женины друзья и то интересуются, Олечка – ещё как, а больше из дру-зей я никому не рассказывала. Но уж родственники, тем более – близ-кие, ближе некуда… Им глубоко плевать. Алисе начхать, моим родите-лям она ни слова об этом не сказала (так я полагаю), а если сказала – ещё хуже. Не дай бог никому оказаться в такой ситуации.
Вчера звонила одна моя добрая знакомая. Хорошая она баба, ка-кая-то своя, что ли… Только ни фига не понимает, что происходит со мной, а мне совершенно не хочется объяснять. Говорит о природе, о по-годе, об их пагубном влиянии на здоровье… Ну да ладно: что, мне каж-дому рассказывать подробно, чем я больна? Зачем?
Всё, отрубаюсь. Оревуар.
НОВАЯ ЖЕНА БЫВШЕГО ЗЯТЯ – ЭТО НОВАЯ ДОЧЬ?
Алиса теперь с нами проживала постоянно, Шуричек же продол-жал в одиночестве кайфовать в той самой трёхкомнатной квартире, по-ловину которой отсудил у меня, а правильней сказать, у Алисы (ведь был же у нас с ним договор, что квартиру мы отпишем ей). В общем, кум королю, ни копейки не давал на Алису и, напомню, пакостил «из-за угла» - то по мелочи (замена замка, заявления в милицию), а то и по-крупному (уничтожение в компьютере всей моей многолетней работы). Однако тогда я ещё пыталась хоть как-то договориться с ним:
- Тебе не кажется, что ситуация уже просто неприличная?
- Нет, не кажется, - и опять этот «распальцованный» тон. – А что такого?
- Ты живешь один в нашем доме, никаких обязательств ни перед кем у тебя вроде как нет, даже перед дочерью… Может, наконец, офор-мим на неё квартиру?
- Ну уж нет! Я узнавал у юристов! Она ещё несовершеннолетняя, а ты имеешь на неё сильное влияние. Я выпишусь из квартиры, а ты по-том уговоришь её обратно с тобой поделиться, да ещё «твоего» туда прописать. Фигушки!
- Придурок! – не выдержала я. – Какой же ты придурок вместе со своими «юристами»! Да ни один адвокат тебе такой глупости сказать не мог. Ты даже не понимаешь разницы между владением и пропиской и нагло врёшь при этом – «узнавал у юристов». Только учти, что мои ро-дители – хреновые «юристы», они тебе насоветуют… в первую очередь, как негодяем стать. Этот урок ты, по-моему, уже усвоил.
Я, разумеется, была абсолютно уверена, кого должна «благода-рить» за «юридические» услуги, кто научил этого недалёкого мужичка подобным образом «думать», кто воевал против собственной дочери и внучки. А мужичок, что ж – он хозяин собственному слову: захотел дал, захотел взял назад.
Но странно было бы, если бы в переполненной женщинами России такой мужичок долго провалялся бы не подобранный. У нас подбирают всех: кривых, косых, пьющих, нищих, а на ум и вовсе не обращают внимания. А уж ежели мужик внешне собой ничего, не пьёт да ещё уме-ет щёки надувать, как Шурик… Он ведь у нас несколько лет был «хро-ническим» заместителем генерального директора. Неважно, чего – мес-та работы менялись, должность оставалась. Шурик всегда умел «подать себя» - и работодателям, и женщинам. Но если первые довольно быстро его раскусывали, производили переоценку этой «ценности» и быстро увольняли, то женщины, видимо, оказывались менее привередливыми. Ведь ежели женщина в отношения уже влипает, отыграть назад бывает не так-то просто. Особенно это относится не к самым юным дамам.
Словом, вскоре Шурика подобрали, обогрели и приютили. Совет да любовь! Правда, отчего-то спокойнее, умнее, выдержаннее он после этого со мной, да и с Алисой не стал. Скорей, наоборот…
Не было бы мне до второго брака Шурика вообще никакого дела, если бы ни одно обстоятельство. То, что я сейчас напишу, абсолютная правда. Но если бы мне рассказали что-то подобное, ни за что бы не по-верила. Однако факт остается фактом: новую Шурикову даму (а позже – жену) приняли и чуть ли не дочерью назвали в доме… нет, не его, а мо-их родителей.
Все, кому я об этом рассказывала, замирали с недоуменной улыб-кой и задавали четыре стандартных вопроса:
- А зачем он повёл её к твоим?
- А почему она-то к ним пошла?
- А для чего твоим родителям… новая баба бывшего зятя?
- Кать, а они все – нормальные, ты уверена?
Что ж, сейчас попробую ответить всем сразу.
Зачем он повёл её к моим родителям? Думаю, здесь сыграло роль его мелкое тщеславие, желание надуться перед новой самкой, как го-лубь на току: вот, мол, смотри, как я запросто общаюсь с известными людьми, как меня в этом доме принимают, как сама писательница Гали-на Щербакова меня любит. Да она любит меня больше, чем родную дочь! Значит, есть, за что, понимаешь? Проникаешься? Видимо, его из-бранница прониклась.
Шурик справедливо рассудил, что его «замгендиректорство» - штука эфемерная, ненадёжная. Всё ж таки уже годы не юные, а, несмот-ря на «крутую» должность, никаких тебе сбережений, ни квартиры, од-на лишь машинка, купленная этой самой писательницей и оставшаяся у него после развода с её дочерью… Впрочем, возможно об этой детали он скромно умолчал.
А обольщать пассию надо, и производить впечатление необходи-мо… Для этого все средства хороши, правда же?
Зачем туда пошла дамочка? Ну, чужая душа – потёмки, и для меня сие – необъяснимое диво. Ни при каких обстоятельствах, никогда в жизни я не сделала бы такого шага! А мужчину, приглашающего меня к родителям своей бывшей жены, я сочла бы не вполне вменяемым и, скорее всего, закончила бы с ним всякие отношения. Но это я о себе, так же примерно рассуждали и все мои знакомые, но… Возможно, невеста хотела во всём угодить Шурику и потому, раз он её туда позвал, по-слушно пошла. Кроме того, не исключено, что и у неё есть собственное тщеславие: потом можно многим рассказывать, что познакомилась с из-вестной писательницей, и очень они друг другу понравились. И не упо-минать при этом, что писательница – мать бывшей жены жениха. Тогда подружки могут ахнуть, уже приятно. Ну, и, наконец, последняя версия: обычное, тривиальное женское любопытство, в некоторых случаях, как известно, перешибающее любой здравый смысл.
Зачем это нужно моим родителям? Точнее сказать – моей матери, отец, как всегда, пристяжной – куда потянет коренник, туда и пойдет. Ну, тут всё ясно и очевидно: очередной показушный трюк. Вот, мол, ка-кая я объективная и широковзглядая! Люблю и привечаю бывшего оби-женного поганой дочерью зятя, и ведь «припал» он ко мне так сильно, аки ко второй матери! И решил свою новою избранницу перво-наперво мне показать. Наперёд собственных родителей. Разве ж я могу оттолк-нуть? А невестушка – така хорошая, така ладная, куда там Катьке! «Припала» ко мне, аки доченька! Книги увидала, сразу приникла к моим книжным полкам, читать попросила, сердешная! А потом, когда у нас был ремонт, помогала, чем могла, и даже новые занавески подарила и сама их повесила. Разве ж родная дочь мне когда-нибудь дарила зана-вески? Или, тем более, повесила?
Мама, я точно передаю смысл твоих слов, а?
Кстати, насчёт занавесок – не вольная фантазия. Когда я расспра-шивала маму о том, чем её так прельстила новая жена бывшего зятя, эти самые занавески поминались неоднократно… Ещё, возможно, в тот мо-мент мать придумала себе и отцу такие образы: они-де ста-а-аренькие, детьми брошенные люди, о которых никто не заботится… Очередная такая иезуитская ложь.
- Я тоже могла бы повесить тебе занавески, - грустно сказала я ма-тери, - и не только…
- Ты могла бы, а она повесила! – мать будто орден выдала своей новой «родственнице».
- Так не надо родных отталкивать. Не надо меня отталкивать, - произносила я слова, впрочем, уже не надеясь достучаться до маминого разума. – Ты ж нас в дом не пускаешь…
- Тебя – пускаю!
- Меня нет. Есть мы.
Конечно же, главным для матери было то, что она опять выглядела в глазах многих людей, а уж тем более «припадающих»,
