ЕСЛИ ДОЧЬ НЕ НРАВИТСЯ, ЕЁ НУЖНО УБИТЬ
Так и шёл день за днём в этом состоянии неопределённости – меж-ду счастьем и грустью, негой и тревогой, ощущением полноты жизни и страшным чувством вины… А я, повинуясь этому раздраю, то смеялась, то плакала, то печально пялилась в окно, то танцевала с Женей под на-шу любимую музыку… Чувства и мысли противоположной направлен-ности буквально раздирали мою голову на части. Я мечтала, чтобы Шу-рик перестал страдать и нашёл себе какую-нибудь женщину; чтобы ро-дители познакомились с Женей и подружились; чтобы все были в от-личных отношениях, и всем было хорошо. Только тогда я буду полно-стью счастлива…
Женя меня понимал. По крайней мере, он не обижался на мою грусть и жалел меня. Ангельское у него терпение оказалось, однако! Каждый день он повторял: «Ну, приглашай родителей, в любой день, в любое время! Пусть приедут к нам, хочешь, я заеду за ними на маши-не?»
- И даже после всех их слов ты готов… дружить с ними?
- Котик, они – твои родители. Мне всё равно, как они ко мне отно-сятся, скажу тебе честно. Но ради тебя, ради твоего спокойствия и сча-стья я буду белым, пушистым, лояльным и корректным. Считай, что я не помню, что успела наговорить твоя мама. Меня намного больше вол-нует их отношение к тебе. Вот этого я ни понять, ни принять не могу… Но я это скрою, не беспокойся!
Ночью накануне приезда родителей к нам в гости я почти не спала – нервничала. По правде говоря, я была абсолютно уверена, что Женя не может не понравиться маме и папе: они же всегда страх как ценили в людях интеллигентность, образованность, высокую культуру… Кроме того, они увидят, как я счастлива с ним и, конечно же, уже за это полю-бят его. Наивная я, очень глупая женщина!
Женя приготовил потрясающий обед! Он у меня вообще дока и по этой части: и любит, и умеет готовить. Я рядом с ним жалкий ремеслен-ник, а он – художник. Накрыв на стол, мы поехали за родителями. Ска-зать откровенно, меня колотило от волнения…
Мама окинула нашу квартиру весьма презрительным взглядом и выдала почти с порога:
- Так… Книг в этом доме нет.
Меня перекрючило, а Женя, как я заметила, с трудом сдержал смех.
- Да, такие мы некультурные совсем, - сквозь улыбку произнёс он. – Вы же знаете, я не читатель, я издатель.
- Мам, в Жениной квартире, где его мама живёт, огромная библио-тека, - я чувствовала лёгкое раздражение и тревогу, так как ощущала мамин недоброжелательный настрой.
Потом был какой-то натянутый разговор за столом. Мама не меня-ла выражения лица, так оно у неё и оставалось во всё время разговора – слегка презрительно-насмешливым. Женя был предупредителен и веж-лив, хотя это ему давалось явно с трудом. Разговора я не помню, слиш-ком волновалась, только потом Женя мне рассказал, что был удручён уровнем беседы: родители очень много говорили о зелёных человечках, «информационной воде» и прочей дребедени. Я-то привыкла, а вот ему было тяжело… А надо было сдерживаться. Тем более, что он тоже ви-дел «оскал» моей матери. Папа? А что – папа? Папа, как всегда, в этой паре не имел никакого значения и своего лица тоже не имел. Всё решала и определяла мама.
Мы выпили немного винца (слава богу, хоть в этот раз мама не приняла на грудь лишнего), но мне не хотелось, чтобы Женя садился за руль. И мы с ним приняли решение отправить родителей на такси. Женя вызвал машину, узнал, сколько это стоит; мы спустились вниз их про-водить и дали им четыреста рублей – столько, сколько нам сказал дис-петчер по телефону.
О том, что произошло дальше, мы узнали лишь пару недель спустя от Алисы. Оказывается, машина попала в пробку и долго стояла. А так-сист решил слупить с пассажиров лишнее.
- Я тут столько времени теряю, вашу мать! – начал он атаку. - Так что вы мне будете должны больше!
Мои родители лихие и «крутые» только со своими. С шофёрами, обслугой и прочими сильно посторонними людьми они отчего-то роб-кие и о-о-очень тихие. Кто угодно в этой ситуации послал бы куда по-дальше нахала, но только не они. В результате они заплатили ему на сотню больше.
А потом мать рассказывала всем (в первую очередь – моей доче-ри):
- Этот жмот не додал нам на такси сто рублей, можете себе пред-ставить, что за человек? Из-за сотни удавится! Ведь прекрасно знал, не мог не знать, сколько это стоит на самом деле! Я его теперь буду звать Швондер, - и она зло смеялась, умножая известный булгаковский анти-семитизм на свой собственный, до сей поры дремавший в латентном со-стоянии.
С тех пор за глаза она его только Швондером и называла. Алиса не раз просила её не делать этого, но всё было бесполезно. Мать распро-странила это прозвище Жени среди всех знакомых и родственников. Мой бывший муж очень обрадовался такой «находке», подхватил и ра-достно понёс, потявкивая от удовольствия. Уже очень скоро все они иначе, как «семейка Швондеров» нас и не называли. Обо всём этом мне, как всегда, поведала дочка, которая металась между самыми близкими людьми и уже начала терять представление о реальности, истинном по-ложении вещей. Она запуталась, ведь ей было всего 15 лет.
…Я уже об этом упоминала, но повторюсь: очень быстро в мами-ной «нетленке» стали появляться отвратительные персонажи еврейской национальности с Жениной по-всякому изуродованной фамилией. Так и сяк мать старалась пристыдить, опозорить, выразить своё отношение к моему любимому человеку, к моему Жене. Почти одновременно у неё «родились» новые для неё персонажи – мерзкие, алчные, злобные доче-ри, а чуть позже – тошнотворные внучки. Вот так, с помощью своей профессии, писательница сводила счёты с ненавидимой роднёй. Неко-торые литературные критики были, как всегда, благосклонны и отмеча-ли эти произведения как талантливые и даже «бесспорно выдающиеся». Хотя с этими критиками можно было бы сильно поспорить, однако не мне, невольному персонажу. Меня обвинили бы в необъективности, предвзятости. Хотя в литературе я кое-что понимаю, а также отдаю себе отчет, что критика ныне оспаривает положение второй древнейшей профессии у журналистики и выполняет любые заказы издательств.
ПРАВДА О БОЛЬШОЙ ЛЖИ
Возможно, именно с этой некрасивой истории с такси и началась Большая Ложь. Большая Ложь о Жене, обо мне, о наших с Женей отно-шениях…
«…Женя – это жуткий тип (Швондер, естественно), неправедно (а как же ещё?) заработавший свои деньги, на которые купил жену-дуру. Дочь он, естественно, отправил в Лондон (конечно, за какие-нибудь взятки шахер-махерам!), а свою старую мать (вдовствующую королеву клана Швондеров) гноит в квартире на Смоленской.»
Здесь опять nota bene: я, как последняя идиотка, доверяя «любя-щей» маме, рассказывала ей о Жене всё-всё, ничего не скрывая, желая, чтобы она узнала про моего любимого человека столько же, сколько знаю я, чтобы понимала его и ценила так же, как я, поведала ей и о его драматических и сложных отношениях с матерью. При этом, конечно же, сообщила, что было тому причиной и о том, как он заботится об ис-полнении всех её потребностей, капризов и интересов. Надеялась, мама поймёт… Но она воспользовалась информацией, как это принято у амо-ральных людей, чтобы извратить её. Поэтому в её версии всё выглядело так:
«Этот сын ненавидит (sic!) свою мать без видимых причин (!!) и даже не скрывает этого (!!!). Наверное, ждёт не дождётся её смерти (за-чем?). Может порядочный человек быть таким? Конечно, нет! Впрочем, чего ждать от Швондера?»
Один раз у неё даже повернулся язык сказать все эти слова мне. Вот и получилось, что я «заложила» своего любимого… И кому «зало-жила» - сплетнице, лгунье, лицемерке. Женя ни разу не упрекнул меня за это. Он утверждал, что я не сделала ничего дурного. Он всё понимал и видел, а я страдала из-за происходящего…
Тем временем Большая Ложь продолжалась. «Словно мухи, тут и там ходят слухи по домам, а беззубые старухи их разносят по умам».
… Оказывается, я, «давно гулящая баба (нет, чтоб просто «здоро-вые леваки»), на деньги своего благородного и доброго мужа (он «па-хал» на всю семью с утра до ночи), с помощью Интернета бесстыдно искала богатого мужика для удовлетворения своих сексуальных и мате-риальных потребностей. Родители её такой не воспитывали (очевидно, сказалось негативное влияние «зелёных человечков» через заряженную воду и тёмную энергетику). Нашла Швондера (естественно, если уж ев-рея, то самого ужасного). Бесчестно бросила хорошего человека и ушла к этому гаду, который на свои грязные деньги (а других у него не во-дится) купил им евроквартиру для мерзких утех (поматросит и бросит)».
И ещё один забавный нюанс: мать почему-то решила, что знаком-ство в Интернете – совершенно неприлично для порядочных и культур-ных людей. Мне было очень трудно объяснять вроде бы образованному человеку в ответ на её возмущённое «Как это можно таким образом зна-комиться, стыдоба же!» какие-то очевидные вещи:
- Ма, Интернет это ко всему прочему средство общения, ну, что-то вроде почты, понимаешь? Видишь ли мама, у Жени просто физически не было возможности где-то искать новые знакомства – он очень за-нят… Дело в том, мама, что работает он по-капиталистически… И не надо путать, мамуля, знакомства в Интернете с порнографией, ОК?
Я довольно упорно пыталась спокойно и без эмоций проводить ликбез с известной писательницей, живущей в Москве в XXI веке. Ока-залось – артель напрасный труд. Она и по сей день не изменила своего мнения. В её произведениях современные люди знакомятся исключи-тельно случайно: в квартире – кто-то ошибся адресом, в больнице – оба навещают родственников, на кладбище – он и она похоронили супругов и пришли за новыми и т.д., а в Интернете шарятся исключительно гнус-ные девки в поисках богатых мужиков. Так, что ли, мама?
…Итак, Большая Ложь. Вот как раз для неё сгодилось всё то, чем я утешала первого мужа, когда уходила… Я уже рассказывала, что пыта-ясь облегчить муки страдающего мужчины и даже помочь ему меня разлюбить, я поливала себя грязью, оговаривала, таким образом, преда-вая свою душу и свою любовь. Жалость наказуема. Вот и наступила расплата! Когда теперь уже моя мать утешала Шуричка, прижимая к своей груди его лысеющую голову и рассказывая ему, какой он замеча-тельный (с чего бы это вдруг, разве не он должен был убить её из-за долга?), она с интересом выслушивала от него эти бредни обо мне моего же сочинения. Потом этот идиотизм она возвращала любимому бывше-му зятю (с некоторых пор она стала утверждать, что он ей как сын) в олитературенном виде. Он всё хорошо усваивал, запоминал и нёс в на-род. Ну, ладно, ему простительно: брошенный, обиженный, слабый умом мужчинка… Но мать! Которая знала меня с младенчества, с кото-рой я всю жизнь была откровенна, как на исповеди, с которой старалась делиться всем-всем, даже потаённым… разве она могла не знать, что все эти страшилки – неправда? Не разглядеть явной фантазии и гипер-болы в моих самооговорах писательница Щербакова не могла. Значит, всё понимала, но решила действовать методом большой лжи, как учил доктор Геббельс.
Зачем она это делает, почему злится и чего не может простить мне – великая загадка моей жизни. Хотя некоторые умные люди высказы-вают предположение, что мать меня никогда не любила и не любит. А мой мозг изо всех сил сопротивляется такому очевидному объяснению. Я
