ПОСЛЕДНИЕ КАПЛИ
Приближался мамин день рождения, и мы с Женей решили, что это будет чудесный повод, наконец, замириться, подружиться и попы-таться всё забыть. Я набрала мамин номер:
- Мам, давай мы в твой день рождения заедем с Женей к вам, вме-сте посидим…
- Н-ну… давай… только… вот как сделаем: вы заезжайте утреч-ком, пораньше, побудете у нас часика два и уйдёте, хорошо?
- А почему?
- Ну, к двум часам я гостей позвала.
- А… - я даже не знала, что сказать. После возникшей из-за меня паузы мать продолжила:
- Будет Шуричек и ещё кое-кто придёт, ну, ты знаешь этих людей, - она перечислила, - поэтому вам надо уйти до их прихода.
Интересно, что она произносила все эти чудовищные для меня слова совершенно спокойным, будничным голосом, как будто просто говорила о погоде за окном – обычное дело, ничего особенного… Кровь бросилась мне в голову, сердце забилось так, что я подумала – сейчас разорвётся.
- Мама, что ты говоришь? – хрипло и медленно заговорила я. – Ты велишь мне с… мужем убраться по добру по здорову до прихода твоих гостей и моего бывшего мужа… Что ты делаешь?
- Ну, что ж поделать, - склочным голосом быстро отвечала та. – Не стóит вам быть при Шурике, да и вообще… Он уже звонил мне по этому поводу и сказал, что купил подарок… Как же я могу его не пригласить?
- Ну… пусть он заедет с утра пораньше, а не мы!
- Нет, это как-то нехорошо…
А со мной, с нами поступать подобным образом, очевидно, было хорошо. Не помню, как я положила трубку, не помню, как дошла до спальни. Помню, как испуганно тряс меня за плечо Женя:
- Катенька, родная, что случилось?
Оказывается, я лежала лицом в подушку, совершенно закаменев, и минут пять не реагировала ни на что. Немного придя в себя, я рассказа-ла о том, что услышала. Женя погладил меня по голове:
- У меня впечатление, что разыгрывается какая-то плохо написан-ная комедия для исполнения в сумасшедшем доме. Остаётся разобрать-ся, кто тут сумасшедший, а кто из персонала.
Я не знала, кто…
После этой истории мы с матерью регулярно стали цапаться по те-лефону: я так и не знаю, чего она добивалась – чтобы я ушла от Жени, чтобы Шурик одержал надо мной много побед – моральных, материаль-ных, чтобы мы с Женей сдохли или просто хотела отравить мне жизнь – не знаю. Знаю точно одно: эта женщина воспринимала меня как самого настоящего врага, который сделал ей что-то ужасное… Ну, ладно, у Шурика могут быть ко мне претензии, но у родителей-то? Бред, запре-дельный «сюр», Кафка в нашей жизни.
Итак, мы частенько ругались. Я сама виновата: давно, а уж тем бо-лее после истории с днём рождения, надо было перестать звонить и во-обще общаться. Но я по-прежнему на что-то надеялась, всё мне каза-лось, что морок развеется… Напрасно. В одном из разговоров, когда мы ругались, мать пожелала моему Жене попасть под какой-нибудь транс-порт, со смертельным исходом, естественно. У всего и всегда бывает предел. Мать уже давно перешла все возможные нравственные границы, но предел моей надежды был, очевидно, бесконечным, однако на сей раз она сумела достичь и его. Вот в ту самую минуту я сломалась окон-чательно и поняла, что общение с родителями закончено навсегда.
После этого разговора я начала проводить полную ревизию в своей душе и обнаружила, что куда-то подевались чувства к родителям – неж-ность, любовь, трепет. Не осталось ничего. Вот это новость! Оказывает-ся, любые чувства, даже дочернюю любовь, можно истребить. Если, ко-нечно, задаться такой целью и методично её добиваться. Неужели мать этого и хотела? Что ж, в очередной раз у неё получилось решить по-ставленную задачу. Браво, победительница!
Как раз одновременно с этой каплей упала ещё одна: я чуть не по-теряла дочь. Изо всех сил стараясь уберечь Алиску от всех этих гнусных семейных разборок, я очень долго никак при ней не комментировала поведение отца и бабки с дедом, да и Женя мне постоянно напоминал:
- Держи себя в руках! Нельзя девочке говорить ничего плохого о близких! Терпи.
Я терпела. Чего мне это стоило, даже не знаю, кто поймёт. Но я «домолчалась»! Дочь, получая информацию только с одной стороны, сильно задумалась. Я стала замечать, что девчонка меняется: смотрит на меня как-то странно, дерзить начала, а иногда даже хамить. И вот, в один ужасающий день всё то, чем её «накачивали» любящие родичи, прорвалось, она многое мне высказала про меня. И про своего «святого» папу.
В тот день Женя вызывал мне «скорую». Это была первая «ско-рая», потом были и вторая, и третья. Я, как выясняется, смогла бы вы-держать многое, но не отступничество моей единственной девочки.
И тогда я, нет – мы, потому что Женя поддержал меня в этот раз, приняли решение больше не молчать: надо было срочно спасать дев-чонку и наши с ней отношения. Мне пришлось рассказать дочери, как на самом деле обстоят дела в нашем семействе. Пришлось говорить, что мои родители, к сожалению, часто лгут, в том числе и ей. Пришлось го-ворить, что её папа, возможно, из-за всех неприятностей перестал сооб-ражать, что делает и говорит. Пришлось доказывать дочери, что её мать – не чудовище. Всё это, разумеется, я сопровождала массой фактов и доказательств. Наконец Алиса сказала:
- Мам, прости, я просто дура. Я думала, бабуля в принципе не мо-жет врать, и папа тоже…
- А я разве такая, как они говорят? Как ты могла верить в эту ложь?
- Я не знала, что думать. Я запуталась, - девчонка шмыгнула но-сом, и меня накрыла волна жалости: боже, какие же мы, взрослые, сво-лочи, когда ради мелкого сведения счётов, из-за своей злобы и уязвлён-ного самолюбия, смеем так мучить наших ещё совсем не взрослых де-тей! И ещё я подумала, что если бы Алисе было не 16 лет, а 10 или 7, у моих родителей и её отца всё равно повернулся бы язык говорить то же самое о её матери, действовать так же. Боюсь, что да. Свои собственные амбиции и личности они ценят гораздо выше, чем личность родного, но как вскоре выяснилось, нелюбимого ребенка.
- Ма, я хочу жить с тобой, - подытожила нашу беседу Алиса. - Можно я перееду к вам насовсем?
Боже, как я плакала и смеялась, как обнимала свою чуть было не потерянную куклу, как была счастлива! Алиса переехала к нам, в свою комнату, и хотя бы этот кошмар закончился.
Но я всё-таки свалилась. Свалилась так, что уже почти не вставала. Ни на одну работу выйти так и не смогла. В «вертикальном положении» я проводила часа четыре в день, остальное время вынуждена была ле-жать. Мне было очень-очень плохо…
Я ЛЕЧУСЬ!
Женя, подняв на уши всю Москву, нашёл для меня врача. Л. В. - очаровательная женщина, очень опытная, умница-красавица… Я могу долго петь ей дифирамбы, ибо именно с момента её появления в моей жизни началось Лечение и очень медленное, очень долгое, но Выздо-ровление.
В первую нашу встречу я была просто сражена наповал тем, что она с полуслова понимала абсолютно всё, о чём я ей рассказывала. Я только начинала говорить о своих ощущениях, которые медики назы-вают симптомами, как она подхватывала и с точностью до мельчайших деталей договаривала иногда за меня. И сама задавала точнейшие во-просы о таких нюансах моего самочувствия, о которых я даже не пыта-лась говорить, ибо думала, что верные слова не смогу подобрать, и ни-кто никогда меня понять не сможет. Я была в шоке!
- Откуда вы знаете? – я смотрела на неё, как на оракула, шайтана, Мессинга, Калиостро.
- Катенька, милая, это же классика!
- То есть… так не только у меня? Я не первая?
- Нет, что вы! У вас совершенно типичные симптомы, это уже дав-но известные дела и как лечить, тоже известно. Ситуация осложняется лишь тем, что болезнь в серьёзной стадии и запущена, так что потребу-ется время. Но мы вас обязательно вылечим! Всё будет хорошо!
Чего мне стоило сдержаться и не разреветься прямо там, в кабине-те врача! Меня понимают! Мне верят! Меня не призывают раздражённо «взять себя в руки». Мне не говорят, что я «дурю». Мне помогут, меня спасут…
Милая моя доктор была права: лечение растянулось на несколько лет. Были взлёты и опять падения, для меня очень долго и кропотливо подбирали лекарства. Иногда, уже подобранное, вдруг переставало по-могать, и надо было всё начинать сначала. Но процесс пошёл, и измене-ния в настроении, в самоощущения и даже в моём поведении прояви-лись довольно-таки быстро. Думаю, что если бы не продолжение се-мейного кошмара, я встала бы на ноги намного раньше и успешней, чем это произошло…
Как только мне становилось легче, как только случался «взлёт», Женя тут же бросался исполнять свою мечту: он возил меня по миру. В перерывах болезни мы успели побывать не раз в Англии, в Штатах, Франции, Испании… И это тоже было лекарством, да ещё каким! Эти поездки, узнавание мира, впечатления и восторги от его многообразия и красоты творили в моей душе совершенно необыкновенную работу. Я стала чувствовать себя не ничтожной единичкой, которая «ноль и вздор», песчинкой серой действительности, по возможности надёжнее укрывающейся от мрачного, опасного мира. Я почувствовала себя Лич-ностью, равноправно причастной к огромному, яркому, замечательному земному шарику, вполне заслуживающему того, чтобы жить на нём и радоваться всему прекрасному, что так щедро дарит нам жизнь. Я стала будто глубже дышать, у меня словно широко открылись прищуренные прежде глаза, я как бы подняла голову и перевела взгляд с серого ас-фальта вверх и увидела небо: или иссиня голубое, или сказочно звёзд-ное…
Но потом мы возвращались на родину, где были «близкие» - мои родители и Шурик. Существа, будто сделанные из этого серого асфаль-та, или проросшие сквозь него мрачные, ядовитые анчарчики, исто-чающие исключительно отрицательные эмоции, нетерпимость, зависть и гордыню, а потому такие опасные и вредные для чужого здоровья.
В 2006 году мне сильно «похужело». Страшно вспоминать те дни. И боюсь, что понять меня сможет только тот, кто испытывал нечто по-добное. У меня пропали желания. Все разом. Не хотелось ни-че-го, во-обще ничего. Я не понимала, как это ещё недавно я могла желать, к примеру, посмотреть какой-то фильм, прочитать книгу, съесть вкусное пирожное… Как это – хотеть? Что это такое? Почему люди что-либо хотят? Каким, простите, местом? И для чего? Это были не риторические вопросы, я на самом деле не понимала…
Я не хотела есть. Еда по вкусу стала пластиковой – абсолютно вся! Меня от неё тошнило.
Я перестала различать цвета. Мир поблек и как бы выгорел. Не стало ярких красок, всё вокруг было похоже на уже изрядно обсыпав-шуюся кино- или видеоплёнку.
Не стало запахов – вообще! А вот ощущение, что нечем дышать преследовало меня ежедневно.
- Сегодня сильная загазованность? Экологические проблемы в го-роде? – вяло спрашивала я у Жени. – Почему совсем нет кислорода?
Все звуки казались громкими и омерзительными, как ножом по стеклу, даже музыка. Я постоянно затыкала уши и зажмуривалась, ду-мая, что не выдержу этой пытки, умру, у меня просто лопнет мозг!
И слабость, слабость, невероятная слабость во всём теле, желание лежать с закрытыми глазами – не спать, нет, спать не хотелось. Как не хотелось вообще ничего. Просто – лежать. И одна и та же мысль посто-янно сверлила мозг: зачем это всё? Ну, зачем я продолжаю жить?
- Катенька, давай поедем к доктору? – Женя брал мою руку и при-жимал к своим губам. Я, лёжа, как колода, медленно поворачивала го-лову
