решением (врача и моим) ложиться в больницу или нет. И вообще – как жить дальше. По телевизору про-звучала фраза: «Он смотрит на жизнь с оптимизмом». Вот как это, ин-тересно? Где достать этот самый оптимизм и научиться вместе с ним смотреть на жизнь? Почему, откуда это ощущение окончания жизни, ощущение того, что впереди ничего нет, только тоскливое существова-ние непонятно зачем? Страхи немного поутихли (заползли во временное укрытие?). Но вновь появилась эта чертова тоска…
Вчера я вдруг почему-то вспомнила… То ли священника Меня тогда убили, то ли Сахаров умер – не помню. Помню, что мне было очень плохо, я позвонила матери, и она мне выдала: тут, понимаешь, горе такое настоящее случилось для всего человечества, а ты со своей дурью лезешь, бессовестная! И я почувствовала себя дерьмом. И мне стало ещё хуже. Спасибо, «милая, любящая, заботливая мамочка»! Ни-когда не поступлю так с Алисой! Господи, только бы у неё не было по-добных бед со здоровьем!
«ТЫ НАВСЕГДА ИСПОРТИЛА НАМ ЖИЗНЬ!»
У нас с Женей всё шло замечательно, мы обживали наш красивый дом, к нам приходили друзья: его – знакомиться со мной, мои – знако-миться с Женей. Алиса моталась туда-сюда, но больше времени прово-дила всё-таки с нами. Однако ощутить полноту жизни, полноту счастья у меня никак не получалось. Ведь родители так и не познакомились с моим любимым человеком, и вообще их отношение ко всему происхо-дящему смущало и настораживало меня. И, естественно, я продолжала переживать из-за Шурика.
- Дочик, как там папа? – с тревогой спрашивала я Алису.
- Да ничего, - отвечала та. – Грустит, конечно…
У меня сжималось сердце.
- Ты с ним будь ласкова, хорошо? Пожалей его, побольше проводи с ним времени…
- Конечно, мам, не волнуйся! Я так и делаю.
Спасибо тебе, моя маленькая взрослая девочка!
А ведь он мне писал… Боже, какие письма по электронной почте присылал мне бывший муж каждый день! То были длинные, нежные, страстные, очень проникновенные письма – о его любви, о его страда-нии, о том, что он ждёт меня каждую минуту и никогда ждать не пере-станет. Я их все сохранила для истории и, разумеется, показала Жене чуть позже. Он был сильно удивлён.
- Неужели тогда писал тот же человек, который творит сейчас га-дости? Невероятно!
Сначала я хотела опубликовать кое-что из тех писем, но потом всё-таки пожалела их автора: при всём моём нынешнем негативном отно-шении к этому человеку, того Шурика мне всё ещё немного жаль, и я не хочу делать ему больно. Хотя нынешний этого вполне заслуживает.
Да, эти письма заставляли меня плакать и чувствовать себя мучи-тельницей человека, который преданно, верно и страстно любит меня. Такие чувства не способствуют ощущению счастья, поверьте…
Чуть ли не каждый день я повторяла попытки навести мосты с ма-мой и папой: я звонила им, когда была дома одна, и страстно говорила:
- Мамочка, я чувствую себя такой счастливой! Ты себе не пред-ставляешь, как нам хорошо вместе! Мне никогда в жизни ещё не было так хорошо. Мы понимаем друг друга с полувздоха, мы говорим на од-ном языке! С ним так интересно, тебе тоже будет интересно, вот уви-дишь… Он так много знает, всё на свете читал…
- А откуда у него деньги? – ровным голосом спрашивала мама.
- Деньги? Он заработал, - немного терялась я от подобного «про-курорского» вопроса. – Он издатель, выпускает учебники, детские кни-ги, другие…
- М-да, ну в наше время в нашей стране честно столько зарабо-тать… это как-то… - тянула мама.
- Сколько – столько? – недоумевала я.
- Ну вот… слёту квартиру купил, в Париж вы ездили, Алиса гово-рит – квартира у вас с евроремонтом…
- Ма, не надо так, - она делала мне больно, - не говори таких вещей про него… Он – честный человек, очень порядочный и, поверь, не нуж-дается в оправдании заработанных своим трудом денег…
- Да я и не требую никаких оправданий, - поспешно уверяла мама. – Ты хотела богатенького, ты его урвала…
…Здесь я не могу не сделать паузу в рассказе, ибо нельзя не ска-зать об удивительных нестыковках в головах моих родителей. Эти люди буквально преклонялись перед такими персонажами как Березовский, Ходорковский, Гусинский и иже с ними. Они всегда отзывались об этих людях с уважением и даже почтением, называли «гениальными менед-жерами», «талантливыми предпринимателями», «людьми цивилизован-ного мира», «надеждами России». Но если человек не имел таких мил-лиардов, как эти господа, если не лез в политику и не заявлял о себе громко, а просто тихо делал своё дело и зарабатывал приличные деньги, то такой бизнесмен отчего-то ассоциировался у них, по-видимому, либо с бандитом, либо с гнусным мелким лавочником, воришкой, пройдохой, торгашом и обманщиком. То есть с их точки зрения, Женя был доста-точно «богатеньким», чтобы его презирать, подозревать во всех тяжких грехах и отделять от «духовных» людей, но недостаточно «богатень-ким», чтобы простить ему все грехи и повесить его портрет рядом с портретами Солженицына и Сахарова. Такая вот «загогулина», как вы-ражался их любимый президент…
- Мама! – кричала я. – Как ты можешь?
- Я могу, - как бы тяжко вздыхала мама. – Потому что я этого не понимаю…
- Чего ты не понимаешь!? – не надо было мне кричать, ох, не надо! Но обида, жестокая обида билась в моей душе, делая очень-очень боль-но вполне конкретным органам тела – сердцу, печени, животу… И ещё подстёгивало чувство несправедливости всех этих слов, ощущение ужасного непонимания меня, моих чувств самыми близкими и родными людьми – это просто душило, давило на горло, заставляло кровь дико биться в голове и шуметь в ушах Ниагарой.
- Не понимаю, - продолжала мама, - как можно было так вот запро-сто оставить чудесного Шурика? Как можно было вот так по Интернету найти какого-то мужика с деньгами и уйти к нему, разбив семью?
- Ма, я не любила Шурика давно, я ж пыталась тебе объяснить… Не было уже семьи. Мужика я не искала, я просто спасалась… Мама! Это же целая история, история моей боли! Ты бы хоть поинтересова-лась… Это он, Женя, нашёл меня, и это счастье моей жизни. Пойми же ты…
- Не знаю, не знаю… Я, конечно, рада за тебя, наслаждайся своим счастьем, но… - и вот тут мама бухнула то главное, что, видимо, она и хотела мне сообщить всё это время, - НАМ С ОТЦОМ ТЫ НАВСЕГДА ИСПОРТИЛА ЖИЗНЬ.
Я обмерла. Опять слова, после которых… Как же мне жить теперь? Как наслаждаться любовью?
- Чем? Скажи – чем? – я чуть не плакала. – Как я могла своим сча-стьем испортить вам жизнь? Если бы я осталась с Шуриком, вы были бы счастливы? Счастливы мои несчастьем?
Она не ответила на этот вопрос, быстро и ловко свела всё к её большому страданию из-за Шурика. То есть умело ударила меня в дру-гое больное место – в моё чувство вины. Так что тот разговор тоже кон-чился ничем, за исключением… За исключением родившейся в резуль-тате него новой для меня мысли: моё счастье, моя радость отнюдь не являются голубой мечтой моей матери. Ей нужно, чтобы было так, как нужно ей, а не то, что необходимо для счастья дочери. И это понимание заставило меня страдать опять и снова на старый лад: я – не соответст-вую маминым чаяниям, я делаю всё время что-то не то. Я – неправиль-ная, нелепая, лишняя, ненужная. Я зря появилась на свет…
