НУЖНО ЛИ УВАЖАТЬ МУЖА И БОГОТВОРИТЬ МАТЬ?
«Что дальше? Дальше – что?» - свербил в моём мозгу жестокий вопрос. Главное чувство, изводившее меня – скука, тоска? Я не могла понять, отчего мне так плохо, что меня грызет. И очень удивилась бы, если бы мне сказали:
- Милая, тебя убивает одиночество!
- Как – одиночество? Вокруг – семья, столько близких, родных людей…
- Родных, - сказали бы мне, - но не близких, это разные вещи. В чём близость-то?
- Ну как? – заметалась бы я, - муж любящий, преданный, верный…
- И что? Что тебе от его преданности и верности? Тебе это надо?
- Ну… Это же всё-таки хорошо…
- Кому? Зачем он тебе нужен? Тебе с ним хорошо?
- Спокойно… мне с ним… надёжно, наверно…
- Тебе с ним хорошо???
- Что понимать под словом «хорошо»?..
- То, что ты сама и понимаешь, бестолочь! Загляни в себя!
Заглянула. Плохо, мне с ним плохо. Рядом чужой, неинтересный ни с какой стороны для меня человек, наводящий на меня тоску, чело-век, давно потерявший моё уважение, как мужчина, как глава (ой, ха-ха-ха, умру от смеха) семьи…
Родители. Между нами что-то сломалось. Давно уже, возможно, ещё в детстве. Но сознавать это я отчего-то только-только теперь нача-ла. Да, конечно, я сама сто тысяч раз виновата в том, что так поздно по-взрослела, что так страшно, невосполнимо поздно начала медленно и мучительно выбираться из-под материнского жестокого гнёта и психо-логического рабства. Я сама виновата в такой сильной… любви к ней и в такой своей подавляющей разум слабости перед её дурной силой и ха-рактером.
Но кто, кто сможет дать правильный и квалифицированный совет, как избавиться от власти матери, любя, обожая и боготворя её? Как учить детей уважать родителей, слушать и слушаться их, но при этом быть критичными и уметь вовремя сказать: всё, мама, больше ты мной не руководишь и с сегодняшнего дня уважаешь меня и мои решения как отдельного и самостоятельного человека? Разве кто-нибудь когда-нибудь хоть в одной умной книжке написал об этом? Разве не почте-нию, послушанию и преклонению перед магическим словом «мать» учит нас с детства каждая книга, каждое стихотворение, каждая песня? Априори считается, что мать своему ребёнку желает и делает только добро – на этом постулате построено воспитание в детях любви к «са-мой лучшей женщине на свете». Ну, а если это не так? А если родители, к примеру, законченные дураки или аморальные типы? Что тогда делать детям? Как перестать… любить? Потому что если не перестанешь, то никакого спасения от материнского зла не жди: ты не сможешь убежать от неё, не сможешь уклониться от её «ударов», будешь не в силах пере-хватить бьющую тебя руку. Ты будешь терпеть, гнуться и ломаться. По-ка не разлюбишь всё-таки… или не сдохнешь.
Я мучительно выбиралась из плаценты. Задыхаясь в ней, захлёбы-ваясь от нехватки воздуха и от страха, я пыталась вырваться и уйти… куда? Получалось, что в одиночество, ибо никого рядом не было. Не считать же опорой и помощью ещё не взрослую, неразумную пока что дочь, которая сама доверчиво смотрит на меня своими огромными гла-зищами, как на вечное спасение, на главную и неизменную надежду и опору в этой жизни, как на всегда верный и безопасный тыл. Она так и должна думать и чувствовать до тех пор, пока я жива. А я не вправе на-вешивать на неё хоть граммулечку своих проблем и неприятностей. Я – тыл, я – дом, я – спасение и прощение всегда и от всего. Моя Алиска никогда не узнает ужаса холода от обступающего со всех сторон одино-чества: мамино тепло у неё будет всегда… Покуда я буду…
ХОРОШАЯ МИНА ПРИ ПЛОХОЙ ИГРЕ ИЛИ
ХОРОШАЯ ИГРА СКРЫВАЕТ ПЛОХУЮ МИНУ
М-да, от наступавшего на меня Одиночества спасти могла только работа – интересная, творческая, захватывающая, съедающая большое количество времени и сил, до отказа загружающая мозг. А её-то как раз и не было. Моё общение с окружающим миром сокращалось с ужасаю-щей скоростью, как шагреневая кожа. Моим главным собеседником становился Интернет. К тому же я не умела, не хотела, не могла никому плакаться: не было такой привычки, и вечный «файн!», покой нам толь-ко снится… Поэтому даже те, кого я осторожно называла «хорошими приятелями» или «друзьями», ничего не знали. Вообще ничего! Для них была приготовлена версия: я спокойно ищу работу по душе, а сама пока с удовольствием отдыхаю дома, так как денег мой замечательный муж зарабатывает достаточно, можно себе позволить и расслабиться, пока не «созреет и не упадет в руки» достойная меня работа.
Как хорошо я умела актёрствовать! Какая игра! Мамина школа. Это её конёк – лицемерить и притворяться, работать на публику. Лишь бы «выглядеть». Правда, в отличие от мамы я, кроме себя самой, никем не жертвовала, от моего лицемерия хуже не было никому другому и я никого не заставляла принимать участие в этой «игре». Был лишь мой маленький спектакль под названием «А у меня всё лучше всех!», театр одного актёра.
Никто ни разу не вывел меня на чистую воду. То ли действитель-но, я так хорошо играла, то ли до меня и моей жизни никому особого дела не было. Все на сто процентов верили в то, что жизнь у меня – мёд с шоколадом, муж – бесценное золото, которое, по мнению некоторых женщин, не по праву досталось такой, как я. Смешно: раньше мне мно-гие завидовали из-за мамы («У меня она такая умная, такая добрая, та-кая… Хотите расскажу? А ещё она знаменитая писательница, вот!»); теперь дуры-бабы завидовали моему замужеству.
Работы не было. Одиночество, тоска сжимали свои корявые паль-чики на моей тоненькой шейке всё сильнее. Днём я бродила по улицам, заходила во все подряд магазины, иногда покупала совсем недорогие шмотки – инстинктивно занималась шоппинг-терапией, о существова-нии которой узнала позже. Минут на двадцать-тридцать новая шмотка поправляла моё настроение. Потом я забредала в продовольственный магазин и покупала что-нибудь вкусненькое – в точном соответствии с мнением психологической науки о «заедании» женщинами своих про-блем. Но к счастью, меня не разносило, я не толстела, наверно, потому, что по привычке продолжала, несмотря ни на что, следить за собой, за-ниматься физкультурой, ходить в бассейн, танцевать. Дома, одна. Я это делала «на автомате», потому что внятного объяснения – для чего? за-чем? – у меня не было. Просто – надо. Впрочем, не буду лукавить: то, что надежда умирает последней, я очень хорошо ощущала своей тоск-ливой душой. Несмотря на подступавшую всё ближе полную безна-дёжность, где-то в глубине моего мозга крепко сидела маленькая, хи-ленькая, но цепкая надежда, как в ранней юности: на принца, который всё-таки ко мне придёт. Несмотря на мой возраст и все прочие прелести в виде болячек, почти взрослой дочери и такой бездарно, как минимум, уже наполовину прожитой жизни. В общем, ухоженная стареющая дура из пошлого романа какой-нибудь Даниэлы Стил.
ПОДГОТОВКА К КОНЦУ МОЕГО СВЕТА
Не помню, как, в какой день и в каком внутреннем мороке я тогда находилась, но однажды, сидя за компом, обнаружила себя на некоем сайте знакомств, механически заполняющей анкету, как будто форму для поиска работы. «Что это я делаю? Я свихнулась?» – спросила я сама себя, но не прекратила своего занятия. И вот анкета заполнена и отправ-лена на сайт. Зачем я это сделала? Чего хотела, вернее так: кого и зачем хотела найти? Мне нужно было развлечение? Нет, меня отнюдь не тя-нуло на подобные авантюры, говорю же: я всегда прежде влюблялась, а не просто так «прогуливалась налево». Я хотела найти Любовь с боль-шой буквы? Боже упаси! Не идиотка же я, на самом деле. Тогда зачем всё это было?
Объясню. В тот момент я уже приняла решение о своей жизни: я отмерила себе ровно полгода для возможности изменить хоть что-нибудь. Я решила: вот кончится очередное лето, наступит осень и, если я не найду работы, если всё будет идти у меня так же убого и безнадёж-но, как идёт уже много-много месяцев, складывающихся в годы, то по-сле дня рождения дочери (то есть где-то в конце октября) я уйду из жизни. Спокойно, без пафоса и предупреждения кого бы то ни было, без надрыва и прочих идиотизмов: просто поеду на эту долбанную дачу (наконец-то она сгодится для хорошего дела!), возьму с собой заранее приготовленные лекарства (этого добра я скопила предостаточно), лягу там на кровать, завернувшись во все пледы (уже будет холодная осень, дикий колотун) и усну, наконец, без снов и просыпаний. Но уж эти, возможно, последние месяцы моей жизни я буду жить. Не в том смысле, что раз завтра умирать, так сейчас оттянусь в полный рост, чтоб было что в аду вспомнить – нет. Но дабы не думать каждую минуту про ок-тябрь, не ждать и не бояться его, надо хоть что-то делать, а раз делать абсолютно нечего, надо себя чем-то занимать. И в данном случае обще-ние с незнакомыми людьми, пожалуй, самый лучший вариант время-препровождения. Ах, эти незнакомые люди – мужчины? Ах, ищут жен-щин для определённых отношений? Ну и что? Это меня абсолютно ни к чему не обязывает. Захочу – буду общаться, буду встречаться, чтобы познакомиться, а будет ли что-то дальше – моё дело. А не захочу, так до знакомств в реальности дело вообще не дойдёт. Главное – провести время, чтобы раньше октября на дачу не рвануть…
- Как мне вставить фотку на сайт? Научи, – буднично попросила я вечером мужа (тогда ещё компом я владела весьма плохо).
- На какой сайт?
- Знакомств, - совершенно спокойно ответила я. Я – стерва, сво-лочь и нехорошая женщина? Возможно, со стороны это выглядит имен-но так. Но если бы осудившие сейчас меня хоть чуточку поняли, на ка-ких семейных руинах я восседала, насколько чужим мне был копоша-щийся где-то в низу руин мужчина, как не подходило ко всем нам слав-ное слово «семья», то, возможно, осуждение плавно перешло бы в со-чувствие… А сама я к тому времени уже потеряла способность чувство-вать чужую боль. Возможно, Шурику даже было больно (хотя теперь я в этом уже не очень уверена). Однако проблема заключалась в том, что я сама вся была – рваная рана, кровоточащий гнойник, сплошная боль. И кроме неё не ощущала уже ничего.
- Что это ты задумала? – притворно гневно, но с улыбочкой спро-сил муж. Я с удивлением посмотрела на него.
- А разве не ясно?
- Хочешь найти себе любовника? – он обиженно поджал губки.
- Ага, - кивнула я. – Мне нужно. До зарезу и срочно. – Я поморщи-лась от гадости происходящего. – Или ты мне поможешь вставить фот-ку или…
- Ладно, давай, - заторопился Шуричек. – Какую?
В этот момент мне всё-таки стало стыдно и жалко его. Но только на мгновение. В следующую секунду меня накрыла волна презрения: он не мужчина. И снова я задавала себе вопрос: что было бы, если бы он повёл себя, как нормальный мужик, то есть врезал мне как следует, на-орал на меня, пригрозил карами за такое поведение? Зауважала бы я его? А вот и нет. Теперь уже это вызвало бы только мой гомерический хохот, а уж за «врезание» он вообще рисковал остаться калекой. И уж точно вылетел бы из дома, как пуля из нагана. Ах, как жаль, что он то-гда не сделал этого! Наши отношения закончились бы тогда вот таким образом, и не было бы, наверно, дальнейшего кошмара…
Вполне возможно, что инстинктивно муж это понимал, чувствовал. И не хотел этого ни за что на свете! Потому терпел. Впрочем, терпел ли? Он до такой степени боялся потерять меня, потому что больше все-го в жизни не хотел
