человек на подвиг, а без напутствия.
Через главные ворота Михаил сразу попал на городскую площадь и, остановившись у стен собора, размышлял, каким способом ему добраться до строящегося храма. Хотя выбор у него был небогатый. Денег мало, только на электричку до ближайшего города. Конечно, по пути он соберёт средства на дорогу... Но всё-таки хотелось идти пешком, так надёжней. Однако, как оказалось, время Михаил выбрал неудачно.
IV
Было начало апреля, вовсю пригревало весеннее солнышко, звенели капели, бежали ручьи, но в то же время началась распутица, грязь несусветная, половодье, по ночам заморозки. Идти было очень трудно. Михаил одолел с десяток километров и вышел к реке.
Кружево тёмных крон леса, подступившего к самой воде, отражалось в высокой зеркальной глади, образуя сплошной ажурный парапет. По середине реки медленно плыли круглобокие льдины. «Недельки две где-нибудь пересидеть бы», – подумал Михаил и с надеждой посмотрел на городок на том берегу реки.
Под весенним солнцем на синем небе танцевали золотые купола стройного собора и нескольких церквей. Туже затянув верёвку на поясе, Михаил бодро направился по мосту в сторону города. У первой же церкви он остановился. Вымыв в луже грязные сапоги и перекрестившись, вошёл в храм.
Службы не было, но в храме находилось много людей, тут же был пожилой священник. Селезнёв подошёл к нему под благословение, затем, описав своё положение, попросил приюта недельки на две, пока не просохнут дороги. Батюшка благосклонно отнёсся к просьбе Михаила и сам отвёл его в церковный домик, в котором располагались бухгалтерия и кухня, где пекли просфоры.
Не дожидаясь пока его покормят, изголодавшийся в дороге Михаил зашёл на кухню и поставил на плиту чайник. Затем достал из пакета вареную колбасу, хлеб и прямо так, не нарезая, стал с жадностью есть.
В двери заглянул священник, явившийся пригласить Михаила к обеду. Странная картина предстала перед ним: за столом сидит странник с набитым ртом, в одной руке его зажат батон колбасы, в другой хлеб. И это в Великий пост! Батюшка от гнева лишился дара речи, а гость от неожиданности подавился куском. Тут бы богомольцу конец. Но батюшка пришёл в себя, стукнул гостя кулаком по спине, а потом ниже. И стучал так до самой калитки. А потом вернулся в дом, взял его пожитки и перекинул через забор.
Михаил подумал, что лучше б не заходил в город, а остановился в какой-нибудь деревне, где нет церкви. Он бесцельно шёл по центральной улице города, запруженной машинами и спешащими по своим делам людьми, пока не вышел к рынку. У входа толпились и гомонили частники со штучным товаром, торговцы различной снедью и нищие. У каждого были и особые слова, которые он выкрикивал, стараясь выделиться из общей массы: «горячие пирожки», «билеты спортлото» перебивались возгласами: «подайте Христа ради на пропитание, лечение, дорогу, бедному инвалиду, погорельцу, беженцу», отчего создавался такой гвалт, что от него закладывало уши.
У Михаила мелькнула мысль тоже собрать немного денег. Когда-то же надо начинать? Уж лучше здесь, где он не один такой. Он волновался и немного стеснялся, долго думал, как лучше сказать: «подайте» или «жертвуйте». Решил, что второе более обязывающее. Наконец, набравшись духу, повесил на шею сундучок, вытащил поверх куртки блестящий крест и смешался с толпой. Он мелко крестился и скороговоркой, сначала тихо, потом всё громче призывал народ: «Жертвуйте на строительство Божьего храма!»
Подошла сгорбленная маленькая старушка, и так долго развязывала узелочек с деньгами, что её чуть не затолкали. Наконец старушка, перекрестившись, опустила в сундучок монетку. Михаил, вдохновлённый почином, тут же выкрикнул: «Милость Ваша откроет дорогу в рай!» – чем привлёк внимание многих людей. В сундучок стали опускать и бумажки, даже несколько крупного достоинства. Михаилу надоело говорить одно и то же. Он вспомнил давно услышанную где-то фразу, как ему показалось, вполне подходящую, и прокричал:
– Возведём дом Отца нашего Господа!
Откуда ни возьмись, рядом появились конкуренты с жертвенными кружками и, больно сунув Михаила кулаками под бока, угрожающе зарычали:
– Проваливай отсюда, пугало огородное!
Михаил, струхнув, решил, что для первого опыта достаточно, и отправился к киоску. Там на всякий случай купил православный календарь, где указаны все праздники и посты, потом подумал и спросил карту России. Карты не было, но киоскёрша предложила атлас автомобильных дорог. Михаил купил: «Какая разница? Города и сёла же обозначены!»
Пересыпав деньги из сундучка в карман, он положил календарь и атлас в мешок и, повесив его на плечо, зашагал вдоль трассы в южном направлении. Пройдя километров семь, Михаил увидел поворот с указателем «деревня Ново-Сергиевка 0,5 км» и свернул. Помесив грязь с полкилометра, он оказался в центре Ново-Сергиевки, подошёл к магазину и, крестясь, обратился к группе о чем-то оживлённо споривших женщин:
– Здравствуйте, православные. Да хранит вас Господь!
– И ты здравствуй, божий человек! – ответили вразнобой бабы.
– Нельзя ли к кому стать на квартиру дней на десять?
– Почему же нельзя? – кокетливо воскликнула одна из женщин, круглая, как кадушка. – Можешь ко мне становиться. Только я баба шалая, неблагочестивая.
– А мне без разницы, – нарочито игриво подхватил разговор Михаил, – лишь бы были кровать и стол.
Женщина ему не понравилась. Её мясистое лицо с заплывшими наглыми глазами и большим ртом, сверкавшим десятком металлических зубов, плотоядно выглядывало из зелёной бочки старого пальто, перетянутого, как обручем, поясом в самом широком месте, подразумевавшем талию. Оглядев будущего постояльца с головы до ног, она назвалась Галой и сразу потребовала аванс. Все собранные деньги находились у Михаила в кармане хлопчатобумажных рабочих брюк под рясой. Чтобы отсчитать аванс, ему пришлось посередине улицы задирать длинные полы и вытаскивать из кармана мятые бумажки. Гала выхватила деньги из рук Михаила, быстро пересчитала и засунула в свою необъятную пазуху.
С горем пополам он выдержал у неё на квартире неделю. Хорошо ещё, что комната имела отдельный выход на веранду. Но и через стену все ночи напролёт доносились пьяные крики, музыка и шум драк. Как только у хозяйки заканчивалась водка, она барабанила кулаками в дверь комнаты постояльца и требовала плату за сутки.
Лишь только немного просохло, Михаил двинулся в путь. На улице уже вовсю бурлила весна, распускаясь нежными листочками сирени под обманчивым апрельским солнцем. Был канун Пасхи, и наш странник надеялся в праздничную неделю собрать побольше милостыни и пожертвований, чтобы компенсировать средства, затраченные на постой.
Пасху Михаил провёл в уютном тихом городке. Памятуя прошлое посещение церкви, он не стал представляться батюшке, а занял место в длинном ряду нищих на паперти. Подавали ему щедро. Помогала одежда и богомольные ужимки. Михаил умильно всех благодарил, поминая Иисуса Христа, Деву Марию и всех святых, благословлял и обещал молиться за здравие подающего. Когда в церкви иссякал поток молящихся, он отправлялся на местное кладбище и собирал там с могил крашеные яйца, куличи и сладости.
На паперти он познакомился с одноглазым стариком-нищим, которого все называли Палычем. Михаил так давно не беседовал ни с кем запросто, по-товарищески, что разомлел и разоткровенничался со стариком о своей жизни и цели путешествия. Палыч, слушая внимательно и заинтересованно, поддакивал и сочувствовал ему. Михаил приоткрыл крышку сундучка, уже доверху наполненного деньгами, и с удовлетворением заявил:
– Вот это будет моим искуплением греха. На эти деньги возведут стены Божьего храма.
Палыч, увидев бумажки солидного достоинства, сверкнул острым глазом и осуждающе воскликнул:
– Да как ты можешь таскать такие деньги при себе!? Сдавал бы в банк. А приехал бы на место, перевёл на расчётный счёт церкви. Ведь украсть могут!
– Я осторожный, не украдут. А с банком возни много.
– Ну, как знаешь, – покачал головой дед, – люди разные бывают, – и предложил: – Поночуй-ка у меня. Всё безопаснее.
Михаил, когда шёл к Палычу, думал увидеть нищенское жилище. Но они остановились перед большим кирпичным домом с железными воротами.
– Тут я и живу. Заходи, – пригласил старик. – Дома никого нет. Мои гостят у брата.
Дом был новый, с просторными светлыми комнатами, паркетным полом, дорогой мебелью. А когда Палыч вышел из ванной комнаты в махровом халате и бархатных шлёпанцах, сел в мягкое кресло и включил видик, Михаил окончательно расстроился.
«Живут же люди, – думал он, – а я, несчастный, мотаюсь по белу свету, нет ни семьи, ни дома». Он жалел себя и как будто забыл, что у него всё это было, было в той, первой жизни. Видно, Господь даёт только один шанс быть счастливым.
После Красной горки Михаил собрался идти дальше. С вечера он пересчитал деньги и, убедившись, что сумма вышла приличная, завязал купюры в тряпочку, а монеты высыпал в полиэтиленовый пакет и вместе с запасами продовольствия уложил в свой мешок. Наутро приветливый и ласковый хозяин проводил гостя за окраину города, надавав советов, как идти и где останавливаться.
Нежная весенняя травка радовала глаз ярким цветом. То там, то сям вдоль просёлочной дороги желтели головки одуванчиков. Тёплое солнце заставило Михаила скинуть куртку. Вид у него стал более приличный. Он срезал себе из молодой ольхи посох, повесил на грудь поверх креста опустевший сундучок и уверенно зашагал по весенним просёлкам. Пройдя не без пользы несколько деревень, Михаил достиг берега Оки. Сидя на прибрежном холме в тени цветущей калины, он вдыхал её нежный аромат. Лениво бродили в голове мысли: «Как хорошо сидеть вот так на зелёной травке, смотреть на успокаивающее течение реки, на небесную лазурь, луговые цветы и ничего не делать».
Однако захотелось есть. Михаил достал из мешка сало, солёные огурцы и хлеб. Откусив кусочек сала, почувствовал, что опять разболелись зубы. Придётся всё-таки идти в какой-нибудь город или большое село. С горем пополам утолив голод, путник определил по карте ближайший райцентр и поспешил туда.
Крупное село, расположенное на высоком берегу реки, встретило Михаила многолюдьем, шумом торговли, скоплением автомашин. Он нашёл поликлинику, но без полиса медицинского страхования там его не приняли. Пришлось обращаться к частнику, за деньги. Врач сразу же удалил ему два зуба и посоветовал полечить остальные. Селезнёв согласился. Вдруг зубная боль схватит где-нибудь в чистом поле? Что тогда делать? Но на время лечения, на несколько дней, ему нужен был ночлег. На улице спать ещё прохладно, и Михаил пошёл по объявлению в один дом. Его приветливо встретила хозяйка, ласковая старушка, накормила, напоила чаем и заговорила до изнеможения. Наконец, Михаил остался в комнате один. Желая переложить вновь собранные деньги из сундучка в тряпочку, посчитать и заодно приготовить себе на лечение зубов, засунул руку в мешок и попытался нащупать пачку купюр. Но на обычном месте, за книгами, её не было. Тогда он вытряхнул на кровать всё содержимое мешка. Пакет с монетами и тряпка, в которую он заворачивал деньги, были,
