Прошла почти неделя после злопамятного путешествия в город, а Нигар больше так ни разу и не появился.
В доме Аленсы теперь работал шикарный телевизор новейшей марки, мощный компьютер со всеми положенными прибамбасами, но девушка всё равно не могла найти себе места, ни в силах ни на чём сосредоточиться. Она пробовала играть на Эндиэ Имэрэль, стараясь не потерять навыки, повторяла партитуры, разучивала новые, но и это не помогало. Каждый раз, заслышав с улицы чьи–то шаги, она замирала с тревожно бьющимся сердцем, а потом кидалась к окну, чтобы в очередной раз убедиться, что это всего лишь очередной прохожий. Пару раз к ней заходил Миэл, чтобы узнать, не нужно ли чего. Он прислал группу рабочих, как поняла Аленса, из нефилимов, которые убрали придомовую территорию, подрезали ветки деревьев и кустарников, обновили краской забор. На предложение зайти в дом и перекусить, вежливо и сухо отказались, а на все её попытки заговорить, отмалчивались, или отвечали односложно.
Подругам своим, Эмме и Каталине, Аленса дозвонилась уже на следующий день после поездки. Обе были в порядке, если не считать общей слабости и дурного настроения, которые девушки, не сговариваясь, списали на суррогатный алкоголь. Как оказалось, они почти ничего не помнили, пришли в себя с дикой головной болью и ломотой во всём теле, поэтому целый день отлёживались в постели, не в силах даже встать. Люсия чувствовала себя ещё хуже, но уже слегка оклемалась, и даже спустилась в столовую. Аленса терпеливо выслушала упрёки Эммы о том, что не фига было покупать поддельный алкоголь, где попало. Что продавцы все сволочи и совсем потеряли стыд. Что Эмма вообще зареклась пить, так плохо ей было с похмелья. В общем, обычная болтовня и ни слова о Нигаре, будто его и не было. Разговор с Каталиной звучал примерно так же, но та ещё плакалась по поводу сессии и незакрытых хвостов. И вновь ни одного упоминания о кавалерах и о прошедшей ночи. Это немного шокировало Аленсу, но она не решилась задавать вопросы, обрадованная уже тем, что подруги живы и почти здоровы.
Положив трубку, Аленса ещё долго ходила из угла в угол по небольшой комнате, стараясь понять, как такое возможно. Однако объяснение странной выборочной памяти подруг не находилось. В голову лезла всякая чушь про гипноз и магию, но Аленса упрямо отбрасывала нелепые теории, рассчитывая на то, что ей удастся всё выведать у самого Нигара, когда тот появится.
Однако время шло, а Нигар не появлялся. Это всё больше и больше угнетало девушку, хотя она и пыталась доказать себе, что нужно радоваться, что ангел оставил её в покое, предоставив возможность жить обычной жизнью, и не дёргаться всякий раз при его появлении.
Так прошла ещё одна неделя, после которой Аленса почти уже выла, не находя себе места от тоски и одиночества. Несколько раз она решалась выйти из дома, чтобы проветриться и прогуляться, ходила даже в магазин, придумывая себе нелепые причины о том, что нужно докупить какие–то мелочи, спускалась к реке, но каждый раз ловила себя на том, что надеется повстречать Нигара, или увидеть того хотя бы издалека. Но Нигар, словно под землю провалился. В конце концов, девушке стало казаться, что если она не увидит ангела в ближайшее время, то просто сойдёт с ума. Перед глазами то и дело вспыхивал его образ: фиалковые глаза, насмешливо и снисходительно смотрящие на неё; красивые губы с кривой ухмылкой, когда он злился, презрительно кидая «дурная человечка»; длинные нежные пальцы, касающиеся её щеки… От всех этих образов у Аленсы неожиданно сладко щемило в груди и кружилась голова. Наконец, девушка была вынуждена признать, что скучает. Конечно, она всё ещё злилась на Нигара за то, что произошло в городе, но всё меньше и меньше. Тоска по нему и постоянное одиночество постепенно вытесняли из памяти неприятные моменты, заставляя вспоминать только хорошее. «Неужели он решил забыть о ней? Неужели она ему надоела, и он больше не придёт?» — гадала Аленса, сходя с ума от отчаяния. — «Или она его чем–то обидела?»
Ну да, обидела, и даже очень, призналась сама себе девушка, вспоминая злосчастную поездку. А ведь он хотел, чтобы она научила его водить машину…
Аленса тяжело вздохнула, смахнув со щек проступившие слёзы, и вдруг вспомнила последние слова Ирона, которые тот произнёс прежде, чем уехать.
"Держись подальше от Беллора. Даже не вспоминай о нём, если хочешь остаться в живых»…
Почему он это сказал? При чём здесь вообще Беллор, если…
И тут у Аленсы похолодело в груди, и сердце забилось, как сумасшедшее. Нигар слышал!!! Слышал её разговор с Эммой, там, за дверью!!! Ну, конечно же! Это ведь не люди, у них слух вообще не такой! Какая же она дура!!! — Аленса несчастно всхлипнула и зажмурилась, от бессилия прикусив губу. — А Ирон, видимо понял… Или Нигар ему сказал… Так вот, почему Нигар больше не появляется… Ангелы ведь такие гордые… И злопамятные. Они ни за что не станут навязываться, если их отвергают. Аленса ещё плохо их изучила, но то, что у ангелов больное самолюбие, и они не терпят пренебрежение к своей персоне, поняла сразу. Теперь Нигар не придёт. Ниже его достоинства возиться с дурной человечкой, если та предпочитает его брата. А ведь Аленса сказала так, чтобы Эмма отвязалась. Просто вырвалось в пылу спора, когда не хватило других аргументов. Получается, Аленса сама виновата в том, что произошло?.. Нигар разозлился, и это толкнуло его в объятия её подружек? Хотел наказать? Отомстить? Причинить боль?.. А потом ушёл, не сказав ни слова, тем самым дав понять, что она для него никто, просто пустое место…
Осознание того, что она натворила, накрыло Аленсу бетонной плитой, и напрочь выбило из лёгких воздух. Девушка шатаясь, добралась до кровати и рухнула на неё, не в состоянии даже дышать. Свернувшись клубочком, поджав под себя ледяные ноги, она долго лежала, бессмысленно пялясь в пространство и не понимая, почему так больно. Почему больше не хочется жить, дышать, и невозможно ни о чём думать. Даже в первые дни, попав в эту ловушку, Аленса не чувствовала себя настолько несчастной. Она злилась, возмущалась, боролась по мере сил, плакала, но всё равно не падала духом. А тут, словно потеряла опору под ногами. Заблудилась в темноте и не видела больше выхода. Горечь от невыплаканных слёз раздирала сердце, разум застилал туман, хотелось раствориться в темноте, и забыть обо всём на свете…
***
Не смотря на данное себе слово больше не приближаться к дурной человечке, Нигар несколько раз всё же навещал её, вырастая молчаливым призраком возле её кровати, в час, когда землю окутывала плотная мгла ночи. Аленса спала, не чувствуя его присутствия, не ощущая направленного на себя задумчивого взгляда фиалковых глаз.
Нигар и сам не понимал, почему его так тянет к этой маленькой, хрупкой человечке, которую и красивой–то нельзя было назвать. Нежные черты лица, брови вразлёт, чуть вздёрнутый, аккуратный носик, пухлые губки, напоминающие бутон распускающейся розы, большие голубые глаза, опушённые длинными ресницами, розовые щёчки. Ну да, симпатичная, милая, но не больше. Пользуясь тем, что девушка спала, Нигар беззастенчиво рассматривал каждую чёрточку, любуясь тем, какой беззащитной и трогательной выглядит Аленса, пребывая во власти неги. Её чёрные, шёлковые волосы разметались по подушке, чуть прикрывая худенькие плечи. В свете луны они казались чёрным серебром, и Нигару так и хотелось пропустить послушные локоны сквозь пальцы, чтобы ощутить их мягкость и вдохнуть их запах. Аленса пахла по особому. Цветами и полынью, рекой и скошенной травой, свежим ветром и незабудками… А ещё чем–то родным, далёким, забытым… Совсем чуть–чуть… Почти неуловимо… Тем, что бередило душу и вызывало внутри щемящие чувство нежности и странной тоски… Аленсу хотелось обнять, впитать в себя её запах, раствориться в нежности наивных голубых глаз. Хотелось зарыться пальцами в шёлк волос и целовать, целовать до бесконечности мягкие губы, тело, каждую клеточку. Никогда ещё обычная человечка не вызывала у ангела такого острого желания прикоснуться. Никогда он не чувствовал почти неконтролируемой потребности забрать, присвоить, спрятать от всего мира чуждое ему существо. Нигар понимал, что это ненормально, и останавливал себя. Не хотел общаться с Аленсой, не хотел ещё больше привязываться к той, что беззастенчиво вторглась в его душу, а потом растоптала её, грубо вернув с небес на землю. Он навсегда запомнил её слова про Белла, и злился каждый раз вспоминая об этом. Нигар понял, что действительно заигрался, когда почувствовал, что начинает ненавидеть брата в такие минуты. Ярость, обида, злость, буквально захлестывали ангела, пробуждая в нём самые худшие, тёмные инстинкты и напрочь отключая мозг. Так не могло больше продолжаться, поэтому Нигар и пошёл на риск, предложив Беллору изменить положение слишком разнежившихся, обнаглевших от безнаказанности самок, и заставить их платить за те блага, что они получают. Мужчины тоже имели право на частичку тепла, хотя бы за то, что во всём угождали, лелеяли и баловали своих дам, а так же растили их потомство, не забывая при этом работать и заботиться о благосостоянии и безопасности всего клана. Нигар надеялся, что как только у него появится шанс заиметь нормальную самку, мысли о человечке сами собой выветрятся из головы, а навязчивое желание прикоснуться к ней, покажется мимолётным и глупым наваждением, не достойным того, чтобы о нём вспоминать.
Поэтому Нигар делал всё, чтобы ему некогда было думать об Аленсе, посвящая всё свободное время другим, более насущным делам. Каждое утро он пропадал с Табрисом на побережье холодного моря, и учился, учился, учился… Табрис оказался талантливым наставником, а Нигар — прилежным учеником. Привыкший тщательно и планомерно впитывать любую новую информацию, и обладающий завидным упрямством в достижении своей цели, Нигар не пропускал ни одного слова, ни одного замечания и тренировался до изнеможения. За две недели Табрис ни разу не позволил ему взлететь. Они оттачивали технику на берегу, разрабатывая крылья и мышцы, изучая движение ветра и восходящих потоков. Табрис притащил с собой разного веса гири и привязав их на раскрытые крылья Нигара, заставлял того стоять так по нескольку часов подряд. Затем привязывал ученика за огромную ветку дерева вниз головой и вновь вешал на крылья гири. Нигар шипел от боли, морщился, но покорно держал крылья ровно, пока суставы не начинали потрескивать от напряжения. Во время подобных экзекуций Табрис не прекращал обучение, рассказывая о том, как и в какой последовательности, следует работать теми, или иными перьями при определённых условиях.
Сегодня Табрис усложнил задачу и заставил Нигара бегать по песку с гирями на крыльях, держа те полностью развёрнутыми. Потом проверил, как усвоил Нигар теорию и удовлетворённо кивнув, взял верёвку и привязал ноги ученика к большому валуну, валявшемуся на песке.
— Не хочу, чтобы ты улетел с непривычки, — пояснил он свои действия. — Теперь давай, попробуй оторваться от земли и зависнуть горизонтально. Помни, о чём мы с тобой говорили. Нижние перья работают плавно, к себе, словно подгребают под себя воздушный поток. Сделай
