личном фронте, я окончательно переехал к Маше и к ее родителям, но момент переезд был комичным...
Мы тогда праздновали двадцать третье февраля и хоть никто из нас и не служил в армии, но этому празднику мы всегда отдавались с полной выкладкой. Я был с Машей плюс еще человек двадцать любителей излить свою душу под горячительное. И конечно же все напились, а потом гуляли, а мы с Машей постоянно целовались, но при этом я наблюдал за Катей и мечтал увидеть в её глазах хоть капельку ревности, но так и не увидел.
- Ну что ж Кать, пусть будет так, насильно мил не будешь... - Подумал я про себя и поехал провожать Машу.
По дороге мы с ней еще выпили и к моменту, когда наконец-то оказались у дверей её квартиры, были уже окончательно разгорячённые, тогда-то я и оказался впервые дома у Маши. Её родители уже давно спали и мы, сильно покачиваясь, нельзя сказать, что бесшумно, я свернул какую-то этажерку и она предательски и с грохотом, рухнула на пол, вползли в ее комнату. Ночь была прекрасной и безумно страстной, и на утро, несмотря на дикую головную боль, я чувствовал себя совершенно влюбленным. Маша еще спала, когда мне срочно приспичило и я, крайне плохо соображающий, но совершенно уверенный в том, что ещё глухая ночь и все спят, отправился, в одних трусах, в туалет. Подойдя к заветной двери, я, боковым зрением, увидел на кухне свет и повернувшись к нему своим помятым лицом оказался лоб в лоб перед папой Маши, Чаркиным Альбертом Серафимовичем.
- Здрасьте - Почти заикаясь, промямлил я.
- Привет, Денис.- Ответил мне Машин папа и засмеялся - Иди, иди, терпеть вредно...
Вот так и произошло мое первое знакомство с будущим тестем.
Через пару недель я уже жил с ними и у меня сложились прекрасные и очень доверительные отношения с Машиными родителями. Альберт Серафимович был высоким и очень крепким человеком, ведь он был скульптором и постоянно имел дело с камнем, но характер у него был достаточно мягкий, во всяком случаи внутри семьи и веселый. Вставал рано, в районе шести утра, и налив себе большую кружку чая, садился в свое кресло, брал пачку бумаги, острый карандаш и эскизировал, обдумывая очередной памятник. Он безумно любил Машу и свою жену, Галину Ивановну. Она была небольшого роста, с черными кудряшками и глубокими морщинками у глаз, которые говорили о её любви к смеху, правда больше всего, она любила по-говорить, и ладно бы вечером, когда спешить уже некуда, но ведь ее прорывало и с утра и тогда я знал, что первая лекция в институте пройдет без меня, на вторую бы успеть! Возможно, эта неподдельная любовь к словоблудию, была связана с тем, что, Галина Ивановна, всю свою жизнь проработала домохозяйкой, правда благодаря этому в доме всегда царила чистота и было много вкусной, домашней еды. Ещё у Маши была родная, старшая сестра, Аня, и она была замужем за художником, Дмитрием Пахомовым. И вот, в последний день зимы, они пригласили нас к себе в гости, в свою творческую мастерскую на Печатников, так сказать, в продолжение семейного знакомства. Мы с Машей радостно приняли приглашение и в нужный час прибыли к ним.
Мастерская состояла из нескольких больших и светлых помещений, ведь ребята в ней и жили, а все стены были завешаны картинами хозяина. Что я могу о них сказать? Сочно и со вкусом! Такие, своего рода, "Митьки", тогда чрезвычайно популярные, но исполненные гораздо профессиональнее и концептуальнее, умнее что-ли. Слоники, шуты в разноцветных колпаках, озера с идеальным отражением - всё это было каким-то тревожно-кричащим и, казалось, жило свою неповторимую и самостоятельную жизнь, лишь частично допуская до неё своего зрителя. В общем настоящее современное искусство в самом хорошем смысле этого слова. Дима, ты молодец! Потом был праздничный ужин и долгая ночная беседа в густом табачном дыму, под тихий джаз и дорогой виски. Утром, нас с Машей, разбудила не на шутку испуганная Аня.
- Ребята, Влада Листьева убили!
Помню, какое на всех произвело неизгладимое впечатление это страшное, возможно даже роковое для всей страны, событие, ведь Влад был невероятно популярен и всеми любим, а его "Взгляд" смотрели все думающие люди, а тогда таких было большинство. Я мгновенно вспомнил свои первые зимние каникулы, дом творчества "Театральный" и тех, на всю голову отмороженных бандитов, которых мы развлекали, только нас они отпустили, а Листьева, нет... И сразу же стало так тоскливо и безнадежно на душе! Мы пережили такую страшную войну и не просто пережили - мы победили в ней... Мы уцелели во времена этих чертовых репрессий, когда ссылали, а там чаще всего убивали лучших из нас, самых лучших и вот опять, такое страшное повторение, только сейчас уже никто никого и никуда не ссылает, а тупо убивает на улице, и всё, но опять самых лучших - страшно...
Во истину говорят: "История развивается по спирали!"
Пришла весна! Постоянная "борьба" с архитектурой и с руководителем, сменялась приятными, уже почти семейными, утехами. Весь год мы слушали массу разных лекций, их было много, но все они были в радиусе моего понимания, лишь одна из них, самая страшная - Вышка, та самая высшая математика, эпюры и все такое, была для меня недосягаема, от слова совсем. Боже, я арифметику та долго не мог понять, а тут, что-то уже совсем запредельное. Я ровным счетом ничего не понимал, но вдруг, на удивление самому себе, мне так дико захотелось сдать именно этот экзамен на "отлично". Я рассказал об этом Старому, а тот в свою очередь предложил пожить у него в общаге и как следует подготовиться, я радостно согласился…
Продолжение следует...
