- Вона, как заливается. Чисто соловей! - Иван Никифорович протёр клетчатым платком потную лысину и улыбнулся.
Лоснящиеся щеки слегка дрогнули, заплывшие жиром глазки цвета болотной тины подслеповато прищурились.
- Она по-своему ничего... Грациозна. Ножкой-то какие кренделя выписывает. И звук до печёнок пробирает. Ах, чаровница! Животик блестит, словно сахарный…
У Ивана Никифоровича вдруг пересохло в горле, по лицу разлилось жгучее тепло, ноги задрожали от волнения, пропуская предательскую волну томной жажды. Он попытался сглотнуть искушение и трижды перекрестился.
– Ванька, завтракать! Где тебя черти носят! - раздался раздраженный женский голос.
Иван Никифорович вздрогнул, засуетился и сконфуженно забормотал:
- Иду, маман.
Он бросил вожделенный взгляд на пруд, в котором беззаботно квакали лягушки, и незаметно махнул ладошкой самой толстой, восседающей на камне…
