момент, когда ты будешь или очень рад или напуган, или печален, или в меланхолии…
Волак считает, что это предрасположенность людей, ну вот у кого-то есть способности к рисованию, у кого-то к математике, а кто-то просто более чувствителен и в минуты эмоциональных порывов приближается к миру посмертия. И это забавно, потому что в самом посмертии нет эмоций. Последняя эмоция для души, это, как правило, шок от разрыва с телом. И всё, пусто!
Во всяком случае, так мы думаем.
– Что? – Руби растерялась от моего вопроса. И тут же возмутилась: – я нормальная!
– Я и не говорю что с вами что-то не так, – заверила я, – но ответьте на вопрос, пожалуйста.
– Нет! – Руби всё ещё была возмущена, – я никогда ничего не видела. Ну до тех пор. А теперь вижу постоянно.
Конечно, она могла не помнить, что в детстве были подобные явления. Конечно, она могла и не заметить их, да и в детстве дети как-то быстрее и проще адаптируются к тому, что есть то, чего не видят другие. Но слишком много неувязок!
– Эти тени производят звуки? Например, скрежеты, вздохи или, быть может, шум шагов?– следующий вопрос был уже с подвохом. призраки могут воздействовать на предметы, могут заставлять скрежетать люстры, производить скрежет, царапать по зеркалу – действовать на нервы тем или иным способом.
Но есть то, чего они делать не могут. Шагать со звуком. Даже если призрак старательно вышагивает по лестнице, звуков не будет.
– Шаги! – подтвердила Руби мои подозрения. – Они шагают, кажется. Мне всё время кажется, что за дверью спальни кто-то ходит ночами.
Я кивнула. Тут же на пороге комнаты появился встревоженный Волак. Его собственные шаги я услышала давно, его тяжелую поступь трудно было не услышать в принципе. Но Руби это как-то удалось. Погружённая в себя, она вздрогнула и тихо вскрикнула, увидев его. И только осознав, что это не призрак, вымученно улыбнулась.
– Мы осмотримся, вы не против? – спросил Волак, едва заметно кивнув мне. Наверное, он пришёл к тому же выводу что и я.
Том, стоявший за его спиной, проблеял что-то насчёт того, что не возражает.
***
Осмотр мы проводили слаженно, на совесть. Я даже не поленилась достать фонарик, чтобы получше осмотреть потолок на предмет трещин. Как-то странно, но именно потолки выдают присутствие неупокоенной активности. Трещины, сколы, чернота, на которую нет никаких видимых причин – это всё наши знаки.
Но здесь чисто.
На моё счастье, Волак как-то сплавил Руби и Тома в кухню, чтобы те не мешали нам оглядеть жилище. Ну и хорошо, не выношу, когда живые ходят за мной по пятам, смотрят, как я работаю и задают вопросы, мол, чего это вы тут делаете и как это вам поможет зафиксировать призрака?
– У неё призраки шагают, – шёпотом оповестила я.
Волак кивнул:
– У этого тоже.
Мы посмотрели друг на друга.
– И чего мы тут делаем? – поинтересовалась я уже не шёпотом. – Ты же понимаешь, что это не призраки. Призраки так себя не ведут.
– Известные нам призраки, – поправил Волак. – Ты не знаешь что они могут, вернее, что ещё могут.
– Мы по известным и ходим, – я обозлилась, – Волак, я в посмертие не полезу общаться чёрт знает с чем или кем!
Мы уже говорили в голос. Плевать на живых, тут вопрос стоит уже по-другому. Это вопрос компетенции: и моей, и Агентства.
– Здесь нет симптомов, – заговорила я тише, Волак всё также молчал, раздумывал, – здесь чистые потолки, краны не капают, цветы не вянут, по стенам нет следов, нет никакого основания для вмешательства. Я даже…нет, не чувствую.
На мгновение я прикрыла глаза, проверяя внутреннюю тревогу. Всё тихо. Были бы призраки, я бы почуяла. Я с детства чуяла.
– Я тоже не чувствую, – неохотно признал Волак, – я пытался звать посмертие. Здесь есть призрак, но это призрак какого-то животного. Я бы сказал, что собаки.
Силён! Я собаку не чуяла. Конечно, если бы у меня был бы интерес поймать именно призрак животного, я бы увидела. Но я искала фигуры, похожие на людские.
– Тогда пошли отсюда! – предложила я, выключая фонарик. – Скажи этим психам, что призраков тут нет, и…
Слова застряли у меня в горле. Издеваясь надо мной, не меньше, из стены отлепилась чернота, и мгновенно обрела человеческую форму. Да, весьма и весьма условную, без возможности различить лица или особенностей, даже пол сказать было невозможно, но это произошло.
Волак обернулся и мгновенно отскочил ко мне. Его самообладание было велико и он среагировал очень быстро.
– Вы нас видите? – спросил Волак, обращаясь к явленной тени. – Слышите?
Тень склонила чёрную голову набок, точно изучала нас. Я почувствовала как холодок шевелится в желудке, переворачивается внутри меня змеёй… за спиной Волака, конечно, легко было бы спрятаться, но чернота, вышедшая из стены, приковала меня одним присутствием к месту.
– Вы умерший? – спросил Волак. Он, похоже, не терял надежды на то, что призрак, если это, конечно, призрак, пойдёт на контакт с ним.
Вместо ответа тёмная фигура протянула вперёд руку, длинную и чёрную, неотличимую прежде от тела, и погрозила в ледяном молчании пальцем.
– Это угроза? Чем вам… – Волак был плохим, но упорным переговорщиком. Я бы уже сдалась. Я бы сразу сдалась, но он продолжал допытываться.
Палец тени красноречиво застыл, и Волак, догадавшись, примолк.
Фигура, убедившись, что мы её понимаем, показала пальцем на Волака, потом на меня (и я пожалела, что не нырнула за спину Волака когда была возможность) и затем перевела палец на дверь.
Получилось: ты и ты – вон!
– Я бы его послушала, – прошелестела я. Во рту было непривычно сухо и как-то жарко. – Идём.
Тень повторила свой жест. Волак, напряжённо глядевший на фигуру, к моему величайшему облегчению, кивнул и пошёл, не сводя взгляда с тени, к дверям. Я на фигуру не обернулась до самой двери. Она продолжала стоять, когда я вываливалась за порог.
– Ну что? – Руби и Том, про которых лично я уже забыла, смотрели на нас с надеждой. Самое отвратительное чувство – знание, что на тебя рассчитывают. Даже если это всего лишь живые, которых ты сегодня впервые увидела.
– А...всё хорошо, – теперь уже я неубедительно блеяла, и Волак, возникший за мной, красноречия мне не прибавил. Он только мотнул головой и пошёл прочь из жилища.
– Стойте! Что же у нас? Что делать? – они сыпали вопросами, спешили за нами, а мы покидали чертовски длинный коридор, рвались к спасению. И, похоже, вовремя. К тому моменту, как мы перескочили последнюю дверь, тёмная фигура уже возникла за спинами Тома и Руби, которые ещё не подозревали о том, что мы их оставляем.
Дверь захлопнулась за нашими спинами то ли в порыве чьего-то ускорения, то ли в бешенстве, то ли в защите.
Мы скатились со ступенек, при этом я умудрилась запнуться, но всё-таки устоять и побежали, напрочь забыв про машину, в сторону от дома.
Мы, знавшие смерть, видевшие призраков лицом к лицу, испугались.
***
– Допустим, они нам не открыли, – Волак заговорил неожиданно и совсем не о том, чего я ждала.
Мы устроились в парке. Да, сновали люди, и сидеть под солнцем было не очень приятно, но под укрытие деревьев, в тени, мы бы сейчас явно не сунулись.
Волак вуже обдумывал отчётную позицию по нашему бесславному выезду. Я же пила воду из бутылки и пыталась понять, что же меня напугало? Я видела призраков, да боже мой, я всю жизнь их вижу, и готова спорить, что если сейчас я успокою сознание и нырну даже на край посмертия, я увижу и в парке не один десяток!
И среди этих призраков, что были со мной и вокруг, я видела и тех, кто ужасно сохранился, и тех, кто запомнил своё тело в изуродованном виде и перенял свой облик из последней памяти. на меня нападали эти несчастные, и имели при этом самые разные обличья.
Так почему я испугалась сейчас? А потому, что это был не призрак. Это было что-то более мощное, более страшное, и непостижимое. А ещё – разумное. Оно предложило нам уйти. Не тронуло! Почему?
– Ты переживаешь про отчёт? – спросила я, устав мучиться от вопросов. – Только об этом? а то, что мы видели?..
– Мы ничего не видели, – строго предостерёг Волак, – запомни это. Они нам не открыли. Уверен, что завтра или послезавтра, мы услышим про них в газетах. И услышим явно нехорошее. Пропажа или…
Он недоговорил. Но тут и ослу понятно, что фигура, выходящая в вашей квартире из стены, и выгоняющая гостей, к вам не на пиццу пришла! Так что да – скорее всего, услышим.
– Мы остались, Ниса, остались живыми, – напомнил Волак. Видимо, себя он оправдал этим. – Мы не пострадали, и будем исходить из этого. Помочь мы не могли. Там не призрак. Там… иное. Что именно – не знаю. Но это существо есть на свете.
– Оно нас пожалело.
– Пожалело, отпустило, – Волак пожал плечами, – плевать. Мы не полезли бы в драку. Мы даже не знаем с чем имеем дело.
– Именно! – я вскочила. Бешенство, пришедшее на смену страху,
