Очерки командира ССО. Часть 1. Казаки выходят на связь.

Очерки командира ССО.
Часть 1. Казаки выходят на связь.
Вообще-то, ССО – это не то, что вы подумали, а Студенческий Строительный Отряд.
Речь пойдёт о 70-х годах – золотом времени Советского Союза, когда, казалось бы, народ, наконец-то, зажил богато и счастливо, а весь остальной мир нас уважал и боялся. Боялись те, кто побогаче и поумней, а уважали недоразвитые страны, заявившие о симпатиях к социализму и получавшие за это на халяву безвозвратные кредиты, продовольствие, атомные станции-плотины и военную помощь.
Но основной массе населения в СССР жить все равно было как-то стрёмно (хотя мы тогда об этом не подозревали), в смысле, бедновато: надвигался тотальный дефицит всего самого необходимого, в том числе продуктов пропитания. Но, не подозревая о теоретическом существовании лучшей жизни, народ довольствовался тем, что давали ему партия и правительство и продолжал гордится всякими липовыми и реальными достижениями в области космоса, балета, а также разбуханием могучей Советской Армии (оба слова обязательно с большой буквы).
Студенты, как часть этого самого народа, готовились прорваться через зачёты и экзамены в многомиллионное сонмище бездельников с высшим образованием, чтобы затем спокойно протирать штаны в каком-нибудь секретном НИИ за символическую зарплату. Но для этого надо было тоже как-то выживать – не у всех родители могли 5 лет содержать своего отпрыска до получения долгожданной зарплаты в 130-140 рублей.
Вот и ваш покорный слуга вращался в то время в этой академической среде, получая от государства стипендию в 40 рублей (но это, если хорошо сдашь сессию) и незначительные пожертвования от родной бабушки-заслуженного пенсионера. А жить хотелось с размахом – в 20-то лет! Вариантов с продажей наркоты и телефонного мошенничества мы тогда не знали, поэтому многим моим собратьям приходилось подрабатывать летом, чтобы прожить зиму. Вот так я попал в ССО.
И не просто попал, а приятели сагитировали меня обозначить себя командиром отряда из 10 бойцов. Дело в том, что я к тому времени имел опыт армейской (вернее, флотской) службы и всем казалось, что этого было вполне достаточно для руководства бригадой по сооружению линии телефонной связи в одном из южных районов нашей Великой Родины. А оказалось, что – нет!
Ни я сам и никто из 10 связистов-добровольцев никогда не имели дела ни с каким строительством вообще, а уж тем более с технически довольно сложным возведением многокилометровой столбовой проводной телефонной связи с разводкой по нескольким населённым пунктам. Но нет таких высот, каких бы не брали большевики.
Институтские комитеты оформили нас в отряд, задокументировали протоколами кому быть командиром (это я) и комиссаром (без комиссара в СССР было нельзя), одного из нас назначили медиком и выдали санитарную сумку, снабдили лейблами с брендом «ССО» и с названием отряда («Связист-4») и отправили на учёбу в центр телефонного образования соответствующего треста. Там с нами провели несколько эрзац-занятий по основам профессии связиста, выдали «кошки», чтобы лазить по столбам и удостоверение об окончании спец-курсов. Всё! А практики у нас не было никакой…
Погрузились в поезд и помчались до ближайшей к месту назначения станции. Немного географии: дело происходило в одном из южных регионов России, населённый, по преимуществу, бывшими казаками бывшей Области Войска Донского. Как ни удивительно, но нас там ждали: к поезду прибыл какой-то из местных мелких начальников и комсомолец из областного штаба ССО. Отвезли нас на базу районного узла треста «Связьстрой», где мы ещё раз прослушали лекцию по технике безопасности, после чего началась погрузка в два бортовых «Газона» себя и оборудования с инструментами. В число последних входили, в том числе, забавные термитные спички для сварки стального провода в специальной обжимке, разные кусачки-пассатижи, рукавицы-спецодежда и нарядный флаг стройотряда голубого цвета с нашим названием – «Связист-4». Всё это и наш личный состав в количестве 10 бойцов во главе со мной, влезли в один «Газон», во втором были навалены бухты провода, ящики с изоляторами, гвозди-болты-шурупы и прочая хрень.
Ехали по голой степи часа два-три, любуясь безрадостным почти безлесым и безкустным пейзажем. С нами – но в кабине с шофёром - присутствовал ответственный от штаба комсомолец с волевым и патриотическим лицом. Ещё засветло добрались до центральной усадьбы совхоза с каким-то дежурным названием: то ли «Заветы Ильича», то ли «50 лет СССР». Нас ждали и здесь.
Житьё нам определили в одном из помещений на зерновом току, где уже стояли солдатские койки с матрасами, подушками-одеялами и казённым постельным бельём. Тут же без лишней волокиты совхозный учётчик выдал мне под расписку пачку талонов на всех для пропитания в местной столовой. После короткого знакомства с директором совхоза и его замом по политической работе, вернее, парторгом (была такая должность на всех советских предприятиях), сопровождавший нас комсомолец из штаба уехал обратно на наших грузовиках, а мы – бойцы стройотряда – завалились спать и ждать утра.
Назавтра из райцентра прибыл наш боевой «БКМ» – буро-крановая машина на базе ГАЗ-66 с молодым разбитным (ну очень разбитным) шофером, который заодно доставил нам мастера с необходимым пакетом документов – сметы, чертежи, схемы, графики… Шофёр Вовчик жил с нами постоянно, эпизодически отъезжая на день-два в родной райцентр помыться-постираться и привезти нам всяких вкусняшек «из центра». Мастер – тоже молодой малый, выпускник техникума, наоборот, навещал нас наездами глянуть что да как. Он тоже по неопытности не совсем и не всегда соображал, как нам выпутаться из той или иной ситуации, но все равно считался нашим начальником по технической части.
Здесь требуется немного пояснить для несведущих штатских: БКМ – это навесное оборудование на ГАЗ-66, предназначенное для сверления в грунте дырок диаметром с полметра под телеграфные столбы и неким подобием подъёмного крана с лебёдкой, чтоб засовывать столбы в эти дырки. Там же в кузове оборудовано место для оператора всей этой системы (он же шофер ГАЗона) и две лавки для обслуживающего персонала в лице монтажников. Здесь же перевозится хирургический инструмент: ломы, лопаты, кувалда и т.д.
Объехали с мастером будущую трассу, сверяясь со схемой. Пришлось убедится в неполном, мягко говоря, соответствии конторских чертежей реальной местности: рытвины, ухабы и колдобины сменялись овражками и осыпями с промоинами. Грунт везде – песок с глиной. Дорог, естественно, никаких, только направления.
Смысл всей операции заключался в следующем. Нужно было «запитаться» от узлового анкерного столба-распределителя на «столбовой» грейдерной дороге (от одного райцентра к другому), протянуть линию километров в 8 до центральной усадьбы нашего совхоза, а оттуда ещё к трём окрестным хуторам – отделениям совхоза. Ну, и раскинуть по главному хутору несколько местных линий к главным специалистам и по основным производственным участкам. Всего и делов. Предполагалось управиться месяца за полтора, но не на тех нарвались: заранее скажу, что мы не осилили этот объект и за три месяца, вернувшись в институт аж к 1 октября.
Для справки: станица отличается от хутора тем, что в ней имеется церковь, а на хуторе нет. Наш хутор по размеру был весьма приличный, дворов на 150, но церковь не имел (а вернее всего, её в 30-х комсомольцы-богоборцы разорили), поэтому он так и остался всего лишь хутором. Это как в России: есть церковь (храм) – это село, нету – тогда считай деревня.
Вдоль предполагаемых трасс уже были навалены кучами столбы зеленоватого (от пропитки) цвета, лесовозы продолжали их подвозить. Страшно представить, сколько их было – а мы в итоге почти все воткнули в землю, не успев только полностью раскинуть провода – если считать по 50 метров пролета между соседними столбами, то получится на километр уже штук двадцать, а на всё про всё, наверное, уже 500! Сгубили целый лес. Неподалёку от нашего стойбища заботливое начальство заранее навалило кучи траверс – так называются деревянные и тоже зеленоватые от пропитки поперечины на столбах, к которым приделываются керамические изоляторы, а уже к ним крепятся провода.
 Межрайонный трест «Связьстрой» готовился по своим планам и своими силами строить эту линию, но тут подвернулся халявный ССО – поэтому основная часть потребного материала уже поджидала нас на месте. Бухты телефонного провода обещали подвезти попозже, чтобы местные сразу не растащили по дворам. Провод, кстати, стальной оцинкованный, диам. 4 мм – в хозяйстве незаменимая вещь. А оно всё в хозяйстве незаменимо, особенно, стащенное у государства.
Немного о самом населённом пункте и его обитателях. Места казацкие - Всевеликого Войска Донского. Когда-то. А в нашу бытность резала глаз всеобщая бедность, вернее, скудность самих домишек этих бывших казаков: в основном, это были простые небольшие мазанки, крытые речным камышом, который местные называли «чакан». И редко у кого домики были крыты железом – наверное, только у начальства. Дома разбросаны по хутору не то, чтобы хаотично, но на довольно приличных расстояниях друг от друга – может, по соображениям пожарной безопасности. Ведь тогда ближайшая пожарная часть была у них в большой станице километров за 30 и дождаться её было нереально. Да и сообщить о происшествии тоже было не всегда возможно: связи не было. Вернее, стояла столбовая однопроводная линия от райцентра ещё с 1937 года (чтоб объявление войны не прозевать) на давно сгнивших столбах, она же несла на себе и проводное радио, но только до правления совхоза, а вот с хуторами можно было общаться только как во времена хана Батыя – конным нарочным.
Нам, приехавшим сюда из центральной России, где тоже по сёлам в те времена насчёт зажиточности было не разбежаться, и то местные условия показались уж чересчур бедными. Но народ все равно оставался боевым – по их рассказам, то есть, казацкое прошлое пёрло из местных, как говориться, изо всех щелей. На конях с шашками они не скакали, но многие похаживали в синих штанах с лампасами и в синих картузах с красным околышем.
Окончательно хребет казачеству сломал тов. Сталин еще в начале 30-х при раскулачивании и массовых высылках, правда, «расказачивание», причём зверскими методами», начали ещё до него в начале 20-х граждане Каменев, Зиновьев и прочие Антоновы-Овсеенки. В Великую Отечественную, когда припёрло, Сталин опомнился насчёт казаков и начал позволять им некоторые вольности, но позже все равно их придушили. Отсюда и повальная нищета, превышающая среднестатистический по стране уровень.
Ну, и снабжение этих регионов шло по последнему списку. Местный лабаз-сельпо был один-единственный и работал по сложному графику, разработанному в голове его хозяйки-продавщицы и бывало, он не открывался по целым суткам. Но у черной стороны (Инь) всегда есть белая (Янь) – это муж хозяйки, он же кум Димитрий, который за небольшую доплату мог отпустить водки в любую минуту дня и ночи, стоило только постучать ему в ставеньки. Ассортимент «сельпа» был примерно таков: из харчей – соль и сахар, засохшие пряники,