И как вообще, скажи на милость, ты намеревался быть другом Этим Людям, в Подобной Ситуации? Неужто надеялся уговорить бандитов упасть на собственные ножи?.."
Из-за спины Аханы, из той самой точки где намертво застрял взгляд Холта, вышагивает чудовищных размеров зверь сотканный из крови и темноты. Гротескного вида пантера обходит мальчишку, медленно изгибая огромную шею, направляя клыкастую морду прямо к девушке, наблюдавшей видения бестелесным призраком. Два рубина глаз вонзаются взором в самую сердцевину её существа, которая отчаянно сжимается, съёживается где-то в груди.
"А ты... тебя вообще нет в этом воспоминании. Забирай мальчишку и уходи. Вам всем пора осознать — от себя не сбежишь."
***
Спустя время я должен признать, что преисполнен постыдной зависти, перед крепостью духа синелицей девчонки... Пока всё сотрясалось и клокотало внутри, крохотный тигровый плавничок вынырнувший из лужиц крови будто бы вытащил меня за какую-то тонкую, болезненную струну сердца. Пока мои мысли метались в поисках слов для объяснений, эта девушка заливалась штормовой рябью дрожи и ужаса, продолжала попытки успокоить меня. Успокоить Меня! Тёплые слова приглушённые нервными всхлипами звучали непререкаемой истиной — я теперь не один. Вместе и только вместе, наша группа справится с любыми испытаниями.
И действительно, неловкому молчанию не удаётся повиснуть в воздухе — вот в к нам, к вящему успокоению, возвращается Персиваль, под аккомпанемент скрипучей двери. Там Джимджар издаёт восхищённые ахи и вздохи, наблюдая за мастеровитостью Тенебрис, завершившей работу над инструментами и взявшейся просвечивать тёмный обломок найденного в пещерах клинка розовой жемчужиной, ныне уже сияющей из её нагрудной пластины. Голос механической кошки сообщает гному, но так громко, чтобы странные дребезжащие интонации достигли всех — это орудие создана для уничтожения демонов, и способно впитывать кровь или ихор временно усиливаясь, восстанавливая былую потустороннюю мощь, дремлющую в рукояти и наращивая лезвие. Вместе с загадкой лишившись интереса к клинку, хитрая изобретательница отдаёт его Персивалю в обмен на обещание следующей хорошей вещи, которая тому достанется. Приняв подарок, воитель лишь мрачно усмехается делая пробный взмах, вскользь упоминая про личные счёты с демонами. Вот бы ему ещё и подходящего собеседника, дабы выпытать побольше о причинах вражды. Кого-то невозмутимого и беззаботного, вместо сосуда горя и ужаса, вынужденного наблюдать за окружающими лёжа на мокрых тряпках. Тенебрис не слушает воителя, изображая руками колдовские пассы. Если бы она притопнула ногой, я окончательно понял бы, что она просто обезьянничает, однако вместо ехидства на металлическом лице читается задор. Один за другим в механических пальцах материализуются драгоценные камни, те самые, что она прежде вытягивала из собственного тела, наполняя искристой энергией магический щит, ныне проданный в местную лавку за ворох еды. Это уже даже не воровство, а ерунда какая-то.
Сон решительно меня избегает. Словно растревоженный зверь я ворочаюсь на тканевой подстилке, невольно подслушивая разговор Персиваля и Ханаан, устроившихся на тюках. Изредка поглядывая на дверь, воитель рассказывает о любимой книге своей сестры, в которой люди общались столь же высокопарно и архаично как его напарница по дозору. Неловко вышагивая отстранёнными фразочками вокруг столь примечательно темы разговора, они обнаруживают брешь в сотню лет между нашим настоящим и привычной повседневностью зеленоглазой колдуньи. Новость кажется ошарашивающей, но чародейка продолжает говорить, рассказывая об отце, обучавшем её колдовству, о Серых Пустошах и интуитивном понимании языка инферний. Прибавьте к этому провалы в пространстве, вытягивающие девушку из заколдованного дома существующего на совершенно ином плане бытия и тогда разница эпох уже не кажется столь невероятной. Проникнувшись идеей непредсказуемости магических перемещений, Персиваль даже описывает сестру, в надежде, на скорую встречу Агаты с Ханаан.
Хочется рассказать вам и об Аяне, но вопреки неординарности событий минувшего дня, весь вечер она сидит у входа, бессмысленно глядя в одну точку. Пополняя обширный список отсутствующих фрагментов, в разведчице не обнаруживается ещё и отсутствие интереса к окружающим людям, разговорам и даже ко сну. По её словам, она закрыта разумом от любых вещей не относящихся к миссии, но даже Мы как её непосредственная основа никоим образом не волновали девушку пока были в порядке. Она просто сидела, глядела и отвечала словом “Пустота” на пустое, лишнее и постороннее, то есть практически на всё. То, насколько отрешённой она кажется, надёжно останавливает окружающих от дополнительных расспросов, так же как и Персиваля сейчас. Вместо этого он просит очередную участницу отряда оберегать в бою в первую очередь себя, не рисковать и держаться поблизости когда придёт беда. Добропорядочность так просто не вытравить.
Пока человечки шепчутся, Тенебрис успела отгородить для себя укромный уголок, занавесившись тряпками. Механическая кошка стащила туда любые, хоть сколько-нибудь плохо лежавшие и ненужные вещи, вероятно размышляя над очередным инженерным шедевром. Вряд ли из местного хлама, деревяшек и тканей можно было собрать аппарат, что пронзил бы пещерные своды и вытащил нас на поверхность, но если бы ей это всё же удалось я бы не стал задавать вопросов. Когда её окликает Ахана, из-за ширмы раздаётся недовольное шипение и металлический скрип чего-то захлопывающегося. Чуткая девчушка явно мается — ей неловко делиться подробностями чужой жизни, но она быстро сдаётся под напором усатой подруги. Когда эта кошка чует тайну её уже не остановить. Сейчас, она становится самой вежливой и внимательной слушательницей, позволяя жрице пересказывать моё бедное и довольно болезненное, во всех отношениях, прошлое. Рассказ о видении пантеры наталкивает Тенебрис на мысли о чернокнижниках и разнообразных хитрых духах. В её представлении мир переполнен разнообразными странными сущностями, которые так и норовят прикинуться твоими знакомыми, друзьями или богами. Хотя сама она и в богов-то не верит толком, представляя их взаимоотношения со смертными скорее как деловые. В представлении Тенебрис все боги злы или холодны и слишком далеки, чтобы мелкие букашки вроде нас действительно могли полагаться на них. С тем как наши жизни слабо соприкасаются с мирами неких заоблачных демиургов, вера в них кажется блажью выверенному механизму с кошачьей мордой, даже если многие смертные действительно получают мистические способности благодаря своему рачительному служению. Забавно, ничего не скажешь. Настолько забавно, что даже Шуушар выплыл из своей рыбьей спячки и подбирается ближе, слушая о существовании в котором нет места богам и загробной жизни.
Растягивая гласные и забулькивая согласные, рыболюд рассказывает как верил в Матерь Моря. То было в крайней степени нормально, ведь её культ уже очень давно является главенствующим в Слупладопе. В какой-то момент кровожадность собратьев опротивела ему, и тогда он осознал — куатоа поклоняются гневу вместо священного. Кровавые жертвоприношения и жестокие ритуалы оказались барьером, а не решением, стоило только выйти рассудком за пределы обыденной повседневности. Так Шуушар и стал изгоем — в тщетных попытках объяснить собратьям сколь чуткими и мирными могут быть великая Матерь и поклонение ей. Поныне философствующий куатоа желает своему народу познания данной истины, хотя и потерял надежду донести её простыми словами.
Мечтательно блуждая полусферами глаз вдоль потолка, рыболюд рассказывает о Духе Свободных вод в служении которому нашёл свой путь. Божество которое не вмешивается, по крайней мере с тем как Шуушар рассказывает о нём, действительно кажется идеальной компанией для отстранённого существа, мирно созерцающего действительность. Его медлительные рассказы заставляют Ахану воскликнуть, снова выдёргивая из сна моё задрёмывающее сознание. Теперь, узнав её получше, явные нотки узнавания в речи водной эльфийки не кажутся удивительными — почти все её молитвы связывают с водной стихией и её духами. Растрогав и меня и рыболюда до слёз, девушка размышляет о бесконечно прекрасном Завтра в котором больше не останется места для насилия и жестокости. Грузная лапа Шуушара вытягивается вперёд, застывает рядом с плечом Аханы и в растопыренных пальцах оказывается водяная ящерица, радостно прыгающая к своей хозяйке. Удалённые, едва ли не фантомные звуки воды, журчание и плеск, не встречая барьеров окутывают жрицу, так как если бы сам Истишиа стал ближе к ней. Образы Тёмного озера проносятся перед глазами. Дрожащая гладь чёрного стекла заходится мелкой рябью, а в вышине под каменным небом разгорается яркая звезда. Багряный свет устремляется вниз, освещая глубины, отчего озеро кажется плошкой наполнившейся свежей кровью. Возмущение соседствует с потрясением, когда Ахана рассказывает об увиденном, но спокойный куатоа лишь неопределённо кивает, находя в этом послание Истишиа, для неё одной. Мне редко доводилось засыпать под сказки, но если все они такие странные и жуткие, то я даже не знаю почему их рассказывают именно на сон грядущий.
Сегодня меня будит Джимджар — недовольное большеносое лицо оказывается до смешного близко к моему, когда он серьёзно заглядывает в мои медленно разлипающиеся глаза. Смотрю на него серьёзно, жду, а подземный гном не перестаёт потряхивать меня за плечо. В его шуточном шёпоте звучит нешуточная обида, когда он упрекает старину Холта, в краже у мерзких эльфов игральных костей. Точнее, в утаивании их от своего лучшего друга. Не знал, что таковой у меня есть. Заспанно улыбаясь, я поднимаюсь и швыряю ему мешочек, а сам подзываю жестом растревоженного Стуула, проснувшегося пораньше. Его маленькие грибные ручки совсем не приспособлены для удержания горсти мелких предметов, поэтому когда наступает его очередь, я ссыпаю кубики в оловянный бокал и ставлю перед ним, а грибочек радостно опрокидывает его на тканевый тюк перед собой. Хитрый гном пытается нащупать сходство с культистами, духами и тем, что урывками смог услышать прошлым вечером, а может быть и во время разговора Аханы с автоматоном. Не самая благодатная тема для