пламенем ада черными широко открытыми и не моргающими никогда глазами. С миловидным не без излишеств даже красивым лицом и черными бровями. Алыми красивыми губами. Широкоплечий со всеми причитающимися мужчине причиндалами ниже пояса его идеальной фигуры.
У Роны даже захватило ее женское дыхание. Она потеряла свой дар человеческой нелицеприятной вычурной матерной и прочей ругательной речи.
Мужчина стоял, буквально в нескольких шагах от нее. А за его голой полностью до самой его мужской задницы спиной, стояли еще несколько человек или точнее человекоподобных существ. В черной прирощенной к их телам кровоточащей из человеческой кожи одежде. Кто-то был, почти совсем даже голый, как и этот тридцатилетний идеальный по красоте молодой черноволосый красавец.
Все они были сейчас неподвижны и стояли вдалеке за болтающимися с каменного потолка комнаты длинными и спускающимися к самому ее каменному полу цепями. Все они, как и он, этот мужчина красавец, смотрели, именно на нее, Рону Батлер.
Все они появились так неожиданно и внезапно и всем разом вместе с этим голым совратительным искусителем красавцем ублюдком, что Рона даже несколько растерялась и знала, что ей теперь делать.
Рона балдела от обнаженных мужчин, как и положено молодой вполне половозрелой хоть чокнутой на всю голову женщине. Она желала себе мужчину, но те, узнавая ее поближе и все ее задвиги, просто и сразу бросали общаться с Роной Батлер. Все они, пробегали или проходили мимо нее и ее желании, любить и быть любимой. И это ее провоцировало к убийствам других женщин. Особенно самых таких молодых на возрастном взлете. Еще не совершенно взрослых, но уже способных трахаться направо и налево. А живущий внутри Роны Батлер демон не давал ее разуму покоя и самой нормальной человеческой жизни. Подталкивая каждый раз к маниакальной звериной кровожадной охоте на своих будущих жертв.
И самое главное, Рону Батлер так и не могли вычислить и поймать. Точно ее, кто-то берег все время от правосудия и должной положенной кары и возмездия. Похоже, что для такой вот встречи.
***
Он не помнил себя и своей прошлой жизни. Он не помнил, как себя даже звать. И, теперь живя среди бумажных квадратных коробок и пластиковых выброшенных на мусорные помойки на задних дворах городских магазинов, вместе с местными бомжами шарахался от одной помойки до другой. Часто, прогоняемый охраной данных торговых заведений со ступенек Филадельфийских гипермаркетов и маркетов. Изредка, правда, ему бросали под ноги, какой-либо предмет для утоления голода или жажды. Банку или недопитую бутылку кока-колы. Кусок гамбургера или пакет чипсов. Остальное, он находил со своим друзьями по несчастью и помойке в мусорных баках.
- Джонни – проговорил ему новый знакомый бомжара своим с гнилыми зубами шепелявым хриплым пропитым горлом и вонючим ртом, знакомый ему собрат по бутылке и несчастью Фредерик Кроусби - Давай, я буду звать тебя таким именем, раз ты забыл свое, идет?
Он в знак своего горького согласия и в ответ ему, качнул своей абсолютной полностью лысой в зарубцованных глубоких в прошлом шрамах головой.
– Джонни, как вообще, ты оказался среди нас и здесь на этой гребаной городской помойке? - продолжил Фредерик Кроусби - Я не помню, тебя тут с моего первого здесь появления. А я, самый старый здесь в этих захолустьях города и помойках хипстер первопроходец бродяга.
Они сидели вдвоем на металлических пустых перевернутых баках за таким же перед ними стоящим под стол приспособленным баком, где стояла распитая ими полупустая уже бутылка выброшенной на помойку мексиканского фирменного привоза текилы, и еще такая же бутылка найденного там достаточно дорого коньяка Hennessy Ellipse за 10 000 долларов.
Лежали огрызки чизбургеров и гамбургеров только, что ими обоими найденными в этих помойках возле магазинов.
У них сейчас был праздник. Этот Фредерик Кроусби соорудив праздничный стол, присвоил имя своему новому знакомому. И, по этому случаю, сейчас в этот день, была и дорогая выпивка и «шикарная» по меркам бомжей и помойных городских бродяг хипстеров еда.
- Послушай, Джонни – он обратился к нему – Нам следует всегда быть вместе. Так легче и еду добывать для себя и если, что постоять в драках с конкурентами за территории. Ты согласен со мной?
Джонни качнул тому головой.
Видя, весьма на вид колоритную в физическом плане и достаточно сильную, высокую фигуру, Фредерик делал ставку на своего нового объявившегося в городских замусоренных всякой дрянью и хламом узких переулках друга. Просто Фредерику Кроусби не хотелось терять последние в драках за кусок гамбургера зубы с такими же более сильными и здоровыми оппонентами.
- Ну, давай, друг мой Джонни - произнес ему совершенно, пока еще малознакомый и совсем не симпатичный мусорный вонючий бомж с филадельфийских захолустных загаженных разным мусором улиц и переулков Фредерик Кроусби – Бахнем еще по стаканчику за будущую нашу верную дружбу и хорошие отношения.
Глава II. Херувим шкатулки Лемаршана
- Мама, любимая моя мама – произнес одиннадцатилетний Валерий Корсино, призывая, кого-то с другой стороны и из другого мира, умирая от рака на больничной постели в отделении онкологии в мире больных смертников в красной зоне клиники, города Мельбурна в Великобритании - Я иду к тебе, мама - произнес Валерий, последний раз.
И это были его последние мальчишки, лет одиннадцати слова. С ними, он испустил свой безгрешный ангельский небесный дух.
- Он, вообще, чей в нашем списке больных ребенок? – спросил, вдруг главный врач онкологической клиники лет пятидесяти Эдди Ховард Марси в ожидании, что ему обязательно должны ответить.
- Да, впрочем, ничей - ответила его подручная одна из замов и врачей терапевтов сорокалетняя смуглая и черноволосая Варда Роффи - Он поступил к нам уже с последней стадией и сразу был помещен в красную зону нашей больницы.
- Он, что бездомный, что ли? - удивленно и вопросительно, произнес Эдди Марси своим стоящим вблизи его больничным врачам коллегам.
- Валерий Корсино. Он из детского приюта сирот церкви «Святой девы Катарины», что на окарине города в районе Элввуда с самого почти побережья залива Порт-Филлип. Родом и происхождением из Италии. Это то, что нам стало известно и больше ничего о несчастном ребенке - произнесла с другой стороны, стоящая медсестра, роняя свои горькие женские слезы на голубой врачебный рабочий халат Эмма Билз – Нам его, буквально подбросили на порог самой больницы эти церковные полоумные набожные монашки.
- Хороши монашки. И, что за такая церковь, коль так делает и поступает с больным умирающим ребенком? Как можно, было не заметить, что ребенок сильно болен и еле уже живой?! – возмутился Эдди Ховард Марси – Привезли с самой южной окарины города сюда умирать! Что, мы могли, сделать для этого несчастного ребенка?!
- Вы же, сами знаете, док - произнес стоящий за его спиной его помощник хирург онколог Дениел Бричстоун – Кому они в этих приютах сильно нужны. Детишки ребятишки. Без родителей. Брошенки. Монашкам приюта. И то, не всем. Да, и святому пастору церкви отцу Фабио Росси Пасторелли, как видно до них нет дела. Наверное, все уповали на Господа Бога. На помощь всех святых, да не вышло. Видно, когда спохватились, одиннадцатилетнему мальчишке уже было совсем не до детских игр. Вот, и, приперли его сюда в ближайшую городскую больницу с таким чудовищным опозданием в надежде, что тут ему помогут.
- Черт побери, этих всех дураков святош! – он выругался в диком гневе, видя мертвое тело застывшего в неподвижной позе навытяжку в больничной под аппаратами постели лет одиннадцати мальчишку покойника – До такой степени все было запущено, что итальянский парнишка этот и ночи не протянул!
На больничных часах было 03: 14 ночи.
Все было выключено. ЭВЛ с подачей сжатого воздуха в легкие и прочие медицинские электронные приборы.
У Эдди Марси не было просто слов, а выражаться при коллегах, он более грубо не хотел.
Его всего передернуло и его лицо стало беспощадно злым. Синие главного врача глаза забегали по сторонам. И он, развернулся вокруг самого себя, собираясь уходить.
- Подготовьте тело в морг на вскрытие - он произнес стоящим здесь всем подчиненным лично и только ему врачам на последок.
А сам, перед тем, как уйти еще раз произнес – Неужели у мальчишки никого, так и не было на этом белом свете?
- Послушайте, док – произнесла, одна из младших сестер медичек, шестидесятилетняя и, наверное, самая старшая по возрасту из всех здесь работающих врачей Дориана Бофорс – Я видела незадолго до его кончины, тут была одна какая-то молодая на вид женщина и еще…- она, вдруг резко оборвала свою речь и замолчала.
- Продолжайте, Дориана – произнес, внезапно, остановившись, и круто в обратную сторону, повернувшись к медсестре сиделке, главный врач онкологической городской клиники Эдди Ховард Марси - Что за женщина. Как выглядит? И, вы ее знаете, Дориана? Она, вам, представилась?
- Нет, доктор – произнесла, уже другая медсестра, и та, что занималась на ресепшене клиники бумагами, лет тридцати Магда Гройсман – Она назвалась его некой теткой родственницей. Самой единственной, приезжей из Ливерпуля и самой близкой этому ребенку. Она, лила горькие слезы и просила посидеть с умирающим родственником мальчиком, хотя бы недолго. Я из сочувствия к умирающему, ее пустила под свою ответственность.
- Вот как? Значит, он, все-таки, не был совершенно одиноким несчастным ребенком? – произнес Эдди Ховард Марси.
- Лет так на вид, не старше меня, тридцати. Ну, может сорока – произнесла медсестра Магда Гройсман.
– А, как та выглядела? – снова спросил Эдди Марси.
- Да, вполне, нормально, как и все женщины ее возраста – ответила ему Магда Гройсман - Только вот ее глаза.
Медсестра Магда Гройсман замолчала и точно
| Помогли сайту Реклама Праздники |