(Третья часть на основе подлинных событий о первых днях войны...)
Первые часы войны, несмотря на моральную подготовку к ней, вызвали известное замешательство. Нужно было сделать резкий поворот во всей работе, решительно перестроиться на новый военный лад. В эти часы в московских кабинетах вдали от флотов и фронтов ещё не чувствовалось дыхания войны, хотя было уже известно, что на переднем рубеже полыхает пламя ожесточённого столкновения. Все нужные первые приказания отданы. Донесения с флотов поступают в Главный морской штаб и наносятся на карту, анализируются. Командующему хотелось что-то предпринять, но ясности - что именно следует делать немедленно, какие отдать приказания - пока не было.
Бумаги, горой лежавшие на столе от вчерашнего дня, мирного дня, потеряли своё значение. Большинство вопросов теперь будет решаться по-новому, в соответствии с требованиями начавшейся войны.
А теперь снова посмотрим на ситуацию глазами командующего ВМФ, так как эта страница нашей истории не достаточно освещена.
Наркомат работал напряжённо. Связь с флотами действовала бесперебойно. От Либавы до Кронштадта шла война на воде, под водой и в воздухе. С кем бы ни приходилось говорить, первые дни войны все вспоминали с удивительными подробностями по часам и даже минутам. Да, такое не забывается!
Нетрудно представить себе состояние Сталина перед лицом грозных событий, которые, по его расчётам, должны были произойти гораздо позже, возможность которых теперь, в 1941 году, он упорно отрицал, вплоть до самых последних дней. Его состояние передалось тем, кто его окружал, и они не смогли взять в свои руки рычаги управления в первые часы. Эти люди не умели самостоятельно действовать, а умели выполнять лишь волю Сталина, стоящего над ними. Такова трагедия тех часов.
По воспоминаниям главкома ВМФ Н,Г.Кузнецова, он около 10 часов утра 22 июня поехал в Кремль. Решил лично доложить обстановку. Москва безмятежно отдыхала. Как всегда в выходные дни в центре было малолюдно, редкие прохожие выглядели празднично. Лишь одиночные машины, проносившиеся на повышенной скорости, пугали пешеходов тревожными гудками. Столица ещё не знала, что на границах уже полыхает пожар войны и передовые части ведут тяжёлые бои, пытаясь задержать врага.
[left]В Кремле всё выглядело как обычно в выходной день. Часовой у Боровицких ворот, подтянутый и щеголеватый, взял под козырёк и, как всегда, заглянул в машину. Немного сбавив скорость, автомобиль въехал в Кремль. Ничто не говорило о тревоге. Встречная машина, поравнявшись с авто главкома ВМФ, как было принято, остановилась, уступая дорогу. Кругом было тихо и пустынно.
"Наверное, руководство собралось где-то в другом месте, - решил я. - Но почему до сих пор официально не объявлено о войне?
Не застав никого в Кремле, вернулся обратно в наркомат.
- Кто-нибудь звонил? - был мой первый вопрос.
- Нет, никто не звонил." (Из воспоминаний адмирала Н.Г.Кузнецова.)
22 июня в 12 часов дня Советское правительство обратилось к народу с заявлением о вероломном нападении фашистской Германии. О начавшейся войне узнала вся страна. Партия призывала советских людей встать на защиту Родины. Слова заявления звучали сурово и в то же время оптимистически. Наше дело правое, мы победим! Огромная страна поднялась на бой. Тяжёлый и кровавый.
В вечерней сводке, доложенной лично адмиралом Исаковым, отмечалось значительное продвижение противника на Либаву. В остальном всё шло по плану. Полным ходом ставились минные заграждения, проводилась мобилизация, и пока ничего не оставалось, как ожидать полного развёртывания флотов и готовить их для проведения первых боевых операций. Такие операции были предусмотрены ещё в мирное время. Однако, осуществление их и все дальнейшие действия зависели от положения дел на сухопутных фронтах в целом. Командующие впервые почувствовали на деле подчинённую роль Военно-морского флота общим стратегическим планам Генерального штаба.
Главный морской штаб получил последние данные о боевых действиях с флотов. Севастополь уточнил, что сброшены не бомбы, а мины, которыми гитлеровцы рассчитывали закрыть фарватер и от которых в итоге пострадали женщины и дети. Мины были новые - электромагнитные. Немного позднее поступили сведения из Измаила, где находился штаб Дунайской военной флотилии. Там война началась бешеным шквалом огня с румынского берега Дуная. Корабли находились в готовности и сразу ответили не менее сильным огнём. Потерь они не имели. К вечеру выяснилось, что немцы несколько раз бомбили Либаву. Налёты отражались зенитным огнём и истребительной авиацией. На Севере авиация противника с норвежских аэродромов атаковала корабли, аэродромы и другие военные объекты в Кольском заливе.
В штаб позвонил адмирал Головко:
- Разрешите бомбить авиацию противника на аэродромах?
- Разрешаю бомбить аэродромы на норвежской территории, - последовал ответ главкома ВМФ.
Прямых военных действий со стороны Финляндии ещё не велось. Все понимали, что называть её нейтральной стороной конфликта трудно, симпатии её правительства были явно на стороне немецких фашистов. Однако, открывать военные действия против финнов не могли и не хотели.
К исходу 22 июня поступили новые сведения о том, что немцы рвутся к Либаве. Нападать на базу с моря противник не решился, а с суши, как все надеялись, он получит отпор от сухопутных частей Прибалтийского военного округа, чьей задачей было оборонять город и базу.
Было важно, что противник в первый день войны не потопил ни одного нашего корабля.
Правда, в дальнейшем главкому предстояло увидеть воочию и свои упущения, убедиться, что во многом противник всё же упредил нас. Раньше всего это обнаружилось на Балтийском море. К началу войны немцы успели поставить минные заграждения у наших берегов. Их подводные лодки заранее заняли позиции на вероятных путях передвижения наших кораблей.
Очевидно, к началу войны следовало не только привести флоты в высокую готовность, но и осуществить хотя бы частичную мобилизацию и развёртывание боевых сил. Захватчика останавливает и отрезвляет не пассивность другой стороны, а её решимость и готовность к отпору.
Перед нападение немцев штаб Балтийского флота имел сведения о "подозрительных силуэтах" в море. Ограничились тем, что докладывали о них. А что означали эти силуэты, узнали в первые дни войны. Крейсер "Максим Горький" подорвался на заранее поставленных немцами минах. Только отличная выучка и самоотверженность личного состава и умелые действия командира крейсера капитана первого ранга А.Н.Петрова спасли корабль, и он смог вскоре вернуться в строй. Всё могло кончиться более трагично.
"В ту пору у нас обнаружилось немало и других ошибок, - пишет Н.Г.Кузнецов, - так что не станем списывать всё на счёт "неправильной оценки положения Сталиным". Ему - своё, нам - своё. Как бы там ни было, война грянула, и надо было сражаться с врагом, напрягая все силы, всю волю, не щадя жизни".
23 июня стало известно, что премьер-министр Великобритании У.Черчилль заявил о поддержке Советского Союза в войне с Германией. 24 июня Рузвельт выразил готовность Соединённых Штатов Америки предоставить советскому Союзу "всю возможную помощь". Это означало, что мы не одиноки в борьбе против фашизма и что Германии придётся воевать на два фронта, хотя главный её удар явно будет направлен на Восток.
Речь, произнесённая И.В.Сталиным утром 3 июля, произвела большое впечатление своей искренностью и ясностью указаний, как бороться с врагом. Сталин призвал народ к беспощадной священной войне, не обещая скорой и лёгкой победы. Необычно низкий голос, тяжёлое дыхание говорили о его волнении. Все, кто оказался в это время у приёмников или громкоговорителей, с замиранием сердца ловили каждое слово. Призыв к развёртыванию партизанской войны, к созданию народного ополчения и, наконец, определение войны Советского Союза против фашистской Германии и её сателлитов как войны отечественной, всенародной - всё это наполняло сердца уверенностью, что, несмотря на первые неудачи, мы в конце концов победим. И вместе с тем росло чувство тревоги за судьбу Родины: попытка взять в первые дни войны инициативу в свои руки нам не удалась, противник быстро продвигался, немецкая авиация прокладывала путь своим моторизованным частям на Севере к Ленинграду, в центре - к Москве и на юге - к Киеву.
Обсуждая обстановку в Главном морской штабе командование считалось с возможностью высадки морских и воздушных десантов на флангах нашей армии или в районах военно-морских баз. Больше всего опасались активных действий крупных сил немецкого флота на Балтике, высадки десанта на севере, где-нибудь на Кольском полуострове, а в случае успешного продвижения гитлеровцев на юге - крупного воздушного десанта и в Крыму.
В первые дни мы понесли некоторые потери в кораблях и людях. Так, в ночь на 23 июня на Балтике, подорвавшись на мине, серьёзные повреждения получил крейсер "Максим Горький". Немного раньше подорвался и погиб эсминец "Гневный".
Активнее всего против наших баз и кораблей гитлеровцы действовали с воздуха. Однако их налёты большого вреда не причинили. В ответ на ожесточённые воздушные атаки Либавы авиация Балтийского флота в первый же день ударила по Мемелю (Клайпеда). Судя по аэрофотоснимкам, повреждения были нанесены крупные.
Успешно действовала наша авиация и на Чёрном море, нанося удар по Плоешти. Корабли Черноморского флота готовились ударить по Констанце...
Колокола громкого боя, загремевшие на кораблях, подняли моряков на борьбу со смертельным врагом.
Действия немецкого флота против нашего Балтийского фактически начались за несколько дней до войны. Фашистские подводные лодки были высланы на позиции к нашим берегам по меньшей мере за два дня. Уже 21 июня немецкие и финские корабли начали ставить мины на вероятных путях движения советских кораблей в устье Финского залива...
Отдав распоряжение о повышении боеготовности, Военный совет флота стал анализировать обстановку, прикидывая, откуда и в каком направлении следует ожидать нападения. Как в Таллине, так и в Москве самым опасным участком побережья представлялся район Либавы. Там наши сухопутные и морские границы примыкали непосредственно к Германии. И действительно, война для Балтийского флота началась на суше, на участке Либавы.
Ход событий в Либаве вкратце был таков.
Командир базы М.С.Клевенский 19 июня получил приказ о переводе частей базы на готовность номер два. Об этом он известил своего оперативного начальника - командующего Прибалтийским военным округом и командира 67-й стрелковой дивизии генерала Н.А.Дедаева, с которым ему предстояло взаимодействовать. Около 23 часов 40 минут 21 июня приказом комфлота была объявлена готовность номер один с
