(*)
– И всё-таки, господин, зачем это? – демон смотрел с таким интересом, что Азазелю становилось нехорошо. Ну вот они все такие! Все! Те, кто не были из числа перворожденных, то есть не упали в своё время из ангельских кущ в настоящее пламя и тьму, а были перерождены из смертных душ, всё же никогда не будут равны истинной тьме.
А та не любит такую дерзость. Свет, к слову тоже, но об этом ангелы всегда умудряются забыть. Правда тех, кто прежде и сам был ангелом, не обманешь. Но суть простая: если высший чин отдаёт тебе приказ – выполняй. Про себя думай что угодно, если у тебя есть время. Но прежде – выполняй.
Так поступал архистратиг, получаю от Владыки приказ. Так поступали архангелы, получая приказ от архистратига и так поступали ангелы, получив распоряжение архангелов.
И также во тьме. Но нет! Пришли эти, новые, из перерождённых, из числа смертных душ, которые были прокляты или награждены – тут уж от восприятия – и начали думать, что и в Подземном Царстве царят те же законы что и в Людском. Ан нет! Тут непринято спрашивать. Захотят – расскажут. А если нет – пеняй на себя.
Нет, не быть перерождённым настоящими демонами. Если они не понимают этой сути, если они не ловят тонкую грань покорности и дерзости, и стремятся вопрошать – то жить им во тьме, но не вечно, а пока тьма милостиво их прощает за глупости.
– Что ты имеешь в виду, Пеймон? – спросил Азазель с нарочитым спокойствием. Он часто бывал среди людей и всё уже понял про их любопытную суть. Научился терпеть, чего уж. Да и потом, как ему намекнули – древние демоны всё чаще отходят от дел, предпочитая доживать свою бренность в ожидании исхода. Это Азазель всё носится по поручениям как какой-то неугомонный посыльный.
Так что терпим. И не жалуемся в отдел кадров!
– Ну вот эта проверка…она зачем? – Пеймон так и не понял почему Азазель спросил его столь спокойно и даже выдержал паузу, позволяя Пеймону одуматься и очнуться, да перестать задавать глупые вопросы. – Для чего?
От уточнения стало ещё хуже. Повеяло безнадёжностью. Азазель, который вообще-то обещал себе терпеть и не срываться на глупость, решил, что для собственного состояния лучше уже сорваться. Это же невыносимо! Стоять перед тем, кто известен как правая рука Самого, Его друг и соратник, и задавать вопрос, зачем, тебе, мол, это?
Пришлось коротко, но очень ёмко ответствовать, что в те времена, когда род Пеймона, людской, разумеется, род, ещё только отлипался от камней и учился речи человеческой, Азазель уже существовал и вовсю работал, вынося на своих плечах величие этого мира.
Величие и парадокс – если быть честным. И плечи были другими, ангельскими, если быть совсем честным.
Но ничего!
И вот пока Азазель прославлял волю великую, Пеймон, которого и в помине людском ещё не было, ровно и как всех его пра-пра-пра-пра-пра-дцать-прародителей уже был вписан в общий план мироздания.
Из чего следует, что таким как Пеймон надо свято молчать и помнить, что они ничтожны, а раз ничтожны, то не лезьте туда, где не понимаете, и делайте то, на что годитесь: выполняйте волю, явленную неподвластной вам силой!
К тому же Азазель ничего сверхъестественного не требует. Ему не нужно ничего, кроме информации о тех, кто был создан в древние дни, практически из чистого хаоса, но давно не заявлял о себе, и исчез. Следовало восстановить посписочно тех, кто ещё есть на свете, но скрывается и тех, кто изменился…
Ну и те причины, что свели в ничто тех, кого уже не поднять. Да и речь-то о существах! О целых видах, прославленных то легендами, то ужасными сказками.
– Иными словами, я призываю выполнить должностные обязанности, – закончил Азазель весьма спокойно, пока Пеймон сползла по стене жалкой испуганной тенью, понявшей, наконец, кое-что о мироустройстве. – Ты же расписывался в должностной инструкции?
Пеймон мелко-мелко закивал. Слишком уж знакомо, чтобы не задать ему вопрос.
– А читал?
– Н…нет, – кажется, демон был готов потерять сознание от ужаса.
Азазель даже не скрывал своего раздражения. Ну что за беспечность! Ну куда ты торопишься, душа? на кону твоя вечность и как ты будешь е коротать зависит от того, как внимательно ты прочтёшь договоры и дополнительные соглашения!
Нет, за века они уже успели в Подземном Царстве узнать про право всё, что только можно было, да и поддержкой очень хитрых людских душ, мастерски при жизни орудовавших во всех этих хитросплетениях, заручились для консультаций, но сам факт!
К слову, это идея – Азазель мог бы теперь спокойно пожаловаться в кадры на демоненка, который не знает, а следовательно – пренебрегает своими обязанностями!
Азазель представил старого Морго, который ведал кадрами уже, наверное, тысячу лет, его спокойную улыбку, усталые глаза и согласие:
– Ну да, ты вправе.
А затем за этой фразой последует изгнание демоненка Пеймона в такие темные дали, что даже самому страшно представить! И потом будут отчёты. Служебная записка Азазеля в кадры, служебная записка Морго Самому с просьбой провести проверку, согласие Самого на проверку, потом результат этой проверки, направленный всем участникам, затем копия решения…
Короче, не стоил Пеймон всего этого!
Вместо этого Азазель отвесил ему красноречивый, объясняющий его позицию подзатыльник и Пеймон тонко-тонко заохал, заскулил, бормоча что-то про то, что читать всё это было скучно и он надеялся разобраться на ходу, и вообще – все так делают, он что хуже?
– А ты на худших не смотри! – рубанул Азазель, – ты на лучшее равняйся, глядишь, и выйдет чего!
Хотя в том, что будет хоть что-то хорошее он сомневался. Ну не исцеляются идиоты! По велению судьбы или ради подножки от неё бывает, конечно, и так, что идиотик возносится, празднует. А потом сюрприз! И темные дали, служебные записки, падение.
– Особенное внимание уделить тем, кто обведен, – наставлял Азазель, безо всякого сострадания глядя на Пеймона, – это существа особенно древние, для людей опасные. Фофи, Ньясский змей опасны даже для мелких демонов, так что их вообще в первую очередь отработать! Ясно?
Ответа Азазель дожидаться не стал. Пеймон, конечно, далек от понятия разума, но на страхе продержаться способен, ровно как и разобрать в этом страхе когда следует действительно расставить приоритеты.
Коротко кивая всем встречным в длинных и путаных коридорах, Азазель досадовал. Стыдно и неловко признавать, благо, признавать нужно было лишь для себя, но и ему неизвестна была цель внезапной ревизии. Нет, Сам в принципе всегда стремился к порядку, и в этом было ещё одно роковое разногласие его с Царством Небесным, которое верило в то, что порядок должен быть подчинен неизвестности и высшей воле.
– Порядок должен быть осязаем, – возражал Сам в те далёкие дни, правда, тогда он возражал ещё один на один с Азазелем, скрывшись от надзора архистратига, да и не был, строго говоря «Самим». – Какой смысл от упования на высшую волю, если ты не можешь с полной ясностью понимать чего эта воля хочет? Все говорят про высшие планы, но ты их знаешь? Или я? Или кто-нибудь? То-то же! может быть и нет никакого плана? Может быть, высшая воля и сама не знает чего делает, зато все события, сложенные обстоятельствами и случайностями называет достижениями своего плана?
Тогда Азазеля аж пробило на дрожь от такой смелой речи. В те дни он ещё не знал, что его ближайший друг скоро будет произносить слова куда более страшные и задавать всё более резкие вопросы. Всё было понятно в прошлом, предсказуемо…
– Высший план неосязаем, – попытался напомнить Азазель, – нам нельзя знать, чтобы не разрушить его.
– Чушь, – возражал его старый друг, которому в очень скором времени предстояло стать Хозяином. По воле высшей? По стечению ли обстоятельств? По великому неопознанному никем плану? – Если мы будем знать план, мы будем следовать ему яснее. Вот ты завтра где должен быть?
– В Иерихоне, – покладисто отозвался Азазель, не понимая ещё куда идёт разговор.
– И что ты будешь там делать?
– Мне нужно передать послание…
– Вот! Ты знаешь что будешь делать и где. И ты понимаешь как это сделать. Тебе сказали что нужно и дальше твоё дело. А мы? Что мы? Что нам сказали? И что нам делать?
Азазель пожимал плечами. Он не понимал трагедии незнания. Какая, в конце концов, разница, что там заключается в высшем плане? Ему дают поручения, он хочет служить, и что может быть иначе?
То ли досада была слишком едкой, то ли Сам уже ждал возмущения Азазеля, но стоило демону миновать очередной поворот, как в его голове прозвучал чужой голос, со знакомым смешком:
– А ты спроси!
Азазель не вздрогнул, только поморщился. За века он привык к тому, что его друг и Хозяин в совершенстве овладел искусством залезать в чужие головы. Правда, делал он это редко – соратники, зная о силе своего Хозяина, старались не лгать и выкручивались с понятными мотивами. А вот люди частенько заявляли о том, что Сам говорит с ними в их головах, но это было ложью. Когда Сам об это прознал, то даже поперхнулся:
– Я?! Говорю с ними? Это они говорят со мной!.. – и добавил уже тише с какой-то горечью: – мне остаётся только отвечать…
Но залезать в мозги и говорить Сам умел. Делал он это бесцеремонно.
– Напугал, – признался Азазель. Он стоял в полутьме коридора. Никто здесь не ходил – стараниями ли Люцифера или просто совпадением, но не ходил, так что Азазель мог спокойно глядеть в темноту и отвечать вслух, не вызывая никакого беспокойства и изумления. – Не положено же спрашивать, а?
Это было правдой. Люцифер, так тянувшийся к открытости и правде, после падения и пожара, расколовшего мира навсегда, вскоре и сам перенял закрытость планов. И это как-то удивительно легко вписалось в его мировоззрение.
– Я открываю только часть сути, чтобы не спугнуть всего.
– Когда-то ты хотел знать божественный план, – напоминал Азазель, – а сейчас? Сам таишься!
– Так проще, – не стал отпираться Люцифер.
А сейчас «спроси!» – рехнуться!
– Ну хорошо, – согласился Азазель, – и что ты планируешь? Зачем такая внезапная ревизия древних существ?
– Скажем так… за долгие и очень долгие годы, которые, разумеется, ничего не значат, я подал запросы во все уголки Подземного Царства. Я хочу знать сколько наших ходят в Людском Царстве, сколько у нас заморожено во мраке, сколько осталось чудовищ и сколько ещё мы можем пробудить – словом, я хочу знать всё. Единым отчётом.
– Почему? – спросил
