Но почему? Почему героическая страна на поверку проявила себя так, будто она состояла из слепцов, недоумков и трусов? Даже те, на кого остальные всегда равнялись, оказались мягкотелыми слизняками!
Неужели это родовая и роковая особенность социализма? Неужели иначе и быть не могло? Эти вопросы долго не давали мне покоя, но я, кажется, нашёл-таки ответ.
Ответ на сей вопрос, с моей точки зрения, скрывался в порочной кадровой политике, которую проводила партия большевиков, она же ВКП(б), а потом она же КПСС. Все же знали Сталинский завет, что кадры решают всё! Так почему же на самом верху всегда оказывались самые худшие из всех возможных претендентов? А уж остальные, которые были ниже, всегда подбирались по вкусу главного начальника!
В СССР было заведено, что именно партия всегда имела решающее слово при отборе кандидатов на любые даже мало-мальски значимые руководящие должности. Она же формировала и требования к кандидатам, она же и подбирала таких кандидатов, которые устраивали не коммунистическое Дело, а ее саму.
Так было! Если Читателю это известно и понятно, то следует вернуться к тому, что в стране не нашлось смелого воробья… Такими уж были партийные органы! Такими же, сделанными под ту самую партийную копирку, были и многие руководители производства! А ведь именно из них вырастали министры, председатели правительства и прочие, и прочие. Такими же были командиры в РККА и потом в Советской армии, такими были начальники в КГБ...
Неужели ход моей мысли ещё не ясен? Если так, то можно вспомнить, как в СССР производилось выдвижение кого-либо на вышестоящую должность. Причём, совсем не важно, на какую должность – партийную или комсомольскую? Может, профсоюзную, армейскую, производственную, научную, театральную, сельскохозяйственную… Любую!
И не столь уж важно, кто повышался – рядовой работник или руководящий. Суть механизма всегда оставалась одинаковой.
Как только намечалась вакансия, так начальник, в ведении которого она могла образоваться, поручал своим заместителям подобрать несколько подходящих кандидатур. Всё делалось тайно, чтобы заранее не возбуждать возможных претендентов. Потом их список обсуждали в узком кругу, отдавая предпочтение, конечно же, наиболее достойному. По крайней мере, так считалось. Если кандидат соглашался на сделанное ему предложение, то для окончательного решения вопроса на него писали официальное представление, аттестацию, готовили рекомендации и характеристики, хотя всё это уже отдавало излишней формальностью. Вопрос-то был решён!
Характеристики писали чуть ли не под копирку. Разглядеть за ними живого человека со всеми его особенностями было невозможно.
Трафарет использовался примерно такой:
«Свою специальность знает хорошо. В прошлом году успешно прошёл обучение на курсах повышения квалификации. Умеет сплотить вокруг себя товарищей (подчиненных) для выполнения производственного задания. Делу партии и советского правительства предан. Военную и государственную тайну не знает, но хранить ее умеет. Принципиален. Дисциплинирован. С товарищами вежлив и доброжелателен, пользуется их заслуженным уважением. С начальниками выдержан и корректен. Подал два рационализаторских предложения, которые внедрены в производство. Хороший спортсмен; два года назад участвовал в лыжном кроссе на первенство предприятия. В быту скромен. Хороший семьянин. Партийные и профсоюзные взносы платит регулярно».
Но очень и очень важно, что никакое назначение, даже самое выгодное и удачное, не могло состояться без одобрения партийных органов. Их слово всегда становилось решающим – наш человек или не наш. Вот в этом-то и состоял почти весь смысл кадровой политики. «Наш или не наш?» Не нашего пропустить никак невозможно, а то ведь станет воду мутить! Потому начальники штамповались по единому и самому худшему формату!
Всем партийным работникам (это они себя так называли, но точнее было бы их называть партийными бездельниками) требовался человек, исключительно к ним лояльный. Человек, который беспрекословно бы впитывал установившиеся «порядки», основанные на двойных стандартах, а не боролся за наведение порядков, полезных делу, выгодных предприятию или коллективу, нужных, в конце концов, советскому народу!
Партийные бездельники отбирали под себя людей, готовых впитывать «правила игры», а не боролся с недостатками и с людьми, мешающими делу. Отбирали людей, которые не стеснялись пользоваться закрытыми от народа магазинами, где было всё, да еще и значительно дешевле, нежели в официальной торговле. Отбирали людей, которые понимали бы без слов, что их привилегии есть плата за соблюдение внутреннего кодекса поведения, и ценили бы предоставленную им исключительность.
Я же, как и большинство моих товарищей, вырос совсем на других идеалах. Я всегда верил в других по своему духу коммунистов. Не в тех, которые – члены партии, а в настоящих. В героических людей, всегда готовых оказаться там, где труднее, где тяжелее, где опаснее. Они всегда и оказывались впереди. Всегда оказывались там, где приходилось вести за собой советских людей через трудности, через испытания, через лишения и невзгоды.
Потому самым дорогим кинофильмом для меня остался «Коммунист» и образ его главного героя, созданный актёром Урбанским. Вот откуда я черпал свои идеалы! Вот как стремился поступать всегда и сам. Но партийным бездельникам с нами было не уютно, и они своей кадровой политикой перекрывали нам любые дороги на руководящие должности. Потому очень редкие экземпляры из нас достигали руководящих высот. Туда поднимались лишь негодяи, получившие рекомендации от других негодяев, которых ранее уже допустили в номенклатуру.
И всё же настоящие руководители кое-где встречались. Мне, например, по телеинтервью когда-то очень нравился Вячеслав Матузов, квалифицированный работник ЦК КПСС. В нём сразу читалось неравнодушие за порученное дело и за общую ситуацию в стране. Знающий, понимающий, самостоятельно думающий человек, великолепный специалист, ориентированный на проблемы Ближнего Востока. Настоящий! Он как-то рассказывал, что и вокруг него в ЦК были люди хорошо образованные, больших профессиональных знаний, способностей и умений, честные, преданные делу и своему народу, из которого они и вышли, большей частью, из низов рабочего класса.
Когда же Генеральным секретарём ЦК КПСС голосованием в узком кружке политбюро был избран Горбачёв и стал проявлять себя, как разрушитель партии и народного хозяйства, многие товарищи Матузова не молчали. Они открыто требовали поменять вредный курс, явно взятый Горбачёвым на разрушение страны. Коммунисты всё видели, всё понимали, предвидели последствия и не молчали. А Горбачёв в ответ на это запретил партийные собрания в первичных партийных организациях Центрального Комитета!
Это же уму непостижимо! Запретить коммунистам собираться вместе и выражать своё мнение! Такого никто и представить себе не мог! Всегда было-то как раз наоборот! Действия Горбачёва попахивали диктатом самодурства или уже уверенным захватом власти людьми, не имевшими ничего общего с коммунистическими принципами! Да еще ведь следует учитывать, где происходил этот произвол. В самом ЦК! В штабе партии! В высшем партийном органе, провозгласившем в своём уставе демократический централизм!
Но несогласные и наиболее активные коммунисты стали самым странным образом исчезать, так что товарищи и концов их не находили!
Это уже начиналась активная борьба Горбачёва и его преступной клики с самой коммунистической идеей. По сути, был взят курс на дискредитацию партии и ее запрет, что попытался сделать ещё Ельцин, вознесенный на самый верх как раз той самой партийной кадровой политикой, которая вдруг сыграла себе же вопреки. Ведь поначалу Ельцина, бестолкового сынка начальника некого строительного треста, взяли по протекции и как представителя рабочего класса в районный комитет партии секретарём.
Многоопытный в кадровых делах его папаша порекомендовал сынку сразу после института, из которого сынок вынес воспоминания лишь о волейбольной площадке, поскольку больше ничем не занимался, сходить «в народ», а именно, устроиться на работу простым каменщиком, что Ельцин и выполнил, примазавшись на время к рабочему классу. А его продвижение по карьерной лестнице началось по элементарной ошибке партийных бездельников – врожденную дурь и ухарство Ельцина, его несдержанность и хамство, райкомовские партийцы расценили как принципиальность и стремление к справедливости любой ценой, даже не глядя на авторитеты!
Такие люди в райкоме были нужны! Они бы олицетворяли собой в глазах народа идейных борцов, а их сияние падало бы и на остальных проходимцев из состава райкома КПСС! Но и без протекции, разумеется, у Ельцина не обошлось!
И всё же моя речь не о таких постыдных выкидышах партии, каким являлся Ельцин. Были и настоящие личности на руководящих должностях. Они иногда встречались на всех уровнях. Они честно и бесстрашно сражались за правое дело, но большей частью терпели поражение, поскольку соотношение сил обычно выходило не в их пользу.
Мне физически невозможно всех их узнать и перечислять, но к ним, если поискать на самом высоком уровне, я тогда причислял Петра Машерова, Григория Романова, Шарафа Рашидова. Нравился мне тогда (не скрою своей обидной ошибки) и Юрий Андропов, в существе которого я долго не мог правильно разобраться. Он ведь обитал за теми красными флажками, за которые смертным заглядывать не полагалось! Слишком поздно я разобрался в том, что маскирующийся еврей и непреклонный троцкист являлся опаснейшим врагом советской власти. Он не только многие годы разрушал Советский Союз изнутри, но в итоге и подрубил его на корню.
Среди руководителей-производственников порядочные люди встречались чаще, нежели среди партийных работников. Причина скрывалась в том, что производственники были мастерами своего дела, а не разговоров на заданную тему. И образование они имели высшее по профилю работы, потому-то иногда срывались и говорили правду в глаза, иногда боролись за правое дело, а не за показуху, иногда, когда терпеть становилось невозможно, вскрывали нетерпимые недостатки производства.
[justify]Руководитель-производственник твёрдо знал, если его и снимут с должности, он всегда устроится, хотя бы рядовым инженером. В крайнем случае, встанет к станку. Для него не являлось позором оказаться в гуще рабочих людей! Он хорошо знал
