боятся могущества как России, так и Германии, и тем больше — взаимной дружбы последних. Поэтому к разрыву между нами и немцами были направлены все их усилия... В вопросах широкой политики нужно принимать во внимание не личные симпатии к нации, а политические выгоды».
Н. Марков-2-й: «Нужна война между Францией и Германией, нужна война между Англией и Германией, да, но между Россией и Германией не нужна ни для России, ни для Германии».
Ф. Винберг: «Россия и Германия ринулись друг на друга в ожесточённую борьбу, которой самоубийственно друг друга разрушили... Я проповедую для моей Родины союз с теми двумя народами [немецким и японским], с которыми Россия, на уклоне своей ныне павшей государственности, так неудачно воевала».
Ф. Безак: «Для всякого немца было непостижимо, чтобы наши былые союзники могли бы не воспользоваться тем, что при содействии немцев было сделано на Украине. Они были совершенно уверены, что явятся французские войска, и что при них культурный край, где экономическая жизнь начала налаживаться, где сельское хозяйство велось довольно успешно, где все заводы работали, не будет брошен на произвол судьбы. Ничего подобного не произошло... На наших союзников рассчитывать нельзя и свои взоры надо обратить в сторону Германии и Японии».
Е. Месснер: «Дружба с Германией сулила России мир, связь с Англией толкала Россию в войну».
Ф. Степун: «Спасение Германии в России. Спасение России в Германии».
Барон П. Врангель: «Перед самодавлеющей необходимостью немцы должны были бы отказаться от условий Брест-Литовского мира, предоставив русским возможность собственными силами восстановить на родине порядок, обеспечив тем самым базу снабжения в тылу Германии. Тяжёлое положение Германии давало нам право надеяться на заключение выгодного для нас договора. Что касается моральных обязательств по отношению, наших союзников, то от таковых Россия была свободна. За минувший период борьбы она принесла неисчислимые жертвы на общее дело, а участие союзных правительств в «русской бескровной революции» перекладывало ответственность за выход России из общей борьбы, в значительной мере, на иностранных вдохновителей этой революции. С государственной точки зрения я допускал возможность «немецкой ориентации».
Князь А. Ливен: «Несомненно, из всех стран Германия для собственного благополучия была наиболее заинтересована в восстановлении единой России».
И. Поляков: «Военное германское командование охотно шло нам навстречу во всём том, что касалось непосредственно борьбы с большевиками. У меня нет сомнений, что, возьми руководители Добровольческой Армии иной курс в отношении немцев, нам бы совместными усилиями при помощи германцев быстро удалось использовать богатейшие запасы Украины и Румынского фронта, в короткий срок создать настоящие армии, каковые, двинутые в глубь России, легко бы справились с большевиками, не имевшими тогда организованной надёжной силы».
В. Иванис: «Соглашение с немцами давало возможность быстрого освобождения края от большевиков и открывало шанс создать сорганизовать современную армию. Само население Кубани входило в контакт с нецами и никаких бед не знало».
Герцог Г. Лейхтенбергский: «Меня поражала лёгкость, с которой немцы отправляли или закрывали глаза на отправку в Добр. Армию офицеров. Ими руководило убеждение, что Добр. Армия, по существу своему, монархична, что поэтому усиление её есть усиление монархического элемента вообще и русского, национального, в частности, и что с монархической Россией они легче сговорятся в будущем, чем с большевиками, органически противными им самим существом своим».
