— Ну, во-первых, оно созвучно с её настоящим именем, — смутился философ. — Вот послушайте: Капиталина, Капа... Правда ведь похоже?!
— А во-вторых?
— Во-вторых она постоянно плакала, когда мы с ней познакомились. Когда надо и не надо. Ну просто плакса какая-то! Все время глаза на мокром месте. И мне так жалко её стало, словно это не она, а я её сбил. Стоит бедная со своим разбитым велосипедом, а слезы из глаз так и капают... Вот тогда и родилась эта ассоциация.
— Странно, — сказал художник, — у меня такой ассоциации почему-то не возникало.
— Ну почему же не возникало, — удивился Дима, — что вы на себя наговариваете? Вы это так мастерски изобразили на холсте, что у меня до сих пор мурашки по всему телу...
— Да нет, Дима, — задумчиво возразил старик, — это она мастерски изобразила! Я только добросовестно перенес все нюансы её лица на холст... А ну-ка посмотри теперь сюда и сравни, — художник достал другой подрамник и повернул его лицом к философу. У Димы похолодело в груди! Портрет был почти такой же. Та же поза вполоборота. Только рука была уже не расслабленная — она крепко сжимала подлокотник. Напряженные пальцы, вздутые сухожилия!.. Но это не от испуга, а от сознания собственной силы, которой у натурщицы было в избытке. Девушка чувствовала себя очень уверенно. Это подтверждал её взгляд с хищным прищуром. Твердый подбородок, четко выделяющиеся жесткие губы, а также невероятно мускулистая шея!.. Мгновение было схвачено, когда Капля, устав от длительного бездействия, неожиданно напряглась. И мышцы проявились во всём своем великолепии! Это говорило о её серьезной физической подготовке... Как он раньше этого не замечал?
— Значит, такой вы её увидели? Но это же невозможно!
Старик только пожал плечами:
— Я давно уже пишу портреты. И вот что я заметил: люди, когда они позируют, всегда стремятся выглядеть лучше, чем они есть. Это изначально в них заложено. Особенно в женщинах. Женщины часто смотрятся в зеркало и запоминают выгодные ракурсы и выражение лица, при которых они выглядят наиболее привлекательными. И потом, отходя от зеркала, они стараются эти ощущения сохранить. Всё фиксируется на подсознательном уровне... Но сеанс рисования длится долго, натурщица устает и в какие-то мгновения становится сама собой. И все плохое, что в ней заложено, выплывает наружу. То же самое происходит и с твоей Каплей. Надо отдать ей должное, она быстро приходит в себя и снова скрывается под маской. Но этих мгновений мне хватает, чтобы запомнить. У меня же профессиональная память. Вот этот холст я писал по памяти, когда оставался один.
— А Капля уже видела этот портрет?
— Этот нет. Этот я ей никогда не показывал! Она видела тот, который я писал с натуры. Который так тебе понравился! — старик вздохнул. — Твоя Капля очень хорошая актриса!
— Вы забыли нарисовать здесь веснушки, — сказал Усольцев. Старик только покачал головой:
— Нет, Дима, не забыл. Я пытался, но они выглядели чужеродными на этом лице. Парадокс, который трудно объяснить. Когда я работал над портретом, твоя Капля постоянно менялась внешне. Я же не всегда на неё смотрел, я был увлечен работой. Мое внимание полностью концентрировалось на холсте. Но мимолетные мои взгляды всё фиксировали! Однако стоило мне перевести глаза на твою девушку и задержаться, как её лицо тотчас же преображалось. И я все время гадал, где она настоящая? Потом, когда эта притворщица уходила, я по памяти восстанавливал то выражение, которое она пыталась от меня скрыть. И вот что получилось!..
* * *
Возникла продолжительная пауза, во время которой философ пристально смотрел в глаза художника и молчал. И старик не выдержал, стал нервно ходить по комнате...
— Однажды я прочитал очень интересный роман "Портрет Дориана Грея", — начал старик. — Там тоже был художник, тоже был портрет...
— Я читал роман, — перебил его философ, — и отлично понимаю, на что вы намекаете. Вы хотите провести аналогию... Не надо этого делать, Ангел Филиппович, здесь совсем другая история! Если хотите знать мое мнение, то извольте: Я снимаю шляпу перед вашим талантом. Оба портрета великолепны! Тот, что вы писали по памяти, просто гениален! Но именно его я прошу вас уничтожить. Прямо сейчас, на моих глазах! И никогда никому об этом не рассказывайте. Давайте, я уж сам буду разбираться со своей женщиной!
— Но, позволь, Дима, — сказал потрясенный старик, — я этот портрет писал для себя! Конечно, если тебе это так важно, обещаю — она никогда его не увидит! Да и вообще я не собирался его никому показывать. Даже тебе. Сам не знаю, зачем показал?..
— Давайте проясним этот вопрос до конца! — произнес философ более спокойным тоном. В его голосе прозвучали незнакомые нотки, и художник с удивлением замер. Такого поворота он никак не ожидал. Таким Диму Усольцева старик никогда еще не видел!.. А философ помолчал немного и продолжил: — Я не могу вам всего объяснить, но поверьте, это очень важно: О нашем разговоре никто не должен знать, а портрет придется уничтожить. Он должен бесследно исчезнуть. Прямо сейчас!..
* * *
